Заключение

Заключение

Что дало Руси христианство? Такого рода вопросы всегда не просты, поскольку учитывать надо не только приобретения, но и потери. Папа Иоанн-Павел II явно недоговаривал, когда оправдывал «увлечения» насильственными акциями церкви в деле искоренения язычества. Там, где христианизация проводилась насильственно, она для большинства обращенных означала порабощение. Именно поэтому на протяжении ряда веков вели борьбу с крестоносцами балтийские славяне и другие прибалтийские народы. Поэтому особенно важно оценить, как именно проходила христианизация и в каком виде христианство выступало.

Специалисты, достаточно единодушны в оценке крещения Руси как явления прогрессивного. При этом, однако, чаще всего имеется в виду соотношение абстрактного христианства и абстрактного язычества. А сравнение должно быть конкретным: что привносило и что разрушало христианство на Руси.

Главное достоинство язычества заключалось в сохранении в рамках его хозяйственного опыта. При насильственной христианизации часто терялись именно практические завоевания многих поколений. Собственно хозяйственному опыту на Руси христианство особого ущерба не нанесло: оно не пыталось, по крайней мере, на государственном уровне бороться с теми самыми поверьями, в которые одевается многовековая практика овладения законами природы. Более того. Церковь приспосабливалась к языческим праздникам, относящимися к циклу сельскохозяйственных работ. Сложнее было отношение к народной медицине, часто принимавшей форму волшебства.

Всюду в Европе горели костры, сжигавшие языческих кудесников. На Руси тоже эти костры вспыхнут, но несколько позже: впервые об этом упомянет новгородский летописец под 1227 годом, а затем сведения о них относятся к XV веку, когда само русское христианство, наконец, приобретает характерные византийские черты. Несомненны потери также в области поэтического творчества народа. Поэзия — обязательный спутник язычества и вообще племенного строя. Исторические песни поддерживали связь времен, а живая связь с природой давала образы, понятные язычнику и подозрительные для христианина. В монашеско-аскетическом варианте христианства особенному гонению подвергалось вообще языческое жизнеутверждающее «веселие». Поучения наполнены осуждениями светских развлечений, но результат от этого был крайне незначительный. В конце XI века митрополит-грек Иоанн II осуждает священников, участвующих вместе с мирянами в пирах и гуляниях, совместные гуляния мужчин и женщин проводились даже в монастырях. В миру же на такого рода призывы практически не обращали внимания.

Церковь на Руси изначально стояла все-таки под княжеской властью. А, по замечанию видного знатока позднего язычества Н. М. Гальковского, «в деле искоренения игр и плясок гражданские власти не всегда проявляли энергию, потому что сами в глубине души сочувствовали этого рода развлечениям». И много столетий спустя перед церковными служителями будут стоять те же самые проблемы. В начале XVI века игумен Елизарова монастыря Памфил осуждал псковичей за празднование Купальской ночи: «Мало не весь град возмятется, и в селах возбесятся, в бубны и в сопели и гудением струнным, и всякими неподобными играми сотониньскими, плесканием и плесанием, женам же и девам и главам накивание и устнам их неприятен клич, всескверныя песни бесовъскыя и хрептом их вихляния, и ногам скакания и топтания. Ту же есть мужем и отроком великое падение, на женское и девичье шатание и блудное им возрение. Також есть и женам мужатым беззаконное осквернение ту же и девам растление».

Много позднее, в 1836 году, нижегородские священники жалуются на свою паству, празднующую Семик — русалии, приспособленный к христианству как Троицын день: «В седьмый четверок по Пасце собираются жены и девицы под древа, под березы, и приносят, яко жертвы, пироги и каши и яичницы, и поклоняясь березам, учнут походя песни сатанинские приплетая пети и дланми плескати, и всяко бесятся». В быт никак не могла войти восточная неделя с нерабочим днем в воскресенье. Еще и в XVI веке, причем и у мордвы, и в Южной Руси, праздновали пятницу — остаток старого славянского календаря. Не случайно позднее пятница станет базарным, торговым днем во многих районах: в язычестве в этот день нельзя было работать, но можно было торговать.

Должно отметить, что русское духовенство хотя и боролось с языческими пережитками, все-таки относилось к ним довольно терпимо. И именно это обстоятельство обеспечивало обратную терпимость язычников к христианству. Лишь в пору голодных лет, моров, следовавших обычно за извне приходившими разорениями (вроде татаро-монгольского нашествия), обострялись отношения между теми и другими, а веры и суеверия проникаются фанатизмом.

