I~Формирование субъекта из металла

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

I~Формирование субъекта из металла

«Гордость и достоинство стоят дороже, чем голод, жажда и холод»

Томас Джефферсон

Семинарист выбирает (Вначале был Coco)

21 декабря лета 1879 от Рождества Христова или, как уверяют новейшие исследователи, годом и тремя днями раньше, в семье ремесленника Виссариона (Бесо) Джугашвили, в городке Гори, расположенном на востоке Грузии, родился мальчик, нареченный Иосифом. Именем примечательным со времен глубокой древности.

Однако в отличие от библейского персонажа у Иосифа Джугашвили, сына Виссариона, не было ни братьев, ни сестер.

Родины обеих Иосифов сравнительно близко расположены географически. Гори — живописный городок, раскинувшийся на берегу буйной реки Куры, у подножия высокого холма с крепостью на вершине. Он являлся тогда уездным центром Тифлисской губернии Российской империи. Не столь уж далеко от Гори располагается громада гор главного Кавказского хребта, усыпанная сияющим, никогда не тающим снегом, в обрамлении, казалось бы, недвижных белых облаков. Центральный город Грузии Тифлис также находится километрах в 60 от Гори.

С раннего детства родители звали своего единственного оставшегося в живых ребенка уменьшительно-ласкательным именем Coco. Мать будущего вождя, Екатерина, урожденная Геладзе, происходила из семьи крепостных крестьян. Когда родился Иосиф, ей было немногим более двадцати лет и, к тому времени, она уже успела похоронить троих младенцев.

Первые годы своей жизни Coco провел на Красногорской улице в непритязательном домике с одной единственной комнаткой. Его отец, Виссарион Джугашвили, был суровым, грубым и вспыльчивым субъектом, нередко искавшим забвения на дне бутылки. Вследствие этого между супругами неизбежно вспыхивали скандалы.

Сызмальства Coco Джугашвили рос в гнетущей обстановке острой материальной нужды и перманентного семейного конфликта. Около 1883 года материальное положение семейства Джугашвили ухудшилось настолько, что оно начало кочевать, в буквальном смысле этого слова, по городку, перебираясь с квартиры на квартиру. Когда мальчику исполнилось пять лет, его отец отправился в Тифлис -работать на кожевенной фабрике, не порывая, впрочем, окончательно связи с семьей. Мать Coco с трудом сводила концы с концами, работая прачкой, швеей и кухаркой у более состоятельных земляков.

Серьезнейшим разногласием между родителями было их диаметрально противоположное отношение к будущему Coco. Мать выказывала намерение послать его в духовное училище Гори, что явилось бы первым этапом на пути к карьере священника.

В 1888 году она осуществила задуманное — мальчика зачислили в училище. Учился маленький Coco прекрасно. Но его отец, приехавший как-то в Гори, забрал мальчика из училища и увез в Тифлис. Там он устроил Coco работать на кожевенную фабрику, решив осуществить свое заветное желание — сделать из сына сапожных дел мастера. Истинно пролетарским занятием, однако, Coco занимался недолго. Материнский характер оказался покруче отцовского. Екатерина была женщиной с пуританской моралью, строгой и решительной, твердой и упрямой, требовательной к себе. Эти ее качества перешли к сыну, который больше походил на нее, нежели на отца. От родителя мужского пола Coco перенял лишь бунтарский характер. Мать привезла своего единственного ребенка обратно в Гори и вернула в училище.

Мальчику было всего лет тринадцать, когда он окончательно потерял всякую связь со своим папой. Разрыв с отцом, несомненно, повлиял на формирование мировоззрения юного Coco. Он лишился нелюбимого родителя, однако скорее оказался в выигрыше от этой потери. Виссарион Джугашвили являлся для него отцом лишь биологическим, всякая душевная близость между ними отсутствовала. Возможно, Coco ощутил с исчезновением отца и исчезновение существенного фактора в какой-то степени препятствовавшего реализации честолюбивых планов матери, совпадавших с его собственными устремлениями. На уровне подсознания же, у мальчика непременно должно было отложиться, что отсутствие пусть даже самого близкого родственника может означать одновременно и решение негативных вопросов, связанных персонально с этим человеком.

Вся последующая жизнь и деятельность Джугашвили происходит исключительно апостериори, то есть на основании личного опыта, без отцовского фактора. Он неизбежно очень рано начал взрослеть. Крайне живой и любознательный мальчик очень быстро стал одним из лучших учеников не только в своей группе, но и во всем училище. Уже тогда в нем проявляются лидерские качества, стремление верховодить не только в учебе, но и вне этого процесса.

Переходя из класса в класс как лучший ученик, Coco окончил училище в 1894 году и получил аттестат с отличием, который редко выдавался учащимся из бедных и малообеспеченных семей. После успешных вступительных экзаменов его приняли в Тифлисскую духовную семинарию на полное обеспечение.

Одаренный, старательный и трудолюбивый сын сапожника твердо вознамерился преуспеть. Вместе с тем знаменателен тот факт, что он не питал особой почтительности к представителям администрации учебного заведения. Вместо смиренной покорности перед старшими, которую система образования стремилась привить, Coco демонстрировал независимость своего мышления и вел себя соответственно.

Через два года после поступления Coco в горийское училище царское правительство усилило политику русификации приграничных земель, в том числе и в Грузии. Обязательным разговорным языком в учебных заведениях стал русский, с непременным вытеснением родных наречий.

