Случаи гибели на Севере одиночных или неизвестных русских мореходов

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Случаи гибели на Севере одиночных или неизвестных русских мореходов

В данном разделе и в приложении 1 будет рассказано о ставших известными к настоящему времени фактах обнаружения в Арктике следов гибели русских экспедиций и отрядов. Возможно, в русских семьях еще сохранились какие?либо документы или воспоминания о русских арктических первопроходцах и мучениках, и мы еще узнаем их имена.

Об истории начала русского мореплавания на Севере впервые рассказала «Повесть временных лет», составленная в 1111 году киевским летописцем Нестором, использовавшим более ранние летописи и полное собрание русских летописей, изданное Археографической комиссией под названием «Летописный сборник», иногда называемое Патриаршей или Никоновской летописью.

Считается, что самым первым неудачным походом в Арктику стала экспедиция новгородского князя Улеба к проливу Карские ворота. «Улеб иде на железная ворота из Новгорода и вспять мало их возвратишася, но многи тамо погибоша». Таким образом, из этого похода, состоявшегося в 1032 году, мало кто вернулся в Великий Новгород. Возможно, что Улеб спустился по Северной Двине и вышел в Белое море. Был ли он только здесь, или прошел в Баренцево, или даже в Карское моря — остается спорным вопросом.

Из?за отдаленности и суровости области Печоры и северного Урала новгородская колонизация в эти местности не была столь активной, как в Придвинье. Они становились доступными только для самых предприимчивых людей, искавших дани среди дикого «югорского» (вогульского и остяцкого) населения. Чтобы держать инородцев югорских в страхе и повиновении, из Новгорода часто снаряжались сюда военные экспедиции, взимавшие дань и каравшие непокорных. Для многих новгородских завоевателей эти походы становились последними. Так, в 1079 году на Северном Урале погиб новгородский князь Глеб Святославович.

В 1193 (по другим данным, в 1183–м) году состоялся большой поход новгородцев под началом воеводы Ядрея (Андрея). Начался он успешно: новгородцы взяли один югорский город, подошли к другому, но не смогли его сразу же взять, — осадили. Вторжение завоевателей вызвало возмущение Югры (жителей нижней Оби). На шестую неделю осады югорцы объявили себя «новгородскими слугами» и пригласили воеводу Ядрея с 12 меньшими воеводами и знатными воинами въехать в город. По словам знаменитого русского историка Николая Карамзина, все они были изрублены на куски. Та же участь постигла еще 80 новгородцев, которые поспешили на помощь воеводе Ядрею. «На третий день, декабря 6, жители сделали вылазку и почти совсем истребили осаждающих, изнуренных голодом. Спаслося менее ста человек, которые долгое время, скитались по снежным пустыням, не могли дать о себе вестей и возвратились уже через 8 месяцев». Об этом случае рассказывают и другой источник: сразу же было убито свыше 100 новгородцев, а оставшиеся в живых 80 человек восемь месяцев шли с боями до родного города, изрядно претерпев от холода, голода и лишений.

Торговые сношения Новгорода с Печорою и Югрой были затруднены, и не только дальностью расстояния, но и тем, что северный путь по рекам Пинеге, Пезе и Цыльме был очень неудобен, а южный — по рекам Сухона и Вычегда рано попал в руки низовских (ростовских) князей. Так, в 1323 году устюжане, поссорившись с новгородцами, «изымаша новгородцев, кто ходил на Югру и ограбили их». Через шесть лет, в 1328 или в 1329 году, устюжские князья вновь «избиша новгородцев, которые были пошли на Югру».

В 1342 году новгородский боярин Лука Валфромеев, «не послушав Новграда», собрал дружину, «скопив с собою холопов сбоев (удальцев) и поеха за волок на Двину и постави городок Орлец» (примерно в 30 километрах от нынешних Холмогор. — Авт.). Оттуда, из своего городка, начал он войну на Двине и взял все «погосты на щит». Но местные люди встали против захватчика, и он погиб от их рук.

В 1347 году новгородцы под началом Моислава и Якова, отправившиеся в плавание в Студеное море, были застигнуты бурей. Судно их оказалось во власти ветра и волн, и в конце концов его отнесло к неизвестной земле. Над ее вершиной сиял необыкновенный свет, а по склонам заметны были ручьи недавно остывшей лавы («смолы»), кое–где виднелись горячие гейзеры. Послали смельчака, который достиг бы источника необыкновенного неземного света. Добравшись до вершины, отрок радостно возопил о своем открытии и бросился в жерло источника света. Назад он не вернулся. Послали второго моряка. Чтобы охладить пыл охотников, желавших заживо попасть в рай, к его ноге привязали веревку. И когда он захотел последовать примеру своего товарища, его сволокли с горы, но мореход оказался мертвым.

В 1445 году был предпринят один из последних новгородских походов на Югру. Вот как о нем гласит рассказ в комиссионном списке «Новгородской первой летописи младшего извода»:

«Того же лета поставиша в Русе церковь камену святый Дмитрий. Того же лета Василий Шенкурский и Михаил Яколь, воеводы новгородчкыи, поидоша ратью заволочкою в трех тысяцах на Югру; и поимавше югорьскых людей много и жон их и детей, и располошишася; оне же, югрици, доспевшее над ними облесть, а рки тако: «Мы хотим вам дань даяти, а хотим счестися и указати вам станы и острова, уречшца» а в то время скопившееся и ударившееся на острог на Васильев, и много добрых людей, детей боярских и удалых людей избиша 80, и безжалостно слышати убьенье ихъ.

А Василий убежа с сыном своим Семеоном в мале дружине, а иные разбегошася по лесу, а другыи воевода Михаил Яколь в то время был во иной реке, и потом Михаила приехал к Васильеву острогу и виде острог разорен, а своих побитых, а иныя разбегшися, и нача искать своих на реце, и скопишася Василей с сыном и иная и вси, и приехаша на свою землю».

