1927 г.

1927 г.

30 января. С пополнением надо что-то делать. Группе нужны люди. Штаб группы не может их дать. Среди живых людей много мусора.

2 февраля. Отсутствие пополнения может привести к ликвидации всего Русского отряда. Меня часто вызывает к себе Нечаев. Разговоры о разном. Предлагает должность начальника тыла дивизии. Я пока не дал ответа. На 17 февраля выступление на юг Китая 65-й дивизии. Перейдет она только ближе к фронту, но не на фронт. В дивизии – ничтожное количество штыков.

18 февраля. Картина у нас – безотрадная, все зашло в тупик. Вопрос с пополнением не двигается. Не могу понять, в чем дело. В Харбин поехал в отпуск Стеклов. Говорят, что не вернется. Нечаев не смог его пристроить.

19 февраля. С пополнением, конечно, штаб группы проспал.

1 марта. Цинанфу. Части 65-й дивизии идут на фронт, 105-й полк уже в Шанхае с Тупаном. Броневики в Пукоу, но 2 из них стоят здесь. Получено распоряжение: училище и Инженерную роту свести вместе, дополнить китайцами и сформировать Учебный полк, командиром которого назначен Михайлов. Нечаев пока находится здесь, но предполагает выехать на фронт.

7 марта. Все наше начальство с Тупаном, находятся в Нанкине. Здесь находятся все русские части, кроме 2-го конного полка, находящегося в операциях против хунхузов. На фронте пока боев наших с врагом не было. Полк Михайлова предположено передвинуть в Пань-Фу. Меня назначают в него помощником по строевой части. Я уже год служу в Шандуне и вижу, что за год почти ничего не сделано для Русского дела, а возможности были.

9 марта. Поговаривают о сведении всех русских частей в корпус.

28 марта. Наши части отошли на левый берег Янцзы. Причина – паника китайских частей. Материальные потери – велики. Из Цинанфу эвакуируют семьи англичан и американцев. Немцы и японцы остаются.

30 марта. У нас точных данных о потерях нет, так как Нечаев обособленно ведет свои дела и Штаб группы питается случайными сведениями.

13 апреля 1927 г. Цинанфу. В Китае сейчас смута в полном разгаре. Кантонцы захватили все области к югу от р. Янцзы. Северяне, видимо, захватят провинции севернее. Все газеты врут об этой войне. Чжан Цзолин перенес резиденцию из Мукдена в Пекин, так как борьба сосредоточена на юге Китая в бассейне Янцзы. Правительство Китая, фактически, в руках Чжан Цзолина, но юридически он только командует «армиями успокоения страны Ан-го-цун». У Пэйфу и Сун Чуанфан, в недалеком прошлом равновеликие великаны, сошли на нет ходом событий. Они потеряли влияние на своих территориях, так как оказались меж двух огней: с одной стороны – северяне, с другой – южане. Вместо них выдвигается Чжан Цзучан. Северяне несут идеи государственности, а не революции, юг для них был более симпатичен. Но пока они колебались, кантонцы заняли юг и стали там хозяйничать. В поддержке южан со стороны СССР мы могли убедиться, когда отбирали у противника оружие: оно было русское, с клеймами СССР.

23 апреля. В 7-м полку командуют ротами майоры, батальонами – подполковники. Подал рапорт о передаче туда 400 китайцев. Надо подумать о довольствии и помещении. Китайцев можно довольствовать дешевле.

26 апреля. В штабе нет переводчика, который бы и писал и переводил. Михайлову поэтому тяжело и приходится бегать для этого куда попало.

3 мая. Присылаемые нам пулеметы – в неудовлетворительном состоянии. У нас ничего нет. Нет даже поясных ремней.

4 мая. В 7-м полку – нет унтер-офицеров. Их у нас вообще мало.

15 мая. Вчера получили из бригады Чжао людей. Полагалось получить 300, списки дали на 284, а при поверке оказалось 272. Когда привели в полк, получилось уже 222. Из них трахомных и чесоточных – 39. Больше 2-х суток они ничего не ели. Я их успокаивал и кормил. И все же удрало за ночь человек 20. Вид у них – ужасный: грязные, голодные, их держали как зверей. Из них было не более 100 годных солдат. Много мальчишек и стариков. Идет агитация против русских частей, и этих дураков питают всякими страхами.

18 мая. На фронт уходит 2-й Особый полк, и ему только теперь дают полностью оружие.