Вне стен училища Coco с упоением читал грузинскую литературу. Особенно глубокое, надолго сохранившееся впечатление произвел на него роман грузинского писателя-романтика Александра Казбеги «Отцеубийца». В псевдоисторическом любовно-приключенческом произведении Джугашвили запала в душу фигура благородного разбойника по имени Коба. В нем, своеобразном кавказском Робин Гуде, Coco нашел для себя одного из первых героев, достойных подражания. Имя и образ Кобы соответствовали представлениям впечатлительного мальчика о самом себе, как герое. По мере отождествления с Кобой, Coco начал именовать сам себя данным именем. Он настаивал, чтобы сверстники именовали его только так. Лицо Coco озарялось светом гордости и радости, когда мальчишки называли его Кобой.

Помимо ярких похождений главных героев в произведении Казбеги яркой нитью проходила тема неравенства и несправедливости общественного устройства. Косвенно оно подталкивало пылкого читателя к необходимости борьбы с грубейшим произволом представителей структур власти. Подросток с незавидным социальным происхождением, Coco легко мог внушить себе подобные мысли.

Произведение Казбеги подготовило почву для дальнейшей метаморфозы романтического героя в ниспровергателя устоев несправедливого общества — революционера.

В сентябре 1894 года Coco Джугашвили переступил порог каменного 3-этажного здания Тифлисской духовной семинарии, всего за несколько недель до занятия царского престола последним российским самодержцем Николаем П.

Он оказался в мире, существенно отличавшемся от привычного — горийского. Свыше пятисот учеников практически все время находились там взаперти, на казарменном положении. Они вели жизнь, строго регламентированную церковными распорядками. Всякие духовные потребности, отличные от религиозных догматов, жестко подавлялись. Во главу угла, как и в Гори, была поставлена тотальная русификация. На занятиях не только вменялось в обязанность говорить только по-русски, но запрещалось также читать грузинскую литературу и газеты, а посещение театра считалось самым смертельным грехом.

Неудивительно, что духовная семинария издавна поставляла не только священников, но и молодых грузинских революционеров. Многие студенты, воспользовавшись знанием русского языка, изучали народническую литературу, поступавшую из России. В семинарии действовали тайные группы самообразования и дискуссионные кружки, организовывались массовые протесты.

В конце 1893 года, до того как Coco попал в заведение, семинаристы потребовали прекратить унижающие человеческое достоинство слежки, уволить наиболее ненавистных педагогов и, наряду с русским, вести преподавание на грузинском языке. В ответ власти закрыли заведение на месяц и отчислили 87 слушателей, причем 23 из них запретили проживание в Тифлисе. В числе смутьянов был и земляк Coco Владимир (Ладо) Кецховели, посещавший в Гори то же самое училище, что и Джугашвили.

Coco прибыл в семинарию, когда отголоски бунта еще ощущались. Существует версия, что он будто бы с первых же дней невзлюбил это заведение. Однако первые два года Coco достаточно преуспевал в науках с весьма приличным средним баллом по учебе и оценкой отлично по поведению. Одновременно юный Джугашвили продолжает детское увлечение и успешно пишет стихи светского содержания, которые публикуются в местных печатных изданиях.

Внезапно Coco прекращает занятия поэзией, вероятнее всего, по причине крупного конфликта с руководством семинарии. Отношение к учебе у Джугашвили также кардинальным образом изменилось. Он уже не старался быть первым по всем дисциплинам и преуспевал лишь по логике и гражданской истории. Теологические науки, иностранные языки и другие предметы мало интересуют Coco.

Удушающая атмосфера Тифлисской семинарии еще больше способствовала быстрому возмужанию некогда столь жизнерадостного подростка. Он стал гораздо более задумчив и, казалось бы, замкнут. Присущая ему всегда любовь к играм и забавам детства моментально испарилась.

Отказываясь от развлечений, Coco зато не расставался с книгами и, уединившись, усиленно поглощал их содержимое. Перестав стремиться к успехам в учебе, он временно перенес потребность в выражении своего «я» на другую сферу — самообразование. По мере получения необходимых познаний, Coco обретал самоуглубленность и сдержанность, что поспособствовало его приобщению к нелегальному кружку отдельных семинаристов.

Членство в этой группировке дало Coco первый опыт конспиративной деятельности, который становился все богаче. Сильнейшим импульсом для Coco послужило появление после четырехлетнего отсутствия осенью 1897 года в Тифлисе Ладо Кецховели, восстановившим связь с семинаристами и взявшим на себя роль наставника кружка нелегалов. Пример Ладо Кецховели, несомненно, явился одним из факторов, повлиявших на решение Джугашвили целиком отдаться революционной деятельности.

Он дружил в семинарии с его младшим братом Вано и часто приходил на квартиру Кецховели почитать что-нибудь из запрещенной литературы. Там Джугашвили и познакомился поближе с Ладо. Последний был старше Coco на четыре года. Горийское училище, Тифлисская духовная семинария, а затем конспиративный мир политика-революционера — таков был путь, прошедший Кецховели. Джугашвили нашел его образ убежденного и пламенного бунтовщика необычайно привлекательным и достойным для подражания. Coco испытывал к старшему Кецховели нечто похожее на чувство благоговения перед таким героем-смутьяном. Это ощущение во многом предопределило судьбу Джугашвили, а некоторое время Ладо являлся его истинным кумиром.

Не столько деятельность, сколько сама личность Ладо Кецховели оказали решающее влияние на формирование характера Джугашвили. Ладо являлся живым примером человека, сделавшего революционную политику своей профессией, и подтверждением практической возможности аналогичного выбора для Coco Джугашвили. Он постепенно определяется, и начинается этап подлинной трансформации Coco в Кобу.