В период между 1584 и 1598 годами московский гость Лука со товарищами прошел до Обского устья на трех кочах. От великой нужды они погибли, в живых остались только 4 человека. Вот как об этом походе рассказал известный голландский ученый Н. Витсен в книге «Северная и Восточная Тартария», вышедшей в свет в 1692 году; «Сибирский главный начальник отдал распоряжение сделать несколько палубных судов и приказал им выйти весной по Оби в море, следовать вдоль морского берега до Енисея, а затем в течение нескольких дней плыть по Енисею. Одновременно он послал несколько людей по суше, приказав им остаться на берегу реки до тех пор, пока они не обнаружат эти суда, если же они не заметят их, то вернутся через год. Тем, кто ехал морем, было велено тщательно осматривать все, что только им попадется на глаза». И хотя главный начальник экспедиции Лука и несколько его ближайших помощников умерли, но все основные задачи экспедиции были решены. А царю в Москву был послан подробный отчет.

19 июля 1596 года судно под командованием капитана Якова ван Гемскерка, на котором старшим штурманом был Виллем Баренц, пришло в Софронову губу, находящуюся на северо–западном побережье Новой Земли. На один из островов они высадились и здесь обнаружили несколько крестов с русскими надписями. Кто были эти русские поморы, нашедшие свой вечный покой на Крестовых островах? Через две недели голландцы подошли к одному из будущих Крестовых островов и нашел здесь еще несколько русских могил с крестами. Двигаясь далее на юг, голландцы подошли к мысу Мучному (у южного устья Костина Шара) и нашли здесь три разваленных избы, зарытый в землю запас ржаной муки и несколько крестов и гробов с погибшими зимовщиками в поморской одежде.

Название края (Мангазея, Молгонзея) происходило от наименования проживавшего здесь ненецкого племени. Находясь к востоку от низовьев Оби, эта область привлекала промышленников несметными пушными богатствами и была напрямую связана с Карским морем.

В 1600 году для покорения Мангазейского края была направлена большая экспедиция, состоявшая из сотни тобольских казаков, под начальством князя Мирона Шаховского и Даниила Хрипунова. На кочах и коломенках, построенных в Березове, они вышли в Обскую губу. Здесь коломенки потерпели крушение, при этом большая часть припасов была потоплена или испорчена. Обойдя на кочах Тазовский полуостров, казаки вошли в Тазовскую губу, но вместо реки Таз по ошибке попали в реку Пур. Здесь на экспедицию напали «юраки» (ненцы), убили 30 человек и похитили оставшийся груз. Раненому Шаховскому и оставшимся в живых казакам пришлось пробираться через тундру на оленях, отобранных у обдорских остяков. В пути экспедиция постоянно подвергалась атакам со стороны самоедов, но сумела достичь реки Таз и затем поставить здесь Мангазейский острог, в котором дождались помощи.

В августе 1643 года из Якутского острога нареку Юганду была направлен отряд служивых людей для смены ясашного отряда Кирилки Нифантьева. На переходе якуты перебили почти 40 человек во главе с боярскими людьми Воином Шаховым, Остафьем Михайловским и Осипом Галкиным.

В январе 1644 года 4 промышленных коча под командой дьяка Григория Теряева пошли из Тобольска в Мангазею с товарами, но у Черных гор Столбовой реки их выбросило на берег. Промышленники 8 недель находились на берегу и за это время были осаждены самоедами. Во время прорыва осады был убит промышленник Самейко Иванов. После прорыва тобольские промышленники успели дойти до Пуровского острова и здесь вновь подверглись нападению самоедов, которым удалось захватить запасы провизии. В этом бою погиб Ефремка — доверенное лицо тобольского воеводы князя Петра Михайловича Ухтомского. Всего на переходе от Черных гор до Тазовского устья погибло от самояди и голода почти 50 человек. С Тазовского устья Теряев послал вперед несколько служивых людей под командой Окинка Харитонова. По дороге умер от голода Фомка Михайлов. Против Леденкина Шара они встали станом, где от голода умер Косгька Галкин. После ухода основного отряда в стане остались не менее 30 больных и ослабевших человек. Первыми от голода умерли тобольский пятидесятник Гришка Прокопьев и тазовский служивый Гришка Романов. Когда из Мангазеи пришла помощь, то по дороге умерли промышленник Иван Плещиев и сам дьяк Григорий Теряев. До Мангазеи дошло 20 человек из всей промышленной экспедиции.

В 1811 году якутский мещанин Яков Санников, искавший на Новосибирских островах Мамонтовы клыки, нашел на острове Новая Сибирь могилу со старым крестом, которая, судя по надписи на перекладине, относилась к XVII веку. Неподалеку находились развалины четырехугольного рубленого зимовья. На следующий год он обнаружил поблизости еще несколько могил и судовое днище. Последующее изучение находок показало, что, скорее всего, он обнаружил зимовку пропавшей без вести экспедиции Роброва, которая в 1652 году пыталась исследовать земли севернее реки Яны.

Морской путь в Мангазею лежал от устья Печоры «большим же морем–окияном на урочище Югорский Шар». Отсюда плавали Нарзомским морем (южная часть Карского моря) к западным берегам Ямала, где поднимались на север до устья реки Мутная (нижнее течение реки Морды и река Се–Яга западная). Чтобы не огибать Ямал с севера, шли Ямальским волоком, то есть входили в эту маленькую реку и «тянулись бечевой» до озер, из которых река Мутная берет свое начало. Далее озерами и протоками доходили до волока на озеро, из которого течет река Зеленая, а по последней уже сплавлялись в Обскую губу. «Сухого волоку от озера до озера» было только около полукилометра, «место ровное, земля песчана». От устья Зеленой реки бежали «парусным погодьем» по Обской губе, затем сворачивали в Тазовскую губу и по реке Таз плыли до Мангазеи. Весь морской путь совершали на «кочах» — небольших судах грузоподъемностью около 6—7 тонн.