20 мая. Китайское пополнение – скверное, рассчитывать на него трудно, что подтверждается постоянным дезертирством, хотя условия у нас очень хорошие.

16 декабря. Деревня Ся-дя у Сучжоу-Фу. Утром поехал к Тупану, чтобы выяснить обстановку. Стали появляться колонны отходящих частей. Потянулись обозы. Подозрительно полетели наши аэропланы, держа направление на север. Пришлось долго пробираться по узким улицам, сильно запруженным войсками. С юга по дорогам тянулись колонны войск. Начался отход. Вывозилось все, что было возможно. Наконец добрались до дома, где помещался Тупан. Большой двухэтажный дом китайского стиля. Караул и прочее, но беспорядок и грязь. Затем прискакал Савранский и передал приказание подвезти вещи, которые мы привезли, к линии, чтобы их погрузили на бронепоезд. Только лишь успели отправить вещи, как появился Семенов и, как всегда в серьезный момент, в истерике. Оказывается, вещи надо было отправить на вокзал. На самом деле удобнее и лучше был первый приказ. Словом, в полусуматохе мы двинулись обратно. Стоило торопиться и тормошить 7-й полк, чтобы грузиться и идти обратно походным порядком. К сумеркам стали искать места ночлега, но везде все было забито войсками. Семенов всю дорогу скулил, что мы пропустили Сараева и из-за этого он очень сильно беспокоится. Мы втянулись в маленькую кумирню, которую занимала команда войск Сун Чуанфана. Они, закусив, скоро ушли. Мы, подкрепившись пищей, попили чайку и легли спать. Люди были под открытым небом. Было темно, и дул холодный ветер. Кругом кишат отходящие колонны. Кое-где восточнее слышались одиночные выстрелы, и раз даже простучала пулеметная очередь. Все это вселяло нервозность. Часа в 23 пришли из батареи и сказали, что проходили китайские части, сказавшие, что за ними наших уже нет, а двигается противник. Семенов решил тоже идти дальше. Встали, быстро собрались, так как коней не расседлывали и пошли, ведя их в поводу. Опять у Семенова была истерика, когда рассуждали, по какой дороге идти. Из-за темноты решили идти на большую дорогу к разъезду. Взяли проводника, молодого монаха. Добрались до деревни, но пройти по ней ночью было невозможно, так как у нас пушка и Семенов вселял панику. На дороге везде стояли телеги, а по краям дороги спали уставшие люди. Кое-где тускло светили костры. Семенов приказал повернуть обратно, но спать ночью под открытым небом было холодно. Кое-где слышались, не то чудились выстрелы. Семенов, хотя делал вид, что спит, на самом деле не спал. Я тоже не мог заснуть из-за холода, да и обстановка смущала. Так пролежали часов до 4–5 утра. Лишь только чуть стал брезжить рассвет, пошли по другой дороге. Вскоре врезались в отходящие части. Шли кое-как по обочине. Вскоре стало светло и идти стало более-менее. Кругом были войска, тянувшиеся десятками тысяч по разным дорогам на север.

17 декабря. Обгоняем отходящие части и утром подходим к Императорскому каналу. Не доходя до него, в одном селении встретили полк Сараева. Он стоял у биваков и грелся у костров. На полотне стоял бронепоезд, с которого получили сданное нами ранее зимнее обмундирование. Там же люди надели сапоги, ватные куртки с брюками. Простояв час, двинулись дальше. Расположились в деревне Чен-Зай у Императорского канала, на границе Шандуня и Киансу. Вот уже 4-й день походной жизни. Только пришли в Сучжоу-фу, как на другой день пришлось спешно отходить назад. Торопились, чтобы назад идти в конном строю. Когда отходили поезда, то это были не составы, а какие-то гирлянды из людей, которые сидели и в вагонах и под вагонами, на буксах и как-то привязав себя к железным частям вагонов. Поезда шли один за другим с малыми интервалами. Некоторые из них соединялись вместе из-за слабости паровозов, так что были составы по 4 паровоза в разных местах поезда. Словом, картина редкая. Эту ночь провели беспокойно, хотя и совершенно напрасно. До нас доходят всякие слухи, и мы выступаем в 4 часа утра. Теперь идет перегруппировка сил, а это займет недели 2–3. Хлопочем, чтобы людям дали отдых, так как люди очень измотались за 3 месяца беспрерывных боев. Может, и отведут нас на отдых. Хорошо жить дома, а не в разрушенных китайских фанзах, не раздеваясь и почти не умываясь. Семенов рассказал про Манжетного, который оставил 50 человек. Семенов из-за этого не спит 2 суток. Перейдя канал, остановились в деревне Чен Зай. Кругом хун-чен-хуи. Погода портится, при ветре пошел снег. Когда мы стояли, к нам пришел Квятковский, шедший походным порядком, и сказал, что сзади нас уже никого нет и что противник выходит на железную дорогу обходной колонной. Как мы его ни уговаривали, он не согласился остаться у нас. На всякий случай послали разведку. Выяснилось, что многие части расположились на канале и что за ним еще много наших отходящих частей.