Август 1898 становится поворотным пунктом для Джугашвили: он принимается в члены грузинской социал-демократической организации «Месаме — Даси», фактически являющейся Тифлисским филиалом Российской Социал-Демократической Рабочей Партии (РСДРП). А в мае 1899 года Coco-Коба окончательно ставит жирный крест на возможности преуспевания в жизни посредством работы служителем религиозного культа.

В краткой биографической хронике об этом эпизоде его жизни лаконично сообщается: «И.В. Сталин исключен из Тифлисской духовной семинарии за пропаганду марксизма». Сам вождь много позднее в беседе с немецким писателем Эмилем Людвигом заявил, что из «протеста против издевательского режима и иезуитских методов», которые применялись в семинарии он «готов был стать и, действительно, стал революционером, сторонником марксизма, как действительно революционного учения».

Точно неизвестно, как реагировала на исключение Екатерина Джугашвили, однако догадаться не составит труда. Ее сын отказался от повторения блистательной карьеры легендарного Иосифа Прекрасного, бывшего когда-то советником самого фараона Египта. Он избрал извилистую и малоконъюнктурную дорогу нелегала-революционера со всеми присущими этой профессии тяготами и невзгодами. Чья мать одобрит такой рискованный выбор жизненного пути?

Путем максимальной самоактуализации

По мнению доктора А.В. Островского, автора новейшего и обстоятельнейшего исследования деятельности Сталина до 1917 года, «вопрос о причинах его исключения из семинарии пока остается открытым».

Между тем, к весне 1899 года Coco-Коба Джугашвили превратился в одного из самых недисциплинированных и неуспевающих воспитанников семинарии, что было обусловлено его принадлежностью к революционной партии и работой в качестве пропагандиста рабочих кружков для пробуждения тифлисского пролетариата к активным действиям.

Складывалась парадоксальная ситуация — семинария кормила, поила и обучала ярко выраженного бунтаря, противника устоев самовластья. И очевидно, не желая далее терпеть столь своеобразного студента, руководство богоугодного заведения поставило вопрос ребром: потребовало внести плату за обучение и содержание.

Последнее обстоятельство не могло не задеть самолюбие уроженца гор и вынудило сделать окончательный выбор: он проигнорировал очередной экзамен и был отчислен за неявку. Вместе с тем духовные отцы явно не желали бесповоротного отлучения «заблудшей овечки» от остальной паствы. Так как в свидетельстве Джугашвили об окончании 4-х классов духовной семинарии отмечается его отличное (выделено мной — М.А.) поведение при вполне сносных оценках за учебу.

Следующие записи позволяют понять, казалось бы, труднообъяснимое. В них декларировалось, что Джугашвили обязан был вернуть Тифлисской семинарии довольно приличную сумму — около 700 рублей, в случаях непоступления «на службу по духовному ведомству или на учебную службу в начальных народных школах», иначе говоря, на служение самодержавию.

Coco-Кобе (по причине его несомненной молодости) давался шанс, которым он не воспользовался, неуклонно намереваясь стать только Сталиным и никем иным более.

Весьма характерно, что позднее в одной из анкет он сам сформулировал более драматизированную версию своего ухода из семинарии, как якобы «вышибленного» за пропаганду марксизма, тем самым, существенно повысив свой статус непримиримого борца с самодержавием.

Само название книги профессора Островского «Кто стоял за спиной Сталина?» предполагает наличие ответа на поставленный вопрос. Обнародовав огромное количество малоизвестных подробностей и сведений, ученый «установил», что реальная биография Сталина существенно отличается от той версии, которая нашла отражение в официальной литературе. Тем самым, весьма поспособствовал увеличению «тумана» в дооктябрьской жизни и деятельности «чудесного грузина» и даже высказывает предположение, что Джугашвили и Сталин могли быть разными людьми.

Не остается без внимания и набивший оскомину вопрос о якобы имевшем место тайном сотрудничестве Иосифа Джугашвили (Сталина) с Департаментом полиции и царской охранкой. Хотя совершенно очевидно, что эти слухи были распущены политическими противниками и недоброжелателями Сталина уже после того, как он стал единоличным правителем России. Цель злостных инсинуаций преследовалась однозначная — дискредитация личности вождя.

Нетрудно заметить, что жизненный путь Сталина категорически исключает даже саму вероятность его делового сотрудничества с царскими спецслужбами. Тайный правительственный агент, практически не вылезающий из узилищ и ссылок, что может быть более абсурдным — в первые 16 лет 20-го столетия Коба Джугашвили (Сталин) провел в неволе добрую их половину.

Большинство исследователей абсолютно игнорируют такое общеизвестное качество Сталина как полное отсутствие корыстолюбия, стимула сильнейшего для любителя «сладкой жизни», каковым он, кстати, не являлся.

Далее, семинария являлась идеальным местом для развития качеств тайного агента (что особенно убедительно описал Стендаль в романе «Красное и черное»), и пожелай Джугашвили выбрать данную стезю, его судьба сложилась бы совершенно по-другому. Вне всякого сомнения, неотъемлемой частью натуры Сталина являлась потребность реализовать (самоактуализовать) свою личность как можно выше. То есть, у Кобы абсолютно отсутствовала мотивация быть секретным сотрудником (сексотом) на службе самодержавию.

Помимо прочего, он был человеком далеко не робкого десятка, чтобы дать очень просто запугать себя даже самым злобным жандармам или полицейским. В то же время из трагической и нелепой смерти старшего Кецховели, застреленного в тюрьме часовым при выкрикивании им антиправительственных лозунгов, Коба Сталин извлек для себя много поучительного.