Памятное место Ямальского волока — песчаная полоса между озером Ней?то (Мутное) и Зеленым озером В центре этой полосы озеро Луци–хамо?то — «Озеро погибших русских». В середине 1970–х годов на высоком берегу озера Зеленого находился астрономический знак гидрографической экспедиции 1936 года.

Мезенский кормщик Исай Игнатьев стал первым, кто освоил районы Восточно–Сибирского моря к востоку от устья Колымы.

Летом 1646 года он во главе партии промышленников двинулся от Колымы морем на восток. После двухдневного пути достиг некой губы между скалистыми берегами, вероятно Чаунской губы, при этом он открыл остров Айон. Здесь он встретился с луораветланами (чукчами) и выменял у них моржовых клыков. После 1657 года снова посетил эти места, но был убит луораветланами.

В 1675 году Новую Землю посетил голландский китолов Корнелий Снобеггер. В горах, расположенных на западном берегу северного острова архипелага, приблизительно сразу же за проливом Маточкин Шар, его внимание привлекли блестящие камни, как показали последующие исследования, содержащие вкрапления серебра.

О присутствии на Новой Земле серебряной руды в России знали еще со времен царя Алексея Михайловича, по указу которого в 1651 году на новоземельские острова ходили рудознатцы Фома Кыркалов и Василий Шпилкин «для отыскной руды и всяких сыскных узорочей на Новую Землю и в Югорский Шар, на Микулкин и на иные морские островы». То есть их отправили для поиска серебряной и медной руд, драгоценных камней и жемчуга. Но большинство из 83 ушедших под началом пустозерского воеводы Романа Неплюева, в том числе и сам воевода, погибли на побережье Печорского моря, при возвращении. Через 20 лет, по неустановленной причине, при возвращении погибла экспедиция под началом Ивана Неклюдова, которая также была направлена на Новую Землю для поисков серебряной руды. Любопытное совпадение? Некоторые русские историки называли причиной их гибели цингу, но, быть может, это только расхожее мнение, которое кому?то было выгодно, как и гибель и той и другой «серебряных» экспедиций? Ведь в следующие столетия российское горное ведомство неоднократно посылало сюда новые экспедиции, которые, правда, серебряных руд на новоземельских островах не нашли. Но ведь «дыма без огня не бывает».

Осенью 1690 года экспедиционное судно корщика Родиона Иванова потерпело крушение у Шараповых Кошек (у западного побережья полуострова Ямал) по дороге от устья Лены к Новой Земле. 15 русских промышленников зазимовали на берегу Ямала, ютясь в хижине, сделанной из смеси глины, шерсти и крови моржа и тюленя. В следующем году они были найдены командой русского промыслового судна, к приходу которого из 15 человек выжило только 4. Заболевание цингой, очень часто со смертельным исходом, было среди русских полярных мореходов заурядным явлением. Этому способствовал господствовавший среди поморов предрассудок, что мясо морского зверя и белого медведя является «поганым». Выживший Родион Иванов дал описание Шараповых Кошек, которое стало единственным до экспедиции XIX века.

Для «проведывания жилых островов» к северу от Святого Носа якутский воевода Д Трауернихт отправил в устье Яны казака Меркурия Вагина. Отсюда он должен был идти на север «хоть водою, хоть по льду». Вагин избрал последний способ — по льду. В сопровождении своего сына Михаила и 11 казаков под командой Якова Пермякова он покинул Устьянское зимовье и в мае 1712 года на собаках достиг Святого Носа, а затем переехал на остров Большой Ляховский. Этот остров Вагин объехал кругом, причем с северного его берега увидел другой, скорее всего, Малый Ляховский остров.

Опасаясь вскрытия моря, Вагин не рискнул продолжать исследования и вернулся на материк. Он вышел на сибирский берег к востоку от Святого Носа и с целью заготовки продовольствия направился к реке Хроме. Не дойдя до этой реки, путники на пустынной Меркушиной стрелке «оголодали, так что ели собак, и как собак не стало, ели мышей и всякую гадину».

Твердое намерение Вагина идти в следующем году на север очень смутило некоторое казаков. Да так, что они «вознегодовали» и, опасаясь еще больших лишений, убили своего начальника, его сына Михаила и казака Якова Пермякова, выступивших в его защиту.

В 1726 году казачий голова Афанасий Шестаков во время своего пребывания в Санкт–Петербурге сделал сообщение о крайнем северо–востоке Сибири и «Большой Земле», расположенной по мнению Шестакова, против устья реки Колыма. В результате этого доклада Сенат в 1727 году постановил отправить во главе с Шестаковым экспедицию как с целью географических исследований на крайнем северо–востоке Сибири, так и для «усмирения немирных чукчей». Одновременно ему было дано задание собрать ясак. По решению Адмиралтейств–коллегии к этой экспедиции была присоединена морская экспедиция, руководство которой было поручено штурману Якову Генсу.

Шестаков был назначен главным командиром Северо-Восточного края. За год, построив в Охотске два судна и получив от Витуса Беринга еще два небольших судна (бота) — «Лев» и «Святой Гавриил», он начал подготовку к выходу в экспедицию. Но прежде еще на одном из построенных судов — «Восточный Гавриил» — осенью 1729 года вышел из Охотска в Пенжинскую губу, чтобы затем сухим путем попытаться пройти на Чукотский полуостров. Во время сухопутного похода в марте 1730 года был убит чукчами близ устья реки Пенжина. А бот «Лев» примерно в это же время был сожжен коряками.

Несколько памятников, свидетельствовавших о давних плаваниях русских промышленников к Новой Земле, обнаружил подпоручик корпуса флотских штурманов Петр Пахтусов в первой четверти XIX века.