18 декабря. Вышли и попали опять в гущу отходящих колонн. Часа через 3 дошли до Менчена, забитого войсками. На вокзале – каша. Составы получить нельзя, а муку можно. Получив продукты, поехали дальше.

19 декабря. С истерикой Семенова вышли в гуще отходящих частей и расположились в деревне Хо-дя-Чжуан. Деревня была пуста. У другой собирались «красные пики». Все было заперто. Немного спустя появились жители. Опять с нашей стороны картина разбазаривания кур и прочего, хотя мясо и тут было. Здесь много фанз. Расположились в богатом доме, где много всякого добра. Нажгли большое ведро угля и немного угорели. С час после этого ходили шатаясь. Хорошо еще, что мы не легли спать!

20 декабря. Выступили, как всегда, в 8 часов и опять с густыми колоннами различных частей. Дошли до деревни Эрся-ден. Снова была у Валентина Степановича истерика из-за стоянки. Переночевали и утром вышли к Чен-чоу-фу. Хотели ехать на Цинин, но затем изменили решение, так как дорога шла через хун-чен-хуев, что грозило вооруженными столкновениями. Семенов решил этого избежать, и мы пошли в Чен-чоу-фу, потому что хотели увидеть Тупана. Пришли в деревню Ли-дя-цун.

21 декабря. В Ли-дя-цун закусили и выпили чаю. Валентин Степанович и я пошли на станцию за новостями, так как там жили летчики. Пошли через железнодорожный мост. Когда мы к нему подошли, то оказалось, что настила не было, а были только шпалы, правда, довольно часто положенные, но в промежутки между ними легко можно было провалиться вниз. Я было не хотел идти, но меня взяли под руки Савранский и вахмистр Николаев. Пошел и я. Пока было низко под ногами, идти было сносно, но когда пошли над рекой и мост был здорово высокий, то стало скверно. Вообще, масса китайцев даже с ношей запросто ходит по мосту, наши солдаты по нему гуляют. Воображение, видимо, ограниченное и нервы вроде веревок. Так добрались до летчиков. Андрейчука не узнали: оброс бородой, как монах. Особенного ничего они не сказали. Живут они на вокзале, в каменной казарме. Спят на нарах, но здесь тепло, так как есть печка. Это вызывает у меня зависть, так как мы живем с температурой улицы. Так мне тепло из-за шубы и ватных брюк, но ночью холодно. Валентин Степанович решил ехать к Тупану просить об отводе бригады на отдых и о реорганизации пехоты, чтобы 109-ю бригаду свести в полк, куда влить и 7-й полк. Тогда это будет представлять кое-что. Он еще хочет, чтобы все русские части были сконцентрированы в одном месте. Уехать с вокзала не можем, так как все пути заняты. Вернулись домой вечером. Нам дали лошадей. В темноте мы шли по обрыву, это я заметил потом. И шел-то, ведя коня в поводу, по самому краю!

22 декабря. День прошел незаметно. Людей отправили в баню. Были подвыпившие. Ходили в части. Надо перековать лошадей.

23 декабря. Встал поздно, часов в 10. Спать холодно, и я не могу приспособиться. То ноги закрыты, а плечам холодно, то наоборот. Настроение пехоты Сидамонидзе – подавленное. Жалуется на дезертирство.