Сталин не был идеальным человеком, таковых в природе попросту не имеется. И в отношениях с жандармами, шпиками, стражниками и прочими ревнителями самодержавия проявлял, естественную в его положении гонимого, осторожность. Разумеется, в трудных ситуациях он прибегал к компромиссным решениям в пределах разумного. Об этих эпизодах, где щепетильный в вопросах чести кавказец не проявил в полной мере рыцарских качеств, ему не хотелось, конечно, вспоминать. И только этим обстоятельством, преимущественно психологическим, можно объяснить некоторые нестыковки биографии.

Коснувшись сферы психологии, невозможно обойти тему потребности самоактуализации, которую великий мыслитель Абрахам Маслоу объясняет желанием людей реализовать себя, «а именно к склонности проявить в себе то, что в них заложено потенциально… чтобы достичь всего», на что они способны. К самоактуализировавшимся людям Маслоу, в результате своих исследований, отнес из числа государственных деятелей Авраама Линкольна, Томаса Джефферсона.

По многим параметрам Сталина можно отнести к самоактуализировавшимся людям, которые «гораздо быстрее и легче других выделяют новое, специфическое и конкретное из общего, абстрактного и схематичного. Следовательно, они в большей мере, чем окружающие, живут в реальном мире, а не в океане человеческих представлений, обобщений, ожиданий и стереотипов, которые многие ошибочно принимают за действительность».

Главное в самоактуализирующихся людях, по мнению Маслоу, что имеется и у Сталина, это интеллектуальная мощь и наличие сильной воли.

«… Следует иметь в виду, что это очень сильные люди. Они вполне могут проявить ледяную холодность, когда ситуация этого требует; обычные люди не способны на такие проявления… Некоторые из этих людей настолько быстро оправляются от утраты близкого человека, что кажутся окружающим бессердечными…».

Самоактуализирующиеся люди склонны к уединению, уверяет Маслоу, «без всякого ущерба для себя и без ощущения дискомфорта». Они «умеют сохранять достоинство и с честью выходят даже из самых сложных ситуаций». Этим людям не составляет особого труда «сохранять спокойствие и невозмутимость, поэтому жизненные невзгоды и удары судьбы не вызывают у них реакций протеста, как у обычных людей». «Их самообладание иногда воспринимается другими людьми как суровость и отчужденность».

У самоактуализирующихся людей, отмечает Маслоу, своеобразное чувство юмора, они несовершенны и им свойственны многие человеческие слабости. В то же время «…лицемерие, хитрость, притворство, бравада, наглость, игра, попытки произвести впечатление — все это практически не свойственно таким людям…».

«Человек должен быть тем, чем он может. Люди должны сохранять верность своей природе», — убеждает Маслоу.

Отсюда следует вывод: в жизни всегда происходит то, что неизбежно должно случиться. Одним людям суждено стать Джефферсонами, Линкольнами, Сталиными, другим, соответственно, иудами, гапонами, азефами.

Сквозь невзгоды и тернии

На стыке XIX и XX веков, в момент, когда Джугашвили решительно и бесповоротно отказался от возможности служения самодержавному режиму (жизни сравнительно спокойной и благопристойной), идеи западноевропейцев Карла Маркса и Фридриха Энгельса о предпочтительности революционного преобразования общественных отношений уже успели пустить первые ростки в России. Истинными их последователями считались персоны, всецело признававшие и одобрявшие теорию классовой борьбы, пролетарской революции, диктатуры пролетариата и построения коммунистического общества — рая для всех «униженных и оскорбленных».

Позже, выступая перед тифлисскими железнодорожниками, Сталин назовет период своей жизни с 1898 по октябрь 1917 года школой «революционного ученичества». Там же вождь выскажется самокритично в том смысле, как он «впервые получил кружок из рабочих железнодорожных мастерских… получил первые уроки практической работы».

Он был тогда совсем молодым человеком, начинающим революционером, чуть больше начитанным, скромно обмолвился Сталин относительно своих старших коллег и «передовых рабочих Тифлиса».

Фактически же Джугашвили поглотил к тому времени уже изрядное количество запрещенной литературы. Оставив семинарию, Коба продолжил работать пропагандистом группы самообразования рабочих железнодорожных мастерских Тифлиса, в которых его еще знали как Coco. Он перебивается еле-еле в материальном плане, давая частные уроки, а в начале 1900 года находит работу и пристанище в Тифлисской физической обсерватории.

От наблюдателя за явлениями природы требовались точность и аккуратность в составлении метеорологических сводок. Джугашвили быстро уяснил свои нехитрые обязанности и прилежно исполнял их более года. Срока вполне достаточного, дабы приобрести определенные привычки. Трудно не согласиться с исследователем Ю.В. Емельяновым, высказавшим предположение, что в обсерватории сформировалась привычка Сталина «давать конкретную оценку различным процессам и явлениям, оперировать точными расчетами и техническими терминами» и развилась способность прогнозировать события.

Летом Coco-Коба знакомится с видным русским социал-демократом Виктором Курнатовским, сторонником Владимира Ильича Ульянова (Ленина), звезда которого только начала восходить на революционном политическом небосклоне России. Курнатовский вносит свою лепту в дальнейшую радикализацию взглядов молодого кавказца, принимающего участие в организации массовой забастовки в Главных тифлисских железнодорожных мастерских.

Экономические требования забастовщиков не были удовлетворены, а многие участники акции протеста подверглись наказаниям. Получив расчет, часть рабочих подалась в Баку и Батум, разнося, таким образом, дух мятежа в другие регионы.