После окончания Кронштадтского штурманского училища он занимался гидрографическими работами на реках Печора, Мезень, Северная Двина, в Баренцевом и Белом морях, где неоднократно наблюдал, в основном безымянные, поморские захоронения.

Сначала на острове Долгий (между Печорской губой и проливом Югорский Шар) Пахтусов нашел крест, поставленный в 1730 году. По рассказам пустозерских жителей, этот крест был поставлен над могилой 70 промышленников, совершавших плавание из Оби к Соловецким островам и вынужденных на обратном пути зазимовать на острове Долгий, где все и погибли. Затем на берегу губы Каменка (юго–восточный берег Карских Ворот) были найдены развалины старой поморской избы, возле которой находилось 2 могилы и деревянный крест. Из едва различимой на кресте надписи удалось узнать, что его поставил некий кормщик Иванов в 1759 году.

Значимым событием в истории изучения Таймырского полуострова стала Великая Северная экспедиция (1733—1743). В ее составе молодые выпускники Навигацкой школы должны были откартироватъ побережье Ледовитого океана. Изначально им предписывалось построить в Тобольске бот и дубель–шлюпку и пройти по опасным районам, забитым льдами, промерить здешние глубины и выбрать удобные для стоянки судов гавани. После окончания работ на реке Обь и в Обской губе русским морякам надлежало пройти по реке Енисей и, опираясь на Туруханск, как главную базу, пройти навстречу судам Ленского отряда. Таким образом, был спланирован двухсторонний штурм Таймырского полуострова.

Летом 1734 года по Оби и через год по Лене вышли в поход два экспедиционных судна — «Тобол» и «Якутск». 2–м (Обским) отрядом Великой Северной экспедиции командовал лейтенант Дмитрий Овцын, 3–м (Ленским) — лейтенант Василий Прончищев.

Отряду Овцына была поручена опись берега от устья Оби до Енисея. Для плавания ему была выделена дубель–шлюпка «Тобол». Помощниками пошли подштурман Дмитрий Стерлегов и рудознатец Медведев.

Дмитрий Овцын родился в 1708 году. В 1726 году поступил на службу в российский флот, как штурманский ученик. С 1734 года командовал дубель–шлюпкой «Тобол», которую привел в Обдорск. Здесь часть зимовавших моряков оказались «обдержимой цинготною болезнью», и их пришлось отправить в Березов, «понеже в оном Обдорске воздух зело тяжел».

Плавание 1735 года было неудачным, и Овцын сумел дойти только в район нынешнего Салехарда, но далее, из?за невзломанного льда, тянущегося от берега до берега, пройти не сумел. Лейтенант Овцын ждал ухода льда до 29 июля, но — безуспешно. К этому времени в команде было уже 37 цинготных больных. Пришлось возвращаться. Во время похода умерли 4 человека: 17 июля — плотник Дмитрий Леденцов, через три дня — матрос Шеламов, 22 июля — солдат Петр Плотников, а 25–го — рудознатец Медведев.

Зимой 1738 года, когда в Адмиралтейств–коллегии были получены донесения о работах отряда Прончищева, она признала необходимым повторить попытку обогнуть Таймырский полуостров с востока и поручила выполнение этого дела лейтенанту Харитону Лаптеву.

Это был потомок древнего рода Лаптевых, ведущего свою историю от князя Родеги, уроженец деревни Пекарево Великолуцкой губернии. Он родился в 1700 году. Поблизости от Пекарево находилось небольшое поместье его дяди Якова — отца Дмитрия Лаптева. В 1715 году Харитона и Дмитрия приняли в Санкт–Петербургскую морскую академию. Через три года братья закончили академию с присвоением звания «гардемарин». Новое воинское звание «мичман» Харитон получил в 1726 году, а через четыре года — ступил на свой первый командирский мостик небольшого вспомогательного судна.

В 1734 году Харитон Лаптев служил на фрегате «Митау», который при осаде Данцига, из?за ошибки командира, был захвачен в плен. После прекращения военных действий и обмена пленными все офицеры фрегата, в том числе и Харитон Лаптев, были преданы военному суду. Их обвинили в сдаче корабля и приговорили к смертной казни. И только на следующий год, после дополнительного расследования, офицеров помиловали. Из?за отсутствия вакансий мичман Харитон Лаптев был назначен командиром придворной яхты «Декроне». Только в декабре 1737 года Адмиралтейств–коллегия ходатайствовала перед царицей Анной Иоанновной о присвоении ему воинского звания «лейтенант» и дала согласие для назначения командовать дубель–шлюпкой «Якутск» вместо умершего лейтенанта Василия Прончищева.

Подготовка новой экспедиции заняла много времени, и отряд Лаптева вышел из Якутска вниз по Лене только в июне 1739 года. В походе вновь приняли участие Челюскин и Чекин.

1 июля дубель–шлюпка «Якутск» X. Лаптева вышла через Крестяцкую протоку в будущее море Лаптевых. Сразу же по выходу в море были встречены сплошные льды, и только 4 августа удалось пройти устье реки Оленек, а еще через 4 дня Харитон Лаптев открыл безымянную бухту, которую назвал на скандинавский лад — «Нордвик» («Северный залив»). Описав ее, экспедиция направилась в Хатангскую губу, где из?за встреченных льдов задержалась еще на неделю. Вскоре по выходу из залива был усмотрен остров Преображения, который, по описанию Лаптева, «длиною поперек более мили. С моря сей остров стоит утесом, так якоб стена из одного камня; а с той стороны, которая в губу лежит берег пологой и низкой».

