Вербовочный аппарат и кадровый вопрос

Вербовочный аппарат и кадровый вопрос

Вербовочный аппарат у русских наемников реально стал оформляться лишь во второй половине 1926 г., что не способствовало увеличению их численности до этого времени[739].

Первое время вербовки как таковой практически не было. Причина проста: безработные и бездомные белогвардейцы, привлеченные неплохим заработком и быстрой карьерой, валом валили к Нечаеву[740]. Например, только за 4 февраля 1925 г. в Нечаевский отряд уехало более 60 человек[741].

Это во многом было связано с тем, что советские власти на КВЖД уволили всех «антисоветчиков», а в Трехречье, населенном казаками, местные власти обложили поселенцев такими налогами, что многие разорялись и вынуждены были откупаться от китайских чиновников сексуальными услугами своих дочерей.

Но такой наплыв продолжался лишь около года. Поток желающих стать наемниками постепенно сокращался, и пришлось для пополнения отряда и его расширения прибегнуть к вербовке. Она велась обычно так: какому-нибудь офицеру поручалась командировка в тот или иной город, где было много русских, особенно безработных. Там он давал объявления в газеты и нанимал расклейщиков рекламных плакатов, в которых приглашал на китайскую военную службу. Например, полковник Мейер в 1925 г. прибыл в Шанхай, но результаты его поездки удачными назвать было нельзя, так как эти действия не были согласованы с главой местных русских военных, генерал-майором Глебовым, который писал, что Мейер приехал в Шанхай не вовремя, так как тогда практически все русские были заняты на работах. Их наняли как штрейкбрехеров при забастовке китайцев и предложили хорошие оклады, которые они не хотели менять на более маленькие в Нечаевском отряде, да и к тому же с риском для жизни[742].

Для солдат возраст был установлен от 18 до 35 лет. Такие ограничения были определены из-за «тяжести службы»[743]. Но Чжан Цзучан отказался регламентировать возраст русских офицеров. Естественно, они не могли быть моложе 20 лет, так как офицеры периода Гражданской войны редко имели возраст к тому времени меньше 30 лет, а для подготовки командного состава из эмигрантской молодежи требовались годы работы. Такое отношение Чжан Цзучана к русским офицерам было обусловлено тем, что он, бывший хунхуз, не имевший военного образования и умевший лишь хорошо совершать бандитские налеты, с уважением относился к старым офицерам и их опыту, который у многих, как у Нечаева, включал три и даже четыре войны. У таких офицеров, как у будущего начальника Русского отряда в 1928 г. В. С. Семенова, штаб-ротмистра в Первую мировую войну, было много ранений и награды, в том числе и Георгиевское оружие. Подполковник Европеус (Европейцев) имел все русские ордена до Георгия и даже такую экзотическую награду, как Камчатский крест 2-й степени. У других офицеров, таких как Франц, в числе наград были даже ордена Георгия 4-й и 3-й степени, и это не было пределом[744]. Среди младших офицеров были отмечены даже те, кто имел довольно редкий Георгий 2-й степени, дававшийся за исключительную храбрость и геройство. Это говорит в пользу того, что на службу к китайцам часто попадали самые доблестные русские офицеры.

Но вербовочный аппарат не был должным образом отлажен, что доказывает то, что вербовщики нередко переманивали русских из одной части в другую или присылали в качестве солдат детей, которым едва исполнилось 11 лет. Так, 13 августа 1926 г. Тихобразов пишет Шильникову: «Прибыло пополнение в 65-ю дивизию. Носков по дороге растерял почти половину людей. Удивительно нерасторопный тип. Прибыли с ним Гловацкий 14 лет, Александров 14 лет и Малышев 11 лет. Это комплектование какого-нибудь приюта, но уж никак не военной части. Приходилось таких малышей или отправлять обратно, или устраивать для них особый приют. Покорная просьба – моложе 18 лет не отправлять, так как об этом есть приказ Тупана»[745]. Кроме того, Тихобразов отмечал, что очень многие русские мальчики сами сбегали на фронт от родителей[746]. Среди неслужившей белоэмигрантской молодежи это было модно.