Перебирается впоследствии в эти города также Коба, полностью перешедший на нелегальное положение. Деятельность в Батуме и Баку, особенно в последнем — одном из важнейших промышленных центров державы, превратили его из малоопытного революционного пропагандиста и агитатора в стойкого бойца и «одного из практических местных руководителей».

В Батуме, в апреле 1902 года, Джугашвили впервые попадает в тюрьму, в которой содержится целый год. Затем переводится в кутаисскую тюрьму, дабы осенью 1903 года вновь попасть в зинданы Батума. Откуда он отправляется по этапу в ссылку в Восточную Сибирь.

В январе следующего года Коба совершает побег из ссылки, а летом приезжает в Баку, где и обитает преимущественно до следующего ареста и высылки в Вологодскую губернию.

В городе нефтяников зажигается первый семейный очаг Джугашвили. Он женится на Екатерине Сванидзе, обожавшей молодого подпольщика. Като была простой грузинской женщиной, для которой обязанности супруги составляли всю суть ее жизни. Она была набожна и абсолютно не разделяла революционных устремлений мужа. В течение пяти лет их совместное проживание очень часто прерывалось и, очевидно, ночами в одиночестве Екатерина истово молилась, чтобы ее Иосиф отказался от кочевой жизни революционера и занялся чем-нибудь более основательным. Молитвы бедной женщины не осуществились, родив ребенка мужского пола, она уже в следующем, 1909 году, заболела и умерла. Несомненно, Кобе Джугашвили была нанесена серьезная психологическая травма, но он продолжал заниматься весьма хлопотной революционной политикой. Уже вдовцом приходится ему вести жизнь кочевника и переносить свою долю тягот тюремных заключений и ссылок.

Не совсем ясно, насколько значительную роль сыграл Коба Джугашвили в так называемых «экспроприациях», то есть вооруженных ограблениях закавказских банков. Из них особенно нашумело нападение на Тифлисский государственный банк летом 1907 года, которое пополнило большевистскую казну огромной суммой денег. Эту операцию осуществил сущий сорвиголова, отчаянный и бесстрашный С.А. Тер-Петросян (Камо). Существуют не совсем достоверные свидетельства того, что эти и другие «эксы» в Закавказье, с одобрения Ульянова (Ленина), закулисно организовывал Коба. К тому времени он становится одним из наиболее ярых приверженцев Ленина в этом регионе.

Когда РСДРП раскололась на так называемых большевиков и меньшевиков, Коба Джугашвили однозначно выбирает большевизм. В декабре 1905 года он едет в качестве делегата от Закавказья на первую Всероссийскую большевистскую конференцию в Таммерфорсе. Там, в Финляндии, Коба впервые встречается со своим новым кумиром — Лениным.

Сфера деятельности Кобы Джугашвили постепенно и непрерывно расширяется, он дважды совершает непродолжительные поездки на партийные съезды в Стокгольм и Лондон. Летом 1909 года он бежит из городка Сольвычегодск Вологодской губернии. Однако в марте следующего года вновь подвергается аресту в Баку и осенью высылается обратно, с запретом наместника Кавказа на право проживания в родных краях в течение пяти лет.

Со второй половины 1911 года наступает петербургский период революционной деятельности Кобы, теперь уже под окончательным псевдонимом Сталин. Он вносит свою лепту в преодоление обстановки всеобщего уныния и апатии, обусловленных поражением революционных баталий 1905-1907 годов. В январе 1912 года на Пражской конференции РСДРП, избавившись от меньшевиков, большевики окончательно сформировывают самостоятельную партию. Коба Сталин в ней не участвует, однако кооптируется одним из четырех членов Русского бюро ЦК, специально созданного для руководства партией в России.

Его акции как большевистского лидера неуклонно повышаются. Осенью 1912 года Коба Сталин включился в яростный спор, происходивший между Лениным и Львом Троцким (Лейбой Давидовичем Бронштейном). Он обозвал приверженца меньшевизма Троцкого на страницах большевистской газеты «Правда» «чемпионом с фальшивыми мускулами» и «комедиантом». В конце того же года кавказец дважды выезжает в Краков на партийные совещания. Находясь за границей в январе 1913 года уже в Вене, Коба Сталин написал статью «Марксизм и национальный вопрос», высоко оцененную Лениным.

Тогда же в столице Австро-Венгрии, по-видимому, состоялась его первая личная встреча с Троцким, хотя оба присутствовали на партийном форуме в Лондоне в 1907 году. К весне Коба Сталин возвращается из зарубежья в Санкт-Петербург, где согласно указаниям Ленина вместе со Свердловым Я.М. (уже арестованным к тому времени) должен был реорганизовать редакцию большевистской газеты «Правда».

Всего неделю спустя его задерживают вследствие доноса депутата Малиновского Р.В. (секретного агента полиции) в зале Калашниковской биржи во время благотворительной акции и заключают под стражу. После почти четырехмесячного нахождения в столичной тюрьме Кобу этапируют в Туруханский край под гласный надзор полиции на четыре года.

Интересные свидетельства об эпизодах пребывания Сталина в Санкт-Петербурге оставила Татьяна Александровна Словатинская, бабушка писателя Юрия Трифонова по материнской линии, член большевистской партии с 1905 года. Жилище Словатинской служило явочной квартирой большевиков, вследствие чего она познакомилась со Сталиным.

