Глава VI Картоиздательское дело

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава VI

Картоиздательское дело

Между 1440 и 1500 гг. произошло три важнейших события современной истории. Европейская цивилизация освоила печатание книг при помощи подвижных шрифтов; посредством печатного процесса была размножена «География» Птолемея; Христофор Колумб открыл Новый Свет.

В 1440 г. или около того, когда португальские моряки под руководством Энрике Мореплавателя пытались пробиться вдоль африканского побережья на юг за мыс Бохадор, один молодой немец в Страсбурге прилаживал последние детали к изобретенной им машине. Потенциально она могла оказаться значительно более ценной, чем черные рабы или золотой песок. Иоганн Гутенберг был человеком скрытным и никому не раскрывал своих намерений, однако в один прекрасный момент у него, как у многих других гениев в разное время, возникла нужда занять денег; и вскоре в городе стало известно о том, что этот незаметный молодой человек, оказывается, вырезает из дерева отдельные буквы алфавита. Он складывает их в слова и предложения, а потом одним движением «печатает» целую страницу текста – печатает точно так же, как можно отпечатать гравюру, – и делает это гораздо быстрее, чем может написать от руки любой смертный писец. Новость эта вызвала громкие протесты ремесленных гильдий, членство в которых призвано было охранять от посторонних секреты мастерства и монополию на производство тех или иных вещей. Нехорошо, говорили они, печатать слова при помощи машины. Это оставит людей без работы; писцам, рисовальщикам и ювелирам, которые зарабатывали на жизнь тем, что переписывали и украшали рукописные книги, придется голодать. А если печатный пресс начнут использовать в своих целях недобросовестные и мятежные авторы, то вообще может оказаться, что это дьявольский инструмент.

Один клин глобуса, растянутый и спроектированный так, как предложил Герард Меркатор

Титульная страница первого морского атласа «Зеркало мореплавания»

Несмотря на поднявшийся шум, Гутенберг продолжал заниматься своим делом и в конце концов изготовил достаточно «шрифтов», чтобы начать небольшое дело. Первые его заказы были достаточно скромными – такими, например, как листовой календарь (на 1448 г.) или элементарный школьный учебник (Donatus). Возможно, у него были и более ранние работы, но они до нас не дошли. Далее последовал пропагандистский памфлет с предупреждением всему христианскому миру о неминуемой опасности, грозящей стратегическому острову Кипр со стороны мусульман. Однако заказом, который способствовал коммерческому успеху печатного пресса – если не самого Гутенберга, – стала обычная квитанция, которую выдавала церковь в ответ на денежные пожертвования, полученные в европейских приходах. Переписывать длинные квитанции от руки, следуя раз и навсегда установленной форме, было делом медленным, а потому дорогим. На это приходилось тратить значительную часть пожертвований, и любая машина, способная размножать идентичные квитанции тысячами, была поистине бесценным изобретением. Так думал Иоганн Фуст, ювелир из Майнца, который дважды одалживал Гутенбергу деньги под шесть процентов. Печатание и продажа книг – даже толстых многостраничных книг, таких как Библия, – казались Фусту надежным вложением денег.

Первая, или «гутенберговская», Библия, отпечатанная Гутенбергом, стала собственностью Фуста еще до того, как пошла в переплет, вероятно, в счет неоплаченных долгов. А вместе с непереплетенными листами к Фусту перешел и Петер Шёффер, работавший с Гутенбергом. Шёффер был способным ремесленником и вскоре придумал способ изготовления металлических шрифтов. Он вырезал сначала шаблон, или матрицу, буквы, а затем отливал их каждую по отдельности. Благодаря своей изобретательности Шёффер сделался партнером печатного дома Фуста и получил руку единственной дочери хозяина, Христины. В действиях Фуста и Шёффера не было ничего тайного или даже скрытного. Они подписывали и датировали свои публикации и не упускали случая произнести перед клиентами хвалебную речь о чудесном искусстве книгопечатания и о городе Майнце, где, как они утверждали, это искусство зародилось.