Но при самом Тихобразове находился наемник Павел Алексеев, которому было всего 14 лет[747]. При проверке же в январе 1928 г. Конной бригады выяснилось, что много не достигших 18 лет русских наемников служат денщиками при офицерах. Таким денщикам платили по китайским окладам, то есть в полтора-два раза ниже. В. С. Семенов приказал таких денщиков уволить[748].

Недовольно было русское командование и тем, что вербовщики нередко записывали на оклады русских наемников-китайцев[749].

Была проблема и со священниками. Так, долгое время не удавалось найти подходящую кандидатуру даже за 140 долларов и более, которая бы не была замечена в пьянстве[750]. Во многом поэтому в 1926 г. в войсковом храме русских наемников долго не было священника.

Существовала проблема и с переводчиками. Например, за вымогательство в феврале 1927 г. были уволены сразу трое китайских офицеров-переводчиков[751], и штабу Русской группы пришлось озаботиться непростыми поисками знающих одновременно китайский и русский языки.

Но самой главной проблемой было набрать солдат, которые шли сюда со второй половины 1925 г. слабо. В результате во всех почти русских частях, особенно в пехоте, был серьезный некомплект личного состава[752]. К тому времени был исчерпан почти весь «запас» рядовых, и еще тяжелее было их найти после больших потерь в ноябре 1925 г.

Не хватало и унтер-офицеров, особенно вахмистров, в которые нередко производили простых солдат без всякой подготовки[753].

По словам Тихобразова, «пополнение нам нужно как воздух», однако мешало его набору отсутствие денег на вербовку и доставку волонтеров к месту службы[754]. Он приводит пример, что «забота о пополнении частей носит неорганизованный характер. Наибольший приток желающих бывает осенью, когда многие остаются без работы после закрытия летнего сезона. И как раз в это время (в 1926 г.) не было достаточных средств для отправки добровольцев к месту назначения. Вряд ли это можно отнести к недочетам китайского казначейства». Он же отмечает, что «обращение с новобранцами нередко самое небрежное». Это отпугивало многих от такой «работы»[755].

Кроме того, останавливало потенциальных наемников и то, что китайцы часто обманывали добровольцев. Так, генерал Пи Венлин в 1926 г. набрал в Маньчжурии наемников, в том числе и латышей. Один из них, А. Липпа, пишет, что китайцы набрали группу артиллеристов на бронепоезда и, продержав половину года без зарплаты, уволили.

Наконец 24 июня 1927 г. в штабе Русской группы решено было набирать волонтеров так: воинские части, нуждавшиеся в пополнении, сами, а не штаб, посылали Шильникову деньги для вербовки и транспортировки новобранцев. Это упрощало процедуру набора пополнения и снимало со штаба лишнюю головную боль[756]. Но это не снимало остроту проблемы для всей Русской группы в целом. Тихобразов писал Шильникову 25 сентября: «Набор в конную бригаду прекращен за отсутствием денег. До сих пор мы не можем добиться получения денег на формирование бригады. У нас есть масса ассигновок, чеков на банк, а получение денег по ним задерживается. Как будто на днях этот денежный кризис должен быть разрешен»[757]. Однако финансовый кризис Чжан Цзучана был постоянным, и после каждой выплаты денег следовала новая, нередко более продолжительная задержка.

Проще всего обстояло дело с офицерами, которых к середине января 1927 г. был даже избыток. Поэтому тогда офицерам предлагали лишь унтер-офицерские должности[758], и нет ничего удивительного, что, когда в июне 1927 г. генерал-майор русской службы Н. И. Соболевский хотел записаться в наемники, ему предложили только должность писаря в чине поручика штаба, от которой он, после мучительных размышлений, отказался[759].

В то же время, по признанию Тихобразова, были проблемы с образованными офицерами. Дело в том, что во время Гражданской войны многих произвели в офицеры без надлежащего образования, и это потом сказывалось отрицательно. Тихобразов свидетельствует, что «надо будет подбирать опытных офицеров, а то знающих почти нет. Все молодежь и без опыта»[760]. Поэтому даже найти нормального писаря было проблемой.

Другой проблемой было то, что параллельно агентам Шильникова действовала вербовочная группа бывшего студента и полковника китайской службы Голицына. Этот человек занимал столь ответственную должность, несмотря на то что раньше в среде эмигрантов он не раз провоцировал конфликты и проявил себя с худшей стороны[761].