Последний показался Словатинской сначала «слишком серьезным, замкнутым и стеснительным. Казалось, больше всего он боится чем-то затруднить и стеснить кого-то». Словатинская постоянно внушала кавказцу вести себя более непринужденно и располагаться с большим комфортом в ее квартире. Однако Коба упорно не желал обременять хозяйку с домочадцами. Он постоянно просиживал в каморке для прислуги, питался лишь хлебом и пивом и очень много писал. Словатинская была последней, с кем Сталин перебросился несколькими словами в здании биржи и очевидцем его ареста. Бескорыстная большевичка весьма скромно оценивает свою роль в революционном движении как чисто «техническую работу». В то время как от четкости и оперативности выполнения этого весьма важного труда зависело очень многое: свобода, а иногда и жизнь подпольщиков. Словатинская, явно не придавая особого значения содеянному, упоминает, что отправляла Сталину посылки в Туруханку по поручению ЦК. Фактически же, самоотверженная женщина помогла ему очень сильно, возможно даже спасла от гибели в суровых сибирских краях.

Почему Сталин и иже с ним Молотов?

Достаточно резонно возникает вопрос, почему все же, в конечном счете, Коба Джугашвили выбрал псевдоним Сталин, а не допустим Стеклов, Стебельков или Сибирцев. История образований прозвищ большевистских лидеров требует отдельного большого и специфического исследования.

Ориентировочно в году 1910 Джугашвили взял партийную кличку Сталин, главным образом по причине идентификации себя с Лениным. Действительно, не в пример таким революционным прозвищам как Троцкий, Каменев, Зиновьев и Молотов, псевдоним Сталин созвучен конспиративной фамилии Ленин. Но дело, очевидно, не только в преклонении новоявленного адепта марксизма Джугашвили перед авторитетом революционера Владимира Ильича Ульянова (Ленина).

Ранее, еще не вступив на путь революционной борьбы, юный Coco просит товарищей называть его Коба, что в переводе с тюркского означает «дерзкий», «задиристый» или «неустрашимый». Под этой кличкой он вступает на тернистую тропинку подпольщика-нелегала. Соображения конспирации вынуждают Кобу Джугашвили постоянно маскироваться и прибегать к многочисленным псевдонимам. Одно их перечисление займет довольно много места: Нижерадзе, Иванович, Салин, Селин, Стефин и другие.

Между тем, по истечении более чем 10 лет функционирования в качестве пропагандиста, агитатора и организатора, Джугашвили достигает определенной репутации в революционных кругах. Теперь Кобе крайне необходима постоянная фамилия, которая, во-первых, легко произносится и прочитывается по-русски, во-вторых, достаточно определенно свидетельствует о наиболее характерных особенностях его личности. Иными словами, Джугашвили внутренне решает быть уже не просто и не только Кобой, но Кобой Сталиным, то есть тем самым поднимает себя более чем на порядок выше. Не исключено, что он воображает себя тенью или заместителем Ленина. Ничего удивительного в этом нет. После гибели первого кумира Кецховели в августе 1903 года, Коба нуждается в новом наставнике, в чем он и признается позже.

Хотя первоначальное общение с Лениным «было не личное, а заочное», оно сразу произвело на малоопытного подпольщика «неизгладимое впечатление». Больше всего Кобу «впечатлили» одержимость Ленина борьбой с самодержавным режимом, фантастическая целеустремленность и его завидная способность приводить, казалось бы, железные аргументы для преодоления разного рода препятствий. Коба сразу распознал в Ленине истинно харизматического лидера, то есть деятеля, способного добиться намечаемых революционных преобразований.

В самом деле, среди множества последователей Маркса в России только Ленин представлял собой «редкостное явление человека железной воли, неукротимой энергии, сливающего фанатическую веру в движение, в дело, с не меньшей верой в себя».

Существует мнение, впрочем, недостаточно обоснованное, что, взяв русский псевдоним, Коба практически отказывался от своей кавказской национальности. В РСДРП он, конечно, не был единственным уроженцем Грузии, но именно на Джугашвили Россия оказала наибольшее влияние. Оперируя современными терминами, следует отметить, что он был русскоязычным грузином, не более. Гигантские российские размеры также не могли не оказать своего воздействия на выбор псевдонима Кобой.

Но самое существенное в этом все же заключается в следующем. Партийной кличкой Сталин (стальной ипостасью), Джугашвили недвусмысленно заявляет о своих амбициях человека предельно жесткого, скроенного из твердого и прочного металла. Весьма характерным является то обстоятельство, что его претензии никем из сотоварищей не оспариваются. Во всяком случае, не имеется сколько-нибудь убедительных свидетельств этого. Очевидно, они успели оценить угловатые повадки уроженца гор, как следствие его, не слишком общительного и, пожалуй, правильнее будет сказать, недостаточно коммуникабельного характера.

Впрочем, вероятнее всего Джугашвили терзался некоторым комплексом неполноценности при общении с иными, более рафинированными и интеллигентными партийцами. Коба не мог также не испытывать некий психологический дискомфорт вследствие недостаточной теоретической «подкованности» и незнания иностранных языков. К тому же он принадлежал к так называемым инородцам, а также по своим физическим кондициям не соответствовал обычным стандартам. С самого раннего детства левая рука у него функционировала с ограничениями, вследствие травмы.

Гораздо вольготнее Коба чувствовал себя в компании с революционерами, приблизительно равными по образу мышления, а также безоговорочно признававшими его первенство.

Одним из таких деятелей являлся Вячеслав Михайлович Скрябин, впоследствии ставшим ближайшим сподвижником Сталина, его своеобразным альтер эго. Между ними явственно прослеживается некое духовное родство. Вследствие этого неудивительно, что Скрябин взял псевдоним Молотов. Сие прозвище также вызывает ассоциации с чем-то тяжеловесным, мощным и беспощадным. В то время как революционные прозвища большинства большевистских вождей не ассоциируются подобным образом.

