«Руслан» домой не вернулся

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

«Руслан» домой не вернулся

С навигацией (1932 года) к советским угольным копям на Шпицбергене связана одна из самых трагических страниц в истории нашего полярного мореплавания.

21 декабря 1932 года — в самый разгар полярной ночи — для доставки срочного груза из Мурманска к архипелагу вышел ледокольный пароход «Малыгин» под командой капитана А. Филатова. Его сопровождал ледовый пароход «Г. Седов» с крепежным лесом на борту. Переход проходил в условиях сильнейшего шторма, частых снежных зарядов и сильного обледенения корпуса судов. Обычно в те годы морское сообщение с архипелагом Шпицберген проходило в период с середины мая до середины ноября. Причиной столь короткой летней навигации были тяжелые навигационные условия плавания в районе островов. Но в декабре 1932–го возникла острая необходимость доставить в Баренцбург продовольствие, оборудование, людей и особо важно — крепежный лес

Через неделю похода, войдя в Айс–фиорд, совершенно не обставленный огнями (Норвегия установила несколько маяков на Шпицбергене только следующим летом) «Малыгин» во время метели наскочил на подводные камни и получил серьезные повреждения. Вмешались случайность и… преступная людская простота. Как выяснилось позже, чтобы облегчить советским судам вход в залив Гринхарбур, на его берегу зажгли большой костер. Капитан «Малыгина» об этом не был предупрежден и, приняв еле видимый огонь за огни Баренцбурга, раньше времени повернул вправо — прямо на камни…

Ледокольный пароход «Г. Седов», следовавший за ним на некотором отдалении, сначала аккуратно подошел к причалу, где в кратчайшее время снял доставленный груз, а затем столь же аккуратно подошел к севшему на камни пароходу и снял пассажиров «Малыгина».

Когда наступила полная вода, «Малыгин» снялся с камней и самостоятельно направился в район Баренцбурга. Однако дойти сюда не удалось: через пробоины, образовавшиеся при аварии, судовые отсеки быстро заполнились водой. Поврежденный пароход лег на правый борт с большим креном и быстро превратился в высокую ледяную глыбу. В его трюмах под водой и льдом осталось более 300 тонн ожидаемого шахтерами груза.

Для снятия «Малыгина» в Айс–фиорд прибыли небольшое спасательное судно «Руслан» под командой капитана Василия Клюева и ледокол «Ленин», составившие специальную экспедицию Наркомвода.

Первые попытки поднять аварийное судно закончились полным провалом. Из?за быстрого обмерзания насосы часто выходили из строя. Когда же удалось частично осушить отсеки, облегченный пароход стал сильно биться о скалистый грунт. Помешала и начавшаяся в те дни подвижка льда, которая создала реальную угрозу посадки на камни спасательных судов экспедиции. Поэтому 26 января 1933 года все работы в заливе были остановлены и продолжены лишь в марте.

Спасателям пришлось самоотверженно трудиться, передвигаясь по лежащему на борту «Малыгину» и его обледеневшим бортам. Пароход почти всем корпусом плотно лежал на банке из крупного камня и плитняка, его трюмы были забиты грузом, льдом и снегом. Полное обследование его подводной части долгое время не удавалось.

Намеченный объем работ был не особенно большим. Но в условиях Заполярья все оказалось гораздо сложнее. Особенно мешало сильное обледенение парохода и спасательных средств. Малосильный «Руслан» часто застревал во льдах так, что приходилось прокладывать для него путь с помощью подрывных зарядов. Ледокол же «Ленин», имеющий большую осадку, не мог подойти к аварийному судну ближе, чем на 300 метров. И все же 24 марта «Малыгин» был снят. Теперь судам экспедиции после временного устранения основных повреждений предстоял 800–мильный переход в Мурманск. Отплытие было назначено на 12 апреля 1933 года.

Первый выход в море провалился: оба судна оказались не подготовленными к переходу в условиях сильнейшего шторма. «Руслан» стал быстро обледеневать, да так, что для его спасения пришлось выбросить за борт часть палубного груза. А на «Малыгине» волнами откололо цемент, закрывавший трещину в корпусе, и в отсеки хлынула забортная вода. Через двое суток оба судна вернулись в Баренцбург.

Еще через неделю в залив Грин–Харбур им на помощь прибыл ледокол «Красин».

Новый выход был назначен на 24 апреля. «Малыгин» пошел самостоятельно. «Красин» же должен был взять на буксир «Руслана» и вести его в Мурманск. Однако по просьбе губернатора Шпицбергена советский ледокол сначала вышел для прокладки во льдах Айс–фиорда дороги к норвежскому руднику Адвент–Бей.

Поэтому «Руслан» с 23 моряками экипажа на борту вышел из залива первым и самостоятельно направился в море, рассчитывая у кромки льда встретить «Красина». Недалеко от выхода из Айс–фиорда он исчез в сильнейшей метели, и, как выяснилось позже, навсегда. От немногих выживших моряков удалось узнать следующее.

В открытом море слабосильного «Руслана» сразу же подхватило сильное волнение; волны перекатывались через маленькое судно, буксир стал быстро покрываться льдом. Но ни на ледоколе, ни на ледокольном пароходе об этом еще не знали.