Вдоль восточного таймырского берега экспедиции удалось пройти до мыса Фаддея (1 сентября). Дальше не пустил лед «За островами Самуила не видно конца — стоит лед стоячий, гладкой, не ломаной», — занес в судовой журнал начальник экспедиции. На мысе Фаддея он поставил из «камня плиточного вышиной в полторы сажени» приметный знак, обнаруженный через 180 лет экспедицией Амундсена. Повернув на юг, X. Лаптев пошел в Хатангскую губу, где 9 сентября стал на зимовку около устья реки Блудной. Зимовка прошла благополучно, тем более что Лаптев был крут в отношении провинившихся, которых наказывал «кошками».

Летом 1740 года Харитон Лаптев сделал еще одну попытку пройти морем к устью Таймыры. Однако 24 августа, в северной широте около 75,5 градусов, дубель–шлюпка потерпела аварию: «Во время поворота назад течением и ветром дубель–шлюпку льдами затерло, а потом по отломлении форштевня все судно в неудобность повредило». Появилась постоянная течь в корпусе. Видя неминуемую гибель судна, русские моряки начали выгружать продовольствие на лед, намереваясь затем перетащить все свои запасы на берег, находящийся от поврежденного судна в 15 милях (более 28 километров). Предусмотрительность себя оправдала: вскоре дубель–шлюпку истерло льдами и она затонула. Из анализа судового журнала видно, что катастрофа «Якутска» произошла в 10 километрах к северу от входа в бухту Прончищевой.

27 августа X. Лаптев и его спутники добрались до берега, где, на берегу нынешней лагуны Медвежьей, соорудили из плавника хижину и две юрты–землянки. Еще две недели они перетаскивали продовольствие, пока льдину не унесло. Положение потерпевших кораблекрушение было весьма серьезным. Вскоре вблизи юрт похоронили канонира Федора Еремова, умершего от жестокой простуды.

«Изнуренные трудами, отчаявшиеся в спасении на этом пустынном и далеком берегу, некоторые подняли было ропот, говоря, что им все равно умирать — работая или не работая». Однако Лаптев твердой рукой восстановил дисциплину. Возвращение в Хатангское зимовье, куда истощенные путники добрели только в конце октября, было крайне тяжелым, так как цинготную болезнь обмануть было невозможно, и на берегу Хатанги появились еще 4 могилы: солдаты Борис Панаев, Яков Богачанов, Гаврила Баранов, конопатчик Василий Михайлов, писарь Матвей Прудников. Памятник, установленный в их память, был хорошо виден с фарватера Хатанги и в 1990–е годы.

Потеря судна не остановила съемок берегов неизвестного полуострова, который Лаптев решил объехать на собаках. Базой санных съемок стало промысловое зимовье «новокрещенного якута» Никифора Фомина в Таймырской губе. Из него Лаптев выезжал весной 1741 года на запад навстречу Челюскину, ехавшему со съемкой от устья Пясины.

1 июня 1741 года состоялась их встреча на нынешнем мысе Лемана (южный вход в нынешний залив Миддендорфа). В журнале Лаптева записано: «На сей корге плавнику весьма много, здесь сыскали старые огнища». То есть они встретились на том месте, где сохранились остатки старых костров, а в 1960–е годы был найден кусок давнего человеческого черепа, который лишний раз подтвердил, что в этих местах и прежде бывали некие мореходы.

В 1736 году, после гибели Лассиниуса и его моряков, командование 4–м отрядом Великой Северной экспедиции был назначен лейтенант Дмитрий Лаптев — двоюродный брат Харитона Лаптева

В 1718 году, как и Харитон Лаптев, Дмитрий закончил Санкт- Петербургскую морскую академию с присвоением звания «гардемарин». В 1723 году за особые успехи в морских науках указом, подписанным лично императором Петром I, Дмитрий Лаптев был пожалован из мичманов в унтер–лейтенанты, а спустя три года назначен командиром боевого корабля. Впервые с Баренцевым морем он познакомился уже во время службы на фрегате «Россия». В конце июля 1736 года, набрав новую команду на бот «Иркутск», лейтенант Дмитрий Лаптев пошел к Быковскому мысу в устье Лены для пополнения запасов продовольствия.

22 августа он вышел отсюда и взял курс на северо–восток, где через два дня у мыса Буорхая встретил «великие и непроходимые льды, которые стеной заградили путь». По описанию Лаптева, этот лед был «гладок и бел, как ровный план накрыт белым полотном». Он решил, что путь на восток закрыт, не проявив особой настойчивости, отказался от похода на Колыму.

Зиму 1736/1737 года Д. Лаптев провел на Лене, несколько выше Булуна, причем все участники зимовки переболели цингой, а один скончался и был похоронен рядом с зимовочной избой.

В новом плавании, которое началось в августе 1739 года, на пути между Леной и Индигиркой Дмитрий Лаптев встретил «суда, из моря выброшенные; якори и снасти и поныне есть, и следовало то, что они за за неимением порта пропадали». Очевидно, это были остатки судов русских мореплавателей XVII века

На юго–западном берегу острова Эдж (в юго–восточной части Шпицбергена), который русские называли Малый Брун, находилось одно из больших русских становищ. В1827 году оно было описано норвежским геологом Кейльхау. Здесь тогда еще стояли 2 большие жилые избы и несколько маленьких построек. Над входом в одну из изб висела доска с надписью «Сия изба староверска». Около изб стояло несколько крестов, на одном из которых была надпись «22 апреля 1737». Надпись на другом кресте свидетельствовала, что он поставлен в 1809 году корщиком Иваном Рогачевым.

15 июля 1741 года пакетбот «Святой Павел» под командованием лейтенанта Алексея Чирикова подошел к неисследованной земле, как потом выяснилось, в районе мыса Аддингтон (Северная Америка). Но радость открытия неведомой земли была вскоре омрачена трагическими событиями.