Группа Голицына составляла конкуренцию Шильникову и набирала кого попало, заботясь лишь о получении денег за каждого завербованного, не гнушаясь обманом и обещая золотые горы. Попав в суровые условия жизни наемников, большинство из завербованных сразу увольнялись. Поэтому из набранных агентами Голицына в части попадали не более 10 процентов[762].

Таким образом, пропадали довольно большие деньги на проезд новобранцев «туда и обратно»[763]. Так, стоимость проезда только в один конец наемника из Харбина в Цинанфу составляла в среднем в 1927 г. 19–22 доллара, что составляло жалованье рядового за два месяца[764].

Меньше чем за половину 1926 г. уволились 300 наемников, которых вербовщики обманули в размерах оплаты на восточной линии КВЖД[765].

Кроме того, вербовали русских и сами китайцы, нарушая работу аппарата Шильникова. В морские части вел вербовку в Харбине от адмирала Пи генерал Лю[766]. По данным Тихобразова, «все эти Лю – прохвосты, так о них говорят сами китайцы»[767]. «В отряде Лю – исключительно семеновская публика и стиль остается прежним. Надо принять меры к прекращению рекламы этого отряда в «Русском Слове»[768]. От адмирала Пи Шучена в китайский флот русских моряков набирал русский вербовщик Баньковский, укомплектовавший ими команду миноносца. Тихобразов просил Я. Я. Смирнова воспрепятствовать этому, так как он не хотел, чтобы Баньковский забирал людей, которых он мог взять себе[769]. Но до начала 1927 г. вербовку русских в части Пи не удалось прекратить.

По данным генералов Глебова и Бурлина, от Пи «приезжал в Шанхай русский офицер набирать здесь русских морских офицеров и команду для миноносца и крейсера. Записалось около 90 человек. Часть сразу уехала к месту службы в Циндао, остальные будут там недели через полторы. На эти корабли собирается и капитан 2-го ранга Афанасьев. В разговоре с ним выяснилось, что корабли с китайской командой оказались ненадежными в смысле верности своему начальнику. Хотя китайский флот не имеет никакого боевого значения и таковых же задач, но морально-политическое значение и вес он придает немалый тому начальнику, который его у себя имеет. И вот, чтобы сохранить за собой этот вес, адмирал Пи и решил иметь на своих кораблях русских. Поводом к тому послужило то, что недавно Пи в Порт-Артуре ремонтировал свой миноносец, заплатив за это 120 тысяч мексиканских долларов. Когда же корабль вышел из дока, то вместо Циндао он ушел к Чжан Цзолину. Хотя Чжан Цзолин и одной группировки с Пи и является ему начальником, деньги за этот ремонт адмирал платил из своего кармана. После разговора о принятом у нас взгляде на участие русских в китайской армии оба эти офицера заявили мне, что они со своими кораблями всегда будут готовы выполнить мое распоряжение, даже и в том случае, если оно будет расходиться с китайскими планами»[770].

В это время семеновцы, многие из которых занимались политиканством, свили себе гнездо на бронепоездах «Хонан» и «Шаньдун». Видя их вредное влияние на русских наемников, Тихобразов принял меры к недопущению проникновения их в другие подразделения.

Шильников был недоволен работой Голицына и тормозил отправку в Цинанфу набранных его группой. Среди них были подозрительные элементы, в том числе с советским гражданством. Таких лиц набирать было нельзя из-за опасения, что они начнут в отряде разлагающую работу[771]. Хотя к вербовке подключали офицеров Русской группы вроде Муффеля, при наборе волонтеров они тоже ошибались. Уже в Цинанфу за разлагающую работу был арестован ряд новобранцев, которые были завербованы этими офицерами[772]. В то же время Шильникову удалось вовремя отсеять большинство таких деятелей при попытке их записаться в Русскую группу[773].

Однако он пропустил в отряд несколько харбинцев «советской окраски», что было поставлено Тихобразовым ему в укор[774].

Нежелательными для нахождения в числе наемников были обозначены также генералы: бывший начштаба Колчака Лебедев и Бурлин, которые якобы вели работу, выгодную большевикам. Они пытались приехать в Цинанфу, но против этого выступил Тихобразов. Решено было не иметь с ними дела, пока их не «проверит» Шильников[775]. Впоследствии эти опасения еще больше усилились, когда Лебедев и Бурлин выступили против создания частей русских наемников на службе в Шанхае. Но вполне возможно, что эти трения были обусловлены борьбой за руководство Русской группой, боязнью конкуренции и нежеланием видеть в своих рядах «штабных», которых считали виновными в поражениях в войне против большевиков.