Успех пришел к печатному прессу и к печатным книгам не сразу. С одной стороны, читающая публика Европы была ограничена почти исключительно служителями церкви и закона и горсточкой интеллектуалов. При этом даже в церкви долгое время бытовали сомнения, можно ли вносить печатную книгу в святилище. Таких книг раньше не было, о них ничего не говорилось в Священном Писании, а потому к ним следовало отнестись с подозрением, даже если в них содержались только правильные и священные слова. Но как только опасения улеглись, главными заказчиками молодой издательской отрасли стали именно церкви, монастырские библиотеки и приходские священники. К 1480 г. печатными прессами могли похвалиться 111 европейских городов. 22 из них находились на территории Германии (из них 4 в Майнце), 49 – в Италии, по 8 – во Франции и Голландии, по 5 – в Бельгии и Австро-Венгрии, 6 – в Испании, по 4 – в Англии и Швейцарии.

Человечество начинало проявлять первые признаки ненасытной жажды знаний. К 1500 г. более 238 городов в Европе и Англии имели один или несколько печатных прессов, а значит и печатников-издателей, которые печатали и переплетали книгу и ставили в ней место и дату публикации. Люди заинтересовались чтением, и уже нетрудно было поверить, что когда-нибудь книгу можно будет увидеть не только в церкви, монастыре или школе. Список опубликованных авторов быстро расширялся, и вслед за священной литературой и учебниками из печати начали появляться исторические и биографические книги, медицинские и юридические тома и многочисленные произведения классической греческой и латинской литературы. Цицерон и Цезарь, Аристотель и Плутарх, Катон и Иосиф Флавий – всех их активно возвращали к жизни, публиковали и, вероятно, читали. Легкое чтиво той эпохи составляли басни Эзопа, выдумки Плиния и Солина, непристойные истории Джованни Боккаччо, а также чудесные сборники, способные удовлетворить любые запросы: «Хроники Англии» и «Нюрнбергская хроника».

Книгоиздатели быстро изучили предпочтения, слабости и желания читающей публики. Они обнаружили, например, что читатели любят привлекательные внешне книги, аккуратно отпечатанные на хорошей бумаге; что выгодно подражать красивым книгам, которые переписчики и художники-миниатюристы изготавливали прежде для церкви и богатых. Вошла в моду цветная печать, обычно красной и синей краской. Фуст и Шёффер первыми, и небезуспешно, начали печатать в цвете; другие печатники последовали их примеру. Издатели поняли, что читателям нравятся чисто вырезанные буквы и шрифты, напоминающие принятую в данной местности манеру письма. Еще они обнаружили, что читатели любой профессии и достатка питают слабость к картинкам – причем к любым, не важно, хороши они, плохи или так себе.

Иллюстраторы и граверы по дереву и металлу начали применять печатный пресс задолго до того, как Гутенберг и другие печатники вырезали свои первые подвижные шрифты. В Европе первый пресс начал работать в 1406 г. Первые деревянные клише, как и первые деревянные буквы, были по большей части довольно грубыми, а изображения, с которыми они работали, ограничивались религиозными сценами и персонажами. Однако на ярмарках, рынках и в других многолюдных местах всегда был спрос на лубочные картинки, и конкуренция вынуждала граверов все лучше вырезать изображения на деревянных досках и переносить их с помощью чернил на бумажный лист.

Линейное гравирование по камню и металлу – очень древнее искусство – изобрели в Европе не иллюстраторы книг, а ювелиры, украшавшие резьбой золотые и серебряные изделия. Оттиски с металлических листов в Италии стали делать потому, что мастеру часто хотелось сохранить для себя свои же изысканные узоры. Для этого вырезанные углубления в сосуде или украшении заполняли вязкой черной краской, а затем прижимали к ним лист влажной бумаги. На белой бумаге появлялся черный рисунок. Переход от этой техники к гравированию изображений был достаточно естественным, и примерно с 1450 г., а то и раньше, половина ювелиров и художников по металлу Центральной Германии и Верхней и Нижней Рейнской земли занимались гравировкой по меди; оттиски с картинками на религиозные темы хорошо продавались на ярмарках. К моменту появления в Европе первых печатных книг техника изготовления иллюстраций к ним была уже освоена. Книги можно было украшать хоть картинками, хоть картами. Какие же карты имелись на тот момент в наличии?