Чирков дал команду отправить 18 июля на берег острова Якобия (архипелаг Александра) лангбот с 10 вооруженными матросами. Командиром лангбота пошел один из лучших офицеров корабля штурман в чине мичмана Абрам (Авраам) Дементьев. Ему надлежало подыскать стоянку для «Святого Павла» и познакомиться с окрестностями стоянки. На разведку Дементьеву были даны одни сутки, но прошел день, второй, третий, а лангбот не возвращался. Впрочем, на берегу каждую ночь горели костры, что оставляло надежду на то, что даже если лангбот разбился на подходе к берегу, его команда все же была жива. Было решено отправить к ним на помощь последнее корабельное плавсредство — яле тремя матросами под командой боцмана Сидора Савельева. И на этот раз они взяли с собой и ружья. Команда яла должна была разыскать моряков Дементьева и вернуть их на борт «Святого Павла».

Следующим утром из?за ближайшего мыса появились два небольших суденышка; обрадованный вахтенный поспешил сообщить о возвращении товарищей. Но это оказались каноэ индейцев, которые сразу же попытались напасть на русский корабль и были отогнаны ружейным огнем. Стало ясно, что 17 русских моряков либо были захвачены в плен после высадки на берег, либо убиты. Поиски, проведенные в дальнейшем Чириковым, результатов не дали: судно потеряло четверть своего экипажа, оба плавсредства и неделю времени, которая в дальнейшем обернулась новыми жертвами, в том числе гибелью от цинги лейтенантов Ивана Чихачева (9 октября 1741 года) и Михаила Плаутина (7 октября 1741 года).

Лишь в 1922 году несколько приподнялась завеса тайны над гибелью русских моряков со «Святого Павла». Историк Аляски Эндрьюс тогда рассказал в своей книге:

«У племени ситка имеется глухое предание о людях, выброшенных на берег много лет тому назад. Говорят, что их вождь Аннахуц, предок вождя того же имени, ставшего преданным сторонником белых в городе Ситке в 1878 году, играл ведущую роль в этой трагедии. Аннахуц оделся в медвежью шкуру и вышел на берег. Он с такой точностью изображал переваливающуюся походку зверя, что русские, увлекшись охотой, углубились в лес, где туземные воины перебили их всех до единого…»

Усиленная тяга русских промышленников в «Восточный океан», к островам, открытым Алексеем Чириковым в 1741 году, началась в середине XVIII века. Поводом к началу этого движения послужил исключительный успех промысловой партии Емельяна Басова, вернувшейся в 1744 году на Камчатку с богатейшим грузом ценных мехов, после зимовки на недавно открытом необитаемом острове Беринга.

В 1745 году известный мореход Михаил Неводчиков, участник Первой и Второй Камчатских экспедиций Беринга — Чирикова, отправился на шитике «Евдокия» к острову Беринга. Этот поход положил начало продвижению русских промышленников на восток, что привело к открытию и освоению всей Алеутской гряды. Неводчиков со товарищи зазимовали на Ближних островах (предположительно —Агату и Атту), промышляя здесь морских бобров. В 1746 году, на обратном пути, «Евдокия» была отнесена бурей к Карагинскому острову (северо–восточный берег Камчатки) и разбилась о скалы. Только Неводчикову и нескольким промышленникам удалось спастись, остальные погибли в штормовых волнах.

Первая русская научная экспедиция на Шпицберген была организована по инициативе русского ученого–естествоиспытателя мирового значения Михаила Ломоносова с целью отыскать проход к Берингову проливу. Экспедицию возглавил капитан бригадирского звания Василий Чичагов. Она должна была секретно пройти от Шпицбергена через Полярный бассейн к Северной Америке и потом следовать вдоль ее северных берегов на запад к проливу между Азией и Америкой и здесь встретиться с экспедицией капитана 2–го ранга Петра Креницына. Но прежде, в 1764 году, под началом капитан–лейтенанта Михаила Немтинова на Шпицберген были направлены 6 судов для устройства в бухте Кломбай (Беллзунд, Белсунн) промежуточной базы.

В состав вспомогательного отряда вошли: пинк «Слон» (флагманский корабль), гукеры «Святой Иоанн», «Святой Николай», «Наталия», «Святой Архангел Михаил». Был еще гукер «Святой Дионисий», но он до архипелага не дошел и вернулся в Архангельск.

На берегу Кломбайской бухты были построены 5 изб, амбар и баня. Здесь на зиму была оставлена зимовочная партия в составе 16 человек под командой унтер–лейтенанта Матвея Рындина.

Партию Рындина должен был на следующий год сменить на зимовке Немтинов. Он вышел из Архангельска в июле 1765 года на пинке «Лапомник» и в течение целого месяца безуспешно пытался пробиться через льды в Кломбай. Не сумев пробиться, повернул на обратный курс.

Партия Рындина осталась на вторую зимовку. Она была более тяжелой. Зимовщики претерпели великую нужду в одежде, обуви, продовольствии. В конце зимы половина команды Рындина погибла от цинги. Спасти их не удалось, несмотря на помощь, оказанную им жившими в 30 верстах русскими промышленниками во главе с Василием Бурковым.

Только в 1766 году оставшихся в живых русских зимовщиков во главе с унтер–лейтенантом Рындиным забрали суда экспедиции капитана В. Чичагова, пытавшейся пройти через Полярный бассейн к Берингову проливу.

27 мая 1791 года судно «Слава России» с экспедицией под началом Иосифа Биллингса вышло из Авачинской гавани и направилось в сторону острова Беринга. Вместе с внуком прославленного русского мореплавателя лейтенантом Христианом Берингом он собирался посетить место упокоения капитан–командора Витуса Беринга и воздать ему почести. Однако непогода и густой туман не позволили подойти к острову, и, чтобы не подвергать экипаж смертельной опасности в неизведанном районе, Биллингс принял решение направиться к Алеутским островам и заняться здесь описью природы.