Видя неудачную работу «аппарата кадров», Тихобразов, как начштаба Русской группы, выступил за наказание вербовщиков, которые сознательно набирали в наемники небоеспособный или подозрительный элемент. В качестве одной из таких мер предусматривалось увольнение виновных[776]. Кроме того, впредь он рекомендовал пользоваться проверенными и надежными вербовщиками из числа русских военных[777].

Шильников, будучи видным представителем забайкальских казаков, смог набрать многих из них в Русскую группу. При этом он отсеивал негодный элемент, который попадал все равно в Цинанфу через агентов Голицына, создав в Русской группе китайских войск нехорошую репутацию Забайкальскому казачьему войску в целом[778].

Вредило регулярному и стабильному пополнению Русской группы наемниками и то, что японцы летом 1927 г. распространяли провокационные слухи об аресте Чжан Цзучана, разоружении и роспуске русских под влиянием требования китайских генералов. Отчасти это было вызвано расформированием 65-й дивизии и созданием на ее базе других частей[779].

К концу 1927 г. положение с вербовкой пополнений в Русскую группу еще больше ухудшилось. В это время маньчжурские власти предприняли новую волну давления на эмигрантов, что выразилось не только в закрытии Русско-Азиатского банка, но и в ухудшении положения по сравнению с коммунистами, с которыми китайцы стали заигрывать, допуская существование в Маньчжурии нелегальных советских организаций[780].

Кроме того, Чжан Цзолин в это время увеличил налог на русских эмигрантов до 12 долларов с мужчины, которым считался и восьмилетний мальчик, что было тяжелым ударом по и без того скудному бюджету россиян. Стали агитировать за переход в китайское подданство, однако эта процедура стоила очень дорого. Русские эмигранты не без основания опасались, что после этого китайские власти будут эксплуатировать их еще больше как своих подданных. Особенно тяжелое положение для русских сложилось в Трехречье, чем воспользовались коммунисты, наводнившие этот край своими агентами. Один из них, Наделяев, прибыл туда из Забайкалья для разложения эмиграции. По данным белогвардейских агентов, он «пользовался для этого женщинами. В квартире жены Синтяпова собираются Наделяев и другие, и здесь творится разврат, пьянство и поют богохульные частушки»[781]. Попутно шла агитация и против вступления в наемники.

Советские газеты смаковали давление китайских властей на русских, сведения о неудачах нечаевцев и распускали слухи о том, что все начальники Русской группы находятся в ссоре между собой, создавая картину полного развала. Они распространяли провокационные слухи, стремясь поссорить командиров Нечаевского отряда[782]. Все это отбивало у многих охоту стать наемниками.

Рост отряда Нечаева шел постепенно. Разные источники по-разному оценивают его численность. На осень 1925 г. в семидесятитысячной армии Чжан Цзолина, по данным самих нечаевцев, было полторы тысячи русских «солдат удачи»[783], численность которых увеличивалась. По другим источникам, число русских наемников доходило до 4 и даже до 6 тысяч человек. Но это были сильно завышенные цифры. По данным самих наемников, их численность у Чжан Цзучана даже в лучшие времена не превышала 3 тысяч человек. Китайские историки также считают последнюю цифру наиболее верной.

Увеличению численности русских добровольцев мешали не только проблемы с выплатой жалованья, но и другие выплескивавшиеся наружу случаи негативной действительности их жизни, в том числе отдельные факты избиения солдат командирами, о которых становилось известно даже в Харбине[784].

Реальной возможностью увеличения отряда Нечаева было привлечение в него белогвардейцев из Европы. Так, в ряде эмигрантских газет, выходящих в Польше, Франции и Болгарии, в начале 1927 г. было опубликовано сообщение о приглашении русских, живущих в Европе, на службу в армии Чжан Цзолина. Летом 1926 г. сюда же явился брат Николая Меркулова, Спиридон, бывший глава последнего белого правительства в Приморье. Он пытался агитировать среди неустроенных в жизни белых воинов в пользу поступления их в китайскую армию[785]. По всей видимости, он был послан в Европу Чжан Цзучаном.