Широко известна довольно пространная и не во всем верная характеристика, данная Молотову Черчиллем в своих мемуарах. Сэр Уинстон уверял, помимо прочего, что никогда в лице Молотова «не встречал человеческого существа, которое больше подходило бы под современное представление об автомате», некоего робота с приветливой улыбкой, отдававшей впрочем «сибирским холодом».

Действительно, в отношении полнейшей невозмутимости и хладнокровия, замечательного усердия и исполнительности, Молотова можно отнести к личностям легендарным.

Югославский литератор и общественный деятель Милован Джи-лас вторит именитому британцу. «У Молотова, — полагал Джилас, -нельзя было проследить ни за мыслью, ни за процессом ее зарождения. Характер его оставался также всегда замкнутым и неопределенным. Сталин же обладал живым и почти беспокойным темпераментом». Отсюда, кавказец, практически не уступавший россиянину в жесткости характера, отличался от него большей гибкостью мышления.

Будущий наперсник вождя родился 9 марта 1890 года в слободе Кукарка Вятской губернии в семье достаточно обеспеченного мещанина Михаила Скрябина. Вячеслав окончил в Казани реальное училище и получил даже начальное музыкальное образование. В казанском университете учился в свое время Ленин. В сем городе на Волге большая часть молодежи всегда отличалась радикализмом. Под влиянием весьма богатенького молодого купчика Виктора Тихомирнова юный Скрябин приобщается к марксизму. В 1909 году Вячеслав подвергается аресту и ссылается в Вологду. Вскоре пути Сталина и Молотова пересекаются. По-видимому, их первая встреча состоялась в Вологде или городке Сольвычегодск одноименной губернии, в которых Коба обитал с перерывами некоторый период времени. Начиная с 1912 года, в Санкт-Петербурге начала выходить газета «Правда», в числе первых редакторов которой был Сталин. В том же году Молотов приехал в столицу и поступил в Политехнический институт, а также стал одним из функционеров большевистского издания.

О том, что их сотрудничество станет весьма тесным и довольно продолжительным, а также займет столь заметное место в истории России, никому тогда, естественно, не могло присниться в самом провидческом сне.

Туруханский анахорет

Последнюю ссылку Сталина американский профессор Роберт Такер неоправданно насмешливо обозвал «сибирской интермедией». Между тем она явилась для будущего кремлевского долгожителя достаточно серьезным испытанием на прочность характера и во многом повлияла на его последующую деятельность.

Путешествие по железной дороге из Санкт-Петербурга в Красноярск заняло чуть больше недели. Затем Кобу Сталина отправили пароходом вниз по могучему Енисею в село Монастырское — административный центр Туруханского края.

Чем дальше на север продвигалось судно, тем меньше у Кобы должно было оставаться иллюзий на скорое освобождение и помощь извне. Первозданная природа тех мест могла очаровать своей дикой красотой, а могла и погубить неосторожного странника. Попытаться бежать оттуда, без основательнейшей подготовки, значило найти верную смерть.

В глухих чащах по берегам Енисея, других рек и речушек разбросаны были таежные хутора, станки, один от одного на неделю, а то и на три недели пути. В них поодиночке, парами, тройками были раскиданы поселенцы-революционеры. На сотни верст вокруг простирались бесконечные леса, труднопроходимые болота, далеко не безобидные звери помимо самого хозяина тайги, медведя. Выдержать Туру-ханку с ее ледяняще промозглым климатом, частыми пургами зимой, надоедливой мошкарой в сырой и короткий летний период могли только люди физически очень крепкие. А белые, изнуряющие душу, ночи, ощущение таежной пустоты и трагической отдаленности от всего остального мира предполагало и наличие отменного психологического здоровья. Иные ломались, они уставали ждать, надеяться.

Таковым, видимо, оказался большевик Иосиф Дубровинский, весьма почитавшийся Кобой Сталиным и погибший при неясных обстоятельствах незадолго до его прибытия в место ссылки. В память о безвременно усопшем друге Коба унаследовал несколько позже его библиотечку, на которую успели положить глаз другие ссыльные. Данное обстоятельство послужило поводом для небольшой склоки, которые довольно часто случались между революционерами в этом медвежьем краю.

Сам Коба Сталин, родившийся в прекрасной субтропической местности, живописнейшем уголке Грузии, стойко перенес все невзгоды, хотя первоначально ему пришлось весьма и весьма нелегко.

После 25-дневного дрейфа по Енисею, на исходе календарного лета он прибыл в Монастырское почти налегке и не слишком обремененный финансами. Между тем обещанная помощь запаздывала, хотя Ленин лично отправил ему из заграницы некоторое количество денег, причем еще до того как на совещании ЦК партии было решено организовать побег Сталину и Свердлову и соответствующим образом профинансировать.

Наступала осень, вот-вот закружатся в полную силу белые мухи и Коба вынужденно пишет на имя Кибирова И.И., туруханского полицейского пристава, прошение о назначении положенному ему небольшого правительственного денежного пособия. Попутно Коба Сталин наводит справки и ищет среди собратьев по профессии хороших и, главное, более состоятельных, чем он, знакомых.

Он встречается с Голощекиным Ф.И. (Филиппом), а у Свердлова, отбывавшего наказание неподалеку, гостит неделю. Реальной помощи Коба от коллег не получает, в довершение всего он заболевает и буквально бомбардирует, живущую в столице, Словатинскую просьбами о помощи. «Татьяна Александровна, как-то «совестно писать, но что поделаешь — нужда заставляет. У меня нет ни гроша. — Невесело констатирует Коба и продолжает -… все припасы вышли. Были кое-какие деньги, да ушли на теплую одежду, обувь и припасы, которые здесь страшно дороги. Пока еще доверяют в кредит, но что будет потом, ей-богу не знаю… Нельзя ли будет растормошить знакомых…».