25 июня «Слава России» бросила якорь в Капитанской гавани острова Уналашка. Здесь русские моряки простояли 2 недели, тщетно ожидая прибытия катера «Черный Орел», на котором из Нижнекамчатска должен был прибыть отряд лейтенанта Роберта (Романа) Галла. Не дождавшись катера, Биллингс направил судно в Берингов пролив для обследования здешних островов. И 4 августа «Слава России» встала на якорь в гавани Святого Лаврентия (на восточном побережье Чукотки). Отсюда экспедиция должна была направиться в Ледовитое море, пройти вдоль северных берегов Чукотки, обогнуть мыс Шелагский и попытаться проникнуть в Колыму, чтобы тем самым доказать, что проход из Тихого океана к северным берегам Сибири существует. Однако от местных жителей Биллингс и Сарычев узнали, что в Беринговом проливе стоят льды, и было решено не ходить на Колыму. При этом Биллингс решил пересечь Чукотку от губы Святого Лаврентия до Нижнеколымска на оленях

13 августа в сопровождении штурмана Баталова, переводчика Дауркина, доктора Мерка, его помощника Мейка, подлекаря Леймана и троих охотников начал сухопутное путешествие. Своему помощнику Сарычеву он приказал за это же время обследовать Анадырский залив, затем отправиться на Уналашку, перезимовать здесь, а весной 1792 года прибыть на Камчатку и ждать здесь Биллингса.

На следующий день «Слава России» вышла в море и через две недели достигла Капитанской гавани на Уналашке. Спустя день сюда же прибыл «Черный Орел» с отрядом Галла и началась подготовка к зимовке. Зима оказалась на редкость суровой.

Уже в конце декабря среди русских моряков появились первые больные цинготной болезнью. В середине января 1792 года этой болезнью страдало уже 23 человека. Однако Сарычев не оставлял исследовательскую работу и более 2 зимних месяцев изучал остров Уналашка. Когда же он вернулся из похода, выяснилось, что 11 матросов со «Славы России» и 3 с «Черного Орла» умерли от болезни и были похоронены рядом с зимовочным лагерем. Только в апреле, после появления на небосклоне солнца, больные цингою стали поправляться и быстро восстанавливать здоровье.

19 июня оба русских корабля пришли в Петропавловскую гавань.

Первый главный правитель русских поселений в Америке Александр Баранов на трех судах перешел от острова Кадьяк к острову Ситка и в 1799 году основал здесь Архангельский поселок — крепость Ситка. Русские моряки здесь перезимовали и вернулись на остров Кадьяк. В поселке оставлена группа добровольцев из судовых команд. В 1803 году им на смену была направлена промысловая партия. Новая смена выяснила, что год назад поселок на острове Ситка, который возглавляя Василий Медведников, был сожжен индейцами во главе с тойоном Скаутлельтом, среди которых были переодетые пираты под предводительством Барбера, пришедшего сюда на корабле «Юникорн». Практически все русские казаки, пушкари и промышленники были перебиты, женщины и дети уведены в плен. Единственным уцелевшим русским стал скотник Абросим Плотников, который в момент штурма работал в лесу.

Баранову пришлось организовывать новую судовую экспедицию, которая построила на месте сожженного поселка Ново-Архангельскую крепость и доставила сюда новый гарнизон.

Одновременно с истреблением русского гарнизона в Ситке индейцы напали на промысловую партию Урбанова в Кенайском проливе и перебили более 90 русских промышленников и алеутов. В 1803 году в разных местах Аляски было перебито более 200 русских поселенцев.

В 1804 году при обратном взятии крепости Ситка погибло несколько русских моряков и солдат–алеутов, которые похоронены в братской могиле.

В «Морском Сборнике» № 9 за 1861 год помещена статья священника Аргентова под заглавием «Северная Земля», рассказавшего, что издавна на берегах Ледовитого моря, от Шелагского мыса до Чукотского Носа, существовала легенда: мол, на севере за океаном лежит земля, куда весной летят многочисленные птицы и на которой живут русские. Причем ее рассказывают в двух вариантах: один рассказывают потомки казаков, другой — чукчи. Единство этих рассказов в том, что некогда архангельские раскольники с семействами уплыли в море искать убежища в необитаемых землях. Буря занесла их далеко на восток, и потом они пристали к неизвестному острову на Ледовитом океане, где и жили на момент появления журнальной статьи.

Вместе с тем есть доказательства, что архангельские промышленники бывали на Новосибирских островах задолго до их официального открытия. Так, на острове Котельном следы пребывания землепроходцев были обнаружены в XVIII веке: позеленевший медный котел, остатки какого?то деревянного судна и заготовленные дрова. В 1809—1811 годах якутский мещанин Санников, ездивший на Новую Сибирь для отыскания мамонтовых клыков, нашел там могилу со старым крестом, которая, судя по надписи на перекладине, относилась к XVII веку. Рядом с могилой лежали нездешние вещи, в том числе и необычные нарты, которые сделали железными инструментами в стране, где мало хорошего леса, но есть тюлени и олени. Неподалеку находились развалины четырехугольного рубленого зимовья. Получалось, что Санникову удалось найти стоянку одного из русских промышленников, начинавших освоение Северо–Восточной Азии.

На следующий год Санников расширил исследуемый район и обнаружил еще несколько могил и судовое днище, которые прямо указали, что здесь были похоронены архангельские поморы, попытавшиеся пробраться на Шпицберген, но бурей и льдами унесенные в море Лаптевых. Есть версия, что он обнаружил зимовку пропавшей без вести экспедиции Реброва, которая в 1652 году пыталась исследовать земли севернее реки Яны.

Хотя плавания к Новой Земле проводились несколько столетий, но ее морских карт не существовало, если не считать карты Маточкина Шара, сделанной Федором Розмысловым. С целью восполнения этого пробела в 1819 году русское правительство поручило лейтенанту Андрею Лазареву возглавить экспедицию и произвести опись всего южного побережья Новой Земли, а также попытаться обойти ее северную оконечность.