А тут еще сильнейшим порывом ветра на «Малыгине» оборвало радиоантенну, и связь между судами отряда прекратилась. Руководство экспедиции полагало, что «Красин» и «Руслан» встретились и благополучно идут назначенным маршрутом

Меж тем на «Руслане» открылась течь, и помпы не могли с нею справиться. Вскоре буксир стал заметно погружаться в воду. Единственным средством спасения для его моряков оставались шлюпки. Но в возможность спасения во время свирепого полярного шторма и сильных морозов мало кто верил. Пока спускали шлюпки, радист посылал в эфир последние приветствия от гибнущих моряков. Но вскоре (в 23.50) связь с «Русланом» оборвалась…

Через 6 дней одна из двух его шлюпок была замечена и подобрана норвежским моторно–парусным ботом «Рингсаль» («Ringsael») в сотне миль от Шпицбергена (по другим данным—в районе Гренландии). Из 13 человек, севших в шлюпку, живыми оказались только 3 (штурман Точилов, сигнальщик Бекусов и матрос Попов). Оставшиеся в живых моряки были сплошь покрыты льдом, и чтобы снять с них одежду, пришлось разрезать ее ножами. Они и рассказали, что члены команды, обессиленные до крайних пределов, один за другим погибали, замерзая во время сна. Чтобы облегчить обледеневшую шлюпку, тела погибших приходилось выбрасывать в море.

Спасшиеся были доставлены в госпиталь в Тромее, где двоим из них пришлось ампутировать обмороженные ноги. Судьба второй шлюпки с «Руслана» не выяснена, но не подлежит сомнению, что все находившиеся в ней погибли. Вот как вспомнил о той катастрофе сигнальщик Бекусов: «Я вскочил от неожиданного шума — в кубрик хлынула забортная вода. Когда выскочили наверх, увидели, что судно покрыто льдом, палубу заливает и «Руслан» лежит на борту. А матросы по колено в воде, цепляясь за иллюминаторы, ходили по борту, скалывая лед. Судно выправилось, но постепенно стало заваливаться уже на правый борт.

Штурман Точилов спустился в кочегарку. Его глазам открылось страшное зрелище. Кочегарка была залита водой. Из?под котла бил фонтан — волны сделали свое дело. Помпы не работали. Вторая течь открылась в машинном отделении. Матросы самоотверженно откачивали воду ведрами, но течь все усиливалась. К ночи затопило всю кочегарку и машинное отделение. «Руслан» кренился все сильнее, опускаясь бортом на волну. Буксир погибал.

Капитан Клюев отправился в радиорубку — давать прощальные радиограммы. «Руслан» вздымался на волнах, лежа на боку, все более погружаясь в воду. Тогда штурман отдал команду готовить шлюпки.

Спустив на воду первую шлюпку и разместив там большую часть команды, Точилов принялся за вторую. Штурман сложил в шлюпку одеяла, хлеб, сухари, компас и часы из салона. 13 моряков с трудом столкнули ее в воду. Волна захлестнула их, залила все, а сухари и хлеб поплыли.

Как раз в это время началась агония «Руслана», и огромный водоворот от быстро затонувшего буксира чуть было не увлек следом и шлюпки. Однако морякам удалось отойти в сторону.

Волны заливали нашу шлюпку до краев. Если бы не герметичные воздушные ящики, которыми она была оборудована, все бы мы немедленно пошли ко дну». А вот что о спасении вспомнил штурман Точилов:

«Шторм был 8 баллов, видимости никакой. Я встал на носу, чтобы наблюдать, как идет волна. Матросы бешено работали: кто греб, кто вычерпывал воду, а кто помогал гребцам. Мокрые насквозь, пронизанные ветром, ребята леденели, но паники не было. Вместе со мной в нашей шлюпке находились: капитан «Руслана» В. Клюев, третий механик Бобонский, Павел Меньшиков, матрос Михаил Попов, матрос Николай Антуфьев, матрос Павел Семенов, матрос Иван Нетленный, машинист Сергей Воронцов, электрик Гриша (фамилию не помню), кочегар Жорж и еще два моряка, чьи фамилии не помню.

Шторм не стихал, волны заливали шлюпку, и вскоре моряки стали замерзать. Затем к нам подступил голод. Продовольствия в шлюпке не осталось — все смыл шторм. Только у третьего механика нашлись 2 банки консервированного молока. Моряки пробили дырки в банках и по очереди пили».

Утром море стало успокаиваться. Шторм уже выдыхался. Небо прояснилось, туман, расползаясь, открывал море. Многие отморозили руки, заледеневшая панцирем одежда мешала сгибаться. Невыносимая жажда мучила руслановцев. Ножом соскабливали они лед с одежды, собирали льдинки с сапог, отдирали сосульки с усов и глотали.

На третий день из?за голода и жажды оставшиеся в живых стали терять последние силы. Скончались: капитан, Антуфьев, Семенов, Меньшиков, Бобонский, Жорж, еще один матрос. Силы покидали выживших. Грести уже не мог никто. Под банкой Попов нашел среди одеял простыню и решил соорудить парус. Не гнулись окоченевшие пальцы. Но матрос прорубил в банке дыру и, вставив в нее весло, установил парус. Ветер заполоскал простыней и потащил шлюпку. Итак, «Руслан» домой не вернулся, но его гибель показала, что в борьбе за жизнь человек способен на многое.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.