24 декабря. В 9-й сотне загорелась фанза. Деревню отстояли, но фанза с двумя пристройками сгорела. Сотенное командование распоряжалось неумело. Карманов орал и бранился матерщиной. Все можно было сделать без лишнего гвалта и толково. Получили телеграмму от Валентина Степановича. В отдыхе в Цинане нам отказано. Предстоит какое-то общее наступление. Настроение у всех – весьма невеселое. В батальон сводят 109-ю бригаду. Семенов указал, что часть жалования дадут, но какую часть? Часть месячного жалования или за несколько месяцев? Расформировали штаб броневой дивизии. Как-то все неестественно и малопонятно. С кем не говоришь – все хотят уйти. Жалование не получили, денег на довольствие не хватает, приходится отбирать у населения последнее. Кругом поэтому хун-чен-хуи, и мы живем среди враждебно настроенных к нам лиц. Мой денщик Николай сообщил мне, что китайские бабы говорят о грядущем на нас ночном нападении хун-чен-хуев, так как будто жители нашей деревни рассказывали про нас ужасы, что мы-де – грабители, сожгли деревню, обижали их и т. д. Так этот преувеличенный слух докатился до других деревень, и там решили отомстить. Поэтому я приказал разъезду ночью проезжать кругом место нашего расположения и выставил посты по деревне. Людей всех держали во дворах. Однако ночь прошла спокойно.

25 декабря. Утром в школе занятия проводит Шайдицкий. Квятковский уверяет, что Семенов имеет для него 1 тысячу долларов, но не отдает.

26 декабря. Ночью какой-то залетной пулей ранен дневальный у штаба Сводного полка. Это постреливали хун-чен-хуи. С фуражом – плохо. Кругом все деревни нам в этом препятствуют. Надо платить. За деньги, особенно за серебро, все можно достать. Но денег мало. Пишем сегодня письма. Пусть начальство разбирается, а то сидеть здесь тошно. Воевать с местными жителями невозможно, да и смысла нет, так как деньги должны быть в бригаде.

27 декабря. Вчера Квятковский пришел поздно. Он получил почту, пистолеты «кольт» большого калибра. Сегодня ночью утонула лошадь в колодце во дворе. Явный беспорядок в эскадронах и отсутствие присмотра. Если был колодец, значит, надо было его прикрыть. Дневальных нет, или они спят. В эскадронах – богадельня, офицеры ничего не делают. Мне, как начштаба, ввязываться во всю эту историю неудобно, так как это дело строевого начальства. Сегодня моросит мелкий дождичек. У меня все время стынут ноги. Здесь дров нет, тащим их из соседней деревни, брошенной жителями.

28 декабря. Послал Семенову телеграмму, долго ли мы здесь будем стоять. В полку начались занятия. Поговорю с офицерами о первоначальной помощи при заболевании лошадей. Сказали, что дадут жалование за несколько месяцев серебром. Будто эти сведения получены с бронепоезда «Чжили». Броневые части уже получили от Чу жалование серебром.

29 декабря. День холодный, хотя и солнце, но ветрено. Сжигаем кизяк, даже днем, чтобы согреться, и уже немного теплее.

30 декабря. Послал телеграмму Семенову, прося разрешить мне выехать в Цинан, так как здесь все равно делать нечего, зря мерзнем. Что-то Шурочка не ответила на мое письмо. Река почти замерзла. У нас же в фанзе тоже очень холодно без костра. У меня все руки потрескались – моюсь при морозе. Принимаю больных лошадей вместо ветеринарного врача.

31 декабря. Ответа из Цинана нет. Посоветовавшись с Францем и Кармановым, решил ехать туда сам. У меня было лишь 5 долларов, да еще тремя выручил Карманов. Набралось 8 долларов, а билет стоил 7 долларов 25 центов, так что у меня осталась мелочь. Из-за денежной стесненности я не мог даже чаю попить, а мне хотелось и чайку выпить, и закусить. Но после 20-дневного пребывания на уличном холоде было приятно попасть в теплый вагон. В Цинанфу мне сказали, чтобы я к Семенову не являлся, так как он считает меня «дезертиром с фронта» и не примет. Я напечатал ему резкое письмо, но он вернул мне его нераспечатанным, написав на нем, что здесь меня он не примет. Положение создалось глупое. Сходил в баню, прекрасно помылся, побрился и пошел к Манжетному, обросшему бородой. Он возмутился таким положением дел и отношением ко всем нам Семенова. Говорил, что и Сараев также настроен против Валентина Степановича и что нам надо его убрать из бригады, так как с ним все развалится. Говорил он и про темную денежную политику Семенова. Манжетный сильно настроен против Семенова и готов к войне. Подбодренный всем этим, я, здорово утомившись за день, встретил Новый год с Шурой рюмочкой наливки и уснул.