Ответом был шквал писем от русских, живущих в странах с небольшим заработком на душу населения, таких как Польша или Болгария, хотевших «продолжения борьбы против большевиков» в китайской армии[786]. По признанию руководства РОВСа, желающих стать наемниками на службе Китая оказалось немало. Этому способствовало то, что Тихобразов, видя, что китайская белоэмиграция уже не в состоянии дать нужный кадр бойцов, обратился к белогвардейцам, живущим в Европе[787].

Руководство РОВСа и монархических организаций выступило резко против этого. Генерал Лукомский заявил: «Борьба с большевиками совместно с китайцами, или в рядах китайских войск недопустима»[788]. На Врангеля не оказали влияния и антикоммунистические заявления Чжан Цзолина, понимавшего, что спокойствия у Китая не будет до тех пор, пока в России будут править коммунисты, и обещавшего пойти на красную Москву[789].

Впоследствии такие оценки были несколько нивелированы. Лидеры европейской белоэмиграции стали с интересом относиться к деятельности Чжан Цзолина и Чжан Цзучана, говоря, что их работа полезна Белому делу, но не давали им людей, видя «неопределенность» китайской обстановки. Несмотря на это, в 1927 г. агенты Меркулова вербовали наемников от имени великого князя Николая Николаевича, который, однако, на это добро не давал и не спешил поддержать действия Русской группы.

С уходом большей части наемников к весне 1928 г. Русская группа почти рассыпалась. Меркулов тогда предпринял попытку набора добровольцев на Балканах, прислав туда пароход, но Бурлин принял меры для его недопущения, сообщив в Европу, что «завербованные попадут в очень тяжелые условия»[790].

Коммунисты развернули контрагитацию против нечаевцев, говоря, что китайцам нужны нормальные отношения с СССР и потому они скоро ликвидируют Русскую группу и на ее участников посыплются репрессии[791].

На часть эмигрантов эта агитация оказывала влияние, и они отказывались от поступления в наемники. Сами нечаевцы в это не верили, справедливо полагая, что в момент эскалации борьбы за власть в Китае глупо было бы отказываться от них. Коммунистам вторил атаман Семенов, говоря, что Шильникову за каждого наемника платят по 5 долларов и что он наживается на крови своих же русских. Шильников, несмотря на то что получение им денег за работу было правдой, данный факт отрицал и говорил, что, невзирая на количество завербованных, ежемесячно он получает только 100 долларов[792]. Впоследствии, когда желающих стать «солдатами удачи» сильно уменьшилось, Шильникову стали платить по 10 долларов «за голову». Но во многом обвинения Семенова в адрес Шильникова объясняются старой враждой, которая шла еще с 1918 г., когда первый третировал второго, опасаясь со стороны его конкуренции на атаманское место.

Увеличению численности русских наемников мешала не только денежная ограниченность местных маршалов, но и недостаток оружия и боеприпасов даже на фронте. Когда в конце мая 1927 г. русские наемники получили столь необходимые им минометы, то они оказались без мин. В учебных частях и училищах оружия и боеприпасов вообще почти не было[793].

Несмотря на это, в мае 1927 г. Тихобразов просит у Шильникова найти для 7-го Особого полка и вообще всей Русской группы 700 солдат[794].

Но даже в 1928 г., когда сотни русских уволились или дезертировали из Русской группы китайских войск, многие из них вскоре шли к вербовщикам обратно[795]. При этом возвращались как солдаты, так и офицеры. Бывали случаи, когда сегодня увольняющийся на следующий день хотел снова попасть в наемники и его принимали, как это было в мае 1928 г. с ротмистром Герасимовым[796].

Задержанных дезертиров, находившихся в тюрьме, как и других русских преступников, в это время стали не отправлять из расположения частей, а переводить в другие русские части. Так, шестерых дезертировкавалеристов перевели 19 мая 1928 г. в броневые русские подразделения[797]. В июне добровольно вернулись в расположение частей еще несколько дезертиров[798].

С другой стороны, даже в мае – августе 1928 г. сюда продолжали прибывать завербованные новички[799]. Одной из главных причин была неспособность устроиться в мирной жизни.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.