Андрей Лазарев родился в 1787 году и был родным братом первооткрывателя Антарктиды Михаила Лазарева. После окончания Морского корпуса в 1804 году он был произведен в мичманы, и 6 лет участвовал в боевых действиях русской эскадры в Средиземном море. В 1812—1814 годах на корабле «Борей» находился в плавании у берегов Англии и Голландии.

Для полярного похода в 1819 году Лазареву был передан конфискованный английский бриг «Кэтти». Русские моряки переименовали его в «Новую Землю» и направились на восток.

Но экспедиция закончилась полной неудачей. Лазарев не сделал ни одной высадки на архипелаг и, даже не начав съемки берега, отправился обратно. К этому времени практически вся его команда заболела цингой, и прежде, чем «Новая Земля» вернулась в Архангельск, три матроса скончались и были похоронены по морскому обычаю.

Летом 1833 года Пахтусову удалось на карбасе «Новая Земля» произвести опись юго–восточного берега Новой Земли. Из?за сильных штормов и цинготной болезни среди моряков экспедиции не удалось вернуться в Архангельск, а пришлось зимовать в губе Логинова (пролив Карские ворота). По другим данным, — на восточном берегу полуострова Стодольского. Здесь они нашли 4 могилы членов семьи самоедского промышленника Мавея.

По данным П. Башмакова — советского исследователя истории жизни русского мореплавателя П. Пахтусова, на востоке полуострова Стодольского команда баркаса «Новая Земля» нашла поморский карбас и развалины избы, возле которой лежали два человеческих черепа и несколько человеческих костей. В избе были найдены небольшой медный и два железных котла, ложа от ружья, немного пороха и несколько оленьих шкур. По этим вещам было предположено, что найдено зимовье самоеда Мавея.

В 1823 году этот ненец вместе со своей семьей и родственником Воептой, обеднев из?за падежа оленей, перебрался на Новую Землю, чтобы здесь промышлять морского зверя и диких оленей. Но осенью Воепта уехал на материк, а Мавей остался на острове с сыном и тремя женщинами. Так как следующим летом Мавей не появился на материке, то Воепта сам отправился к Карским воротам. «Придя к зимовью, — позже расскажет Пахтусов, — он был поражен ужасным зрелищем: два женских трупа лежали в избе, подле них выделанная медвежья шкура, половина которой была съедена; на дворе неподалеку от избы, лежали истлевшие трупы сына и внучки Мавея; самого же Мавея нигде не нашли». Позже выяснилось, что сам ненец Мавей погиб на охоте, а его семья — от угара или холода в избе.

Однако истинные причины их гибели неизвестны и сегодня.

В этом же путешествии, 18 августа 1833 года, на берегу губы Староверской (вблизи реки Маточки) Пахтусов нашел ветхую промысловую избу, 4 разбитых поморских карбаса и несколько могильных крестов.

Через три дня экспедиция потеряла служителя Николая Рудакова, которого по флотскому обычаю похоронили в море.

В марте 1835 году на шхуне «Кротов» и карбасе «Казаков» подпоручик корпуса флотских штурманов Петр Пахтусов и кондуктор корпуса флотских штурманов Август Циволька занялись описными работами пролива Маточкин Шар и восточного новоземельского побережья к северу от Матшара.

В апреле—мае 1835 года от простудной лихорадки и цинготной болезни умерли матрос Андрей Самсонов и вольнонаемный мастеровой Максим Постников. В июне, с наступлением теплого времени и появлением в окрестностях зимовья дичи, здоровье заболевших зимовщиков значительно улучшилось и Пахтусов приступил к исследованиям района Маточкина Шара.

Но 21 июля карбас был раздавлен льдом у западного берега острова Верха, причем погибла часть провизии и снаряжения. Мыс, близ которого это произошло, Пахтусов назвал мысом Крушения. Осматривая остров, Пахтусов нашел здесь обломки двух карбасов, несколько могильных крестов и большую могилу. По остаткам истлевших бумаг удалось установить, что здесь лежит до 15 безымянных поморов, неизвестно когда сюда несчастно попавших. По всему было видно, что эти негостеприимные берега стоили жизни многим поморам. Возможно, именно эта бухта в старину называлась бухтой Охальной (Горбовы острова). В начале августа 1835 года на одном из Южных Крестовых островов (иногда их называли Братаны) Пахтусов обнаружил два опрокинутых карбаса и могилу моряков.

Русский геолог и географ Иван Черский вместе с женой Маврой исколесил северо–восток Азии вдоль и поперек. Он собрал уникальные коллекции минералов, зоологические и ботанические. В 1891 году он был командирован Академией наук на три года для исследований в районах рек Колымы, Индигирки и Яны. В июне того же года он выехал туда вместе с женой (зоолог экспедиции) и 12–летним сыном из Якутска. В караване было 44 лошади. Верхоянский хребет был пересечен по летней дороге, огибающей реку Хандыгу с юга, по ее протокам. Черский перешел Индигирку у Оймеконского правления. И далее пошел на северо–восток. Этим маршрутом он вышел в верховья реки Момы. В Верхне–Колымск он пришел 28 августа и зимовал здесь. Весной 1892 года Черский поплыл вниз по Колыме, но в дороге заболел, и все же, пренебрегая болезнью, продолжал вести наблюдения. Во время этой экспедиции он умер у реки Прорвы, не доехав до Нижне–Колымска, и был похоронен против устья реки Омолон. В память о путешественнике город Нижне–Колымск был переименован в город Черский.

К незаслуженно забытым ныне экспедициям относится первая проводка речных судов с Британских островов до устья реки Енисей. В ее состав входили три построенных на английских верфях речных парохода («Лейтенант Овцын», «Лейтенант Малыгин» и «Лейтенант Скуратов») с экипажами, набранными на Балтийском флоте. В свое время об этом походе писали многие российские газеты, а сегодня рассказ об этом плавании можно лишь случайно найти в старых изданиях.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.