Целая гамма, обуревавших кавказца, разнообразных чувств (от признательности до стыдливости) содержится в следующем послании. «Милая, дорогая Татьяна Александровна, получил посылку. Но ведь я не просил у Вас нового белья, я просил только своего, старого, а Вы еще купили новое, израсходовались, между тем, жаль, денег у Вас очень мало. Я не знаю, как оплатить Вам, дорогая, милая-милая» (выделено мной — М.А.).

И, наконец, Коба фактически обращается к Словатинской с воплем отчаяния.

«Милая. Нужда моя растет по часам, вдобавок еще заболел, какой-то подозрительный кашель начался. Необходимо молоко, но… деньги, денег нет. Милая, если добудете денежки, шлите немедленно телеграммой. Нет мочи ждать больше…».

В письме, адресованном «сдавшему» его Малиновскому, кавказец больше сдерживает эмоции, но тоже сетует на бедственное положение и просит организовать немедленную помощь.

«Понимаю, что вам всем, а тебе особенно — некогда, нет времени, но, черт меня подери, не к кому больше обращаться. А околеть здесь, не написав даже одного письма тебе — не хочется. Дело это надо устроить сегодня же и деньги переслать по телеграфу, потому что ждать дальше — значит голодать, а я и так истощен и болен… Неужели мне суждено здесь прозябать четыре года?…».

«Твой Иосиф», заканчивает письмо Коба, не имея ни малейшего понятия о том, что «его Малиновский» уже сообщил полиции о решении ЦК партии организовать побег Сталину и Свердлову и высылке им денег. Последний, между тем, получил адресованные ему лично, но фактически предназначавшиеся для обоих членов Русского бюро ЦК, 100 рублей, но не поделился со Сталиным. И все же помощь ему подоспела, когда окончательно закончилась распутица и установился санный путь, начали поступать первые деньги.

Зима была еще в полном разгаре, когда власти окончательно решили в целях более надежного воспрепятствования побегу двух большевистских лидеров отправить их еще дальше на север, «где нет других ссыльных, и специально для наблюдения за ними приставить двух надзирателей». В марте месяце Кобу-Сталина и Свердлова перевозят в Курейку, ближе к Полярному кругу.

Свое название станок Курейка получил от одноименной быстрой речушки, впадавшей в полноводный Енисей. Неподалеку от этого места разбросано было несколько деревянных домишек, располагавшихся на некотором отдалении друг от друга.

Некоторое время ссыльные проживали вместе, однако затем обособились и практически перестали общаться. Достоверно неизвестно, что именно повлияло на конфронтацию. Одним из факторов, возможно, был финансовый вопрос. Вторым — явная психологическая несовместимость двух большевистских вожаков. И, наконец, еще одним обстоятельством, вероятно, послужила женщина.

По недостаточно достоверным сведениям, кавказец якобы сожительствовал с местной крестьянкой и даже заимел от нее ребенка. Версия довольно правдоподобная, во всяком случае, заслуживающая внимания. Надо полагать, у Кобы было тогда достаточно сил для общепринятого способа извержения избыточного количества сексуальной энергии.

Что характерно, Сталин не затаил злобы на будущего председателя ВЦИК, о чем наглядно свидетельствует его поздняя достаточно прочувственная публикация. В то же время, отнюдь не случайно, кавказец в статье, посвященной персонально Свердлову, поставил рядом с ним по деловым качествам Дубровинского, погибшего в туруханской ссылке. Тем самым он давал понять, что останься он жив, то работал он ничем не хуже Свердлова, а возможно, и много лучше.

Некоторые исследователи полагают, что Коба Сталин проживавший у самого Енисея на небольшой возвышенности под персональным жандармским надзором, якобы часто имел неприятности с местными жителями. Однако подобная версия опровергается более достоверными свидетельствами, а также самим фактом его длительного проживания в Курейке. Тот же Свердлов, кстати, не скрывавший своей неприязни к местным, осенью напросился обратно, и его ходатайство было удовлетворено, а Коба остался один.

Он вполне лояльно относился к аборигенам и большую часть своего времени занимался рыбалкой и другими видами промысла, лишь эпизодически общаясь с другими ссыльными. Коба не слишком страдал от одиночества и тоски, от которой слабовольный человек впадал в мозговую спячку, переходившую в состояние анабиоза. После года пребывания в Туруханском краю он достаточно сносно адаптировался, финансовое положение ссыльного также определенно стабилизировалось.

В одном из посланий Коба, с присущим ему неподражаемым скрытым юмором, с оттенком сарказма, пишет, в том числе: «Дорогой друг! Наконец-то получил ваше письмо. Думал, было, что совсем забыли раба божьего — нет, оказывается, помните еще. Как живу? Чем занимаюсь? Живу неважно. Почти ничем не занимаюсь. Да и чем тут заняться при полном отсутствии серьезных книг?… Спрашиваете о моих финансовых делах. Могу вам сказать, что ни в одной ссылке не приходилось жить так незавидно, как здесь. А почему вы об этом спрашиваете? Не завелись ли случайно денежки и не думаете ли поделиться ими со мной? Что же, валяйте. Клянусь собакой, это было бы, как нельзя более кстати (выделено мной — М.А.). Адрес для денег тот же, т.е. на Спандаряна».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.