Наступление церкви на повседневный быт, естественно, возрастает в эпоху образования централизованного государства, когда подчинение требованиям церкви становится одним из средств усиления контроля социальных верхов над низами. При этом низам запрещается теперь делать то, что позволяется верхам. В требнике XVI века можно прочесть вопросы на исповеди: «Не пел ли еси песней бесовских. Не играл ли еси в гусли или шахматы». В то же время в связи с третьей свадьбой Ивана Грозного по всем городам и волостям переписывали «веселых людей» и ученых медведей, которых и свезли на потеху в Москву.

Обычно отмечается положительная роль церкви в деле стабилизации государственности, укреплении феодального способа производства, прогрессивного для данного времени. В этой связи необходима только некоторая конкретизация. Довольно стройная система самоуправления в рамках городов и племенных союзов была эффективной, но не справлялась с новыми условиями: углубляющиеся противоречия между землями принимали угрожающий характер. Внешняя, не связанная с землями власть была не идеальным вариантом, но относительно меньшим злом. Язычество не могло снять напряженности между землями и разными общественными слоями. Христианство этой цели служило, и в той мере, в какой это было целесообразно в данное время, оно выполняло положительную роль.

С христианством обязательно связана письменность. Обучение грамоте начинается уже при Владимире. При Ярославе в Новгороде в учение было отдано 300 человек, и плоды скоро скажутся в широком использовании письменности в повседневной жизни новгородцев. Письменность расширит возможности обмена опытом в рамках, по крайней мере, всего христианского мира. В этой связи, однако, не следует преуменьшать и возможности язычества в поддержании преемственности. Преемственность сама в язычестве являлась объектом и формой культа. Всё племя, так или иначе, участвовало в сохранении преданий, песен, традиций. Но все это передавалось лишь людьми. Книги же могут пережить и людей, и общества, и государства. Проникновение на Русь христианства разными каналами способствовало обогащению культуры за счет достижений разных народов.

С религией обычно связаны все виды искусств. Христианство позволяло использовать опыт резьбы по камню, росписи стен и т. п. При этом, однако, не следует забывать и о больших достижениях в этой сфере язычества. Германские авторы выражают удивление, например, по поводу качества красок в росписях языческих храмов балтийских славян. Во всяком случае, красок такого качества у католических западноевропейских художников не было. Более бесспорен вклад в строительное дело. На Руси ранее не практиковалось каменное строительство. Теперь оно приходит из христианских стран (не только из Византии), достигая уже в XI–XII веках высокого развития.

В послемонгольское время церковь станет крупнейшим феодалом. Это увеличит ее экономические и политические возможности, но не поднимет нравственного авторитета. Борьба крестьян с монастырями за землю станет одним из главных проявлений классовой борьбы XV–XVIII веков, пока монастырские земли не будут переданы в казну. В эпоху становления абсолютизма у церкви возрастут возможности подчинять, но таким образом она становится лишь ветвью и проявлением Власти, все более отдаляющейся от Народа. Сила способна подавить, но связанные с ней идеи не станут органической частью мировоззрения ни тех, кого подавляют, ни даже тех, кто подавляет.

Хотя христианство и дало название основной массе сельских жителей — «крестьяне», мировоззрением их оно не овладело. В быту и производстве крестьянин оставался язычником. Иначе и быть не могло. В условиях жизни и труда крестьянина за тысячу лет мало что изменилось. По-прежнему подворье составляло основу хозяйства и повседневной жизни, а община удовлетворяла большую часть потребностей в общении, обмене знаниями и опытом.

Разложение общины отодвигало и привычные поверья. Уезжающие в город, как правило, оставляли в родных покидаемых местах леших и водяных, живших обычно в дремучих лесах и мрачноватых водоемах. Даже домовому не находилось места в городской коммунальной квартире. А где-нибудь у сельского колодца совсем недавно можно было услышать страстные, убежденные рассказы о встречах с домовыми. (Обычно «встречались» с ними женщины, а сами встречи происходили во сне или полудреме.) Бог небесный (и языческий, и христианский) был где-то далеко в заоблачной выси. А домовой всегда рядом. Его боялись. Но еще больше боялись, как бы он, обидевшись, не покинул свое жилье (чаще всего под печкой). Тогда — быть беде.

Поверья и предрассудки теперь вытеснялись не другой верой, а наукой, просвещением. Можно лишь пожалеть, что искоренение предрассудков не обошлось и без некоторых потерь. Ведь в мистической форме часто выступали знания, добытые многовековой практикой. Само знание традиционно мистифицировалось, и даже шарлатаны далеко не всегда были просто шарлатанами. Что-то они знали из недоступного простым смертным, хотя и не могли объяснить природы своих секретов.