Во второй половине XV в. начался процесс возрождения научной мысли, который безусловно стимулировали путешествия и исследования новых земель. Человек вновь начал изучать мир, в котором живет, и мечтать о неизвестных землях за порогом родного дома. Ему уже не хотелось провести всю жизнь в его стенах. Его интересовали описания далеких земель, обитаемый мир за горизонтом, строение Вселенной; хотелось узнать, какая сила движет миром. Но кто мог удовлетворить его любопытство?

Плиний и Солин, как прежде – уже на протяжении тысячи с лишним лет, – могли рассказать интересную историю. «Естественная история» и «Полиистория» были очень популярны среди издательской братии, как и элементарные трактаты Помпония Мелы и Сакро Боско. Однако этих древних текстов с диаграммами Вселенной и небесных тел, с чудовищами и астрологией было уже недостаточно. Они развлекали читателя, но оставляли слишком многое не объясненным. То ли дело «Альмагест» и «География» Клавдия Птолемея!

До 1500 г. – в течение первых шестидесяти лет книгопечатания, когда бумага и пергамент были дороги, а покупателей мало, – вышло не меньше семи полноформатных изданий «Географии» Птолемея, причем это были издания с дорогостоящими иллюстрациями и цветными буквицами, а в большинстве случаев еще и с картами. Вплоть до 1570 г., когда вышел в свет атлас Ортелия «Зрелище мира земного» (Theatrum Orbis Terrarum), большую часть заметных картографических публикаций составляли все новые и новые издания Птолемеевой «Географии». Некоторые из них представляли собой полные копии текста и карт, издатели других брали текст Птолемея за основу и создавали собственное описание мира. Короче говоря, «География» стала канонической работой по картографии на весь период Великих географических открытий и прототипом почти всех географических атласов с момента изобретения книгопечатания и до появления современной картографии. Конечно, выходили и другие атласы, дополненные новейшими географическими данными; выходили «новые» карты с результатами последних экспедиций… но при этом где-то на заднем плане всегда чувствовалось присутствие Птолемея; он был надежным якорем и неприступной крепостью, на которые издатель мог положиться в случае нужды. Представляя публике новый атлас, всегда полезно было упомянуть на титульной странице, что работа сделана «по оригинальным картам Клавдия Птолемея» или хотя бы «в манере Птолемея». Само имя Птолемея добавляло атласу респектабельности и достоверности. Интересно отметить, что даже после того, как текст и карты «Географии» вышли из моды и устарели, в XVI и XVII вв. их продолжали печатать со всеми ошибками в качестве предисловия к теориям, которые противоречили всем Птолемеевым принципам. Неясно, делалось ли это из слепого почтения, по небрежности редакторов или кто-то придумал именно так вводить новые идеи в скептически настроенный мир; вероятно, всего понемножку. Еще более загадочным выглядит тот факт, что даже в середине XVI в., много позже плаваний Диаша и Васко да Гамы, наглядно доказавших, что Индийский океан, в отличие от Каспия, не является внутренним морем, старую Птолемееву карту продолжали печатать и публиковать. Часто ее помещали бок о бок с другими картами, на которых можно было увидеть новейшие географические открытия.

Для истории картографии жизнь реального человека по имени Птолемей не так важна, как жизнь и развитие написанного им текста и карт, ибо они представляют собой зародыш, из которого возникла современная картография. Возможно, Марин из Тира как человек был лучше Птолемея; возможно, именно его вклад в картографию был самым важным; мы не знаем этого и, вероятно, никогда не узнаем. Возможно, именно Марин разработал форму и содержание систематического изображения мира – атласа, – но у нас нет доказательств ни за, ни против этого утверждения. Текст и карты Птолемея уцелели и были опубликованы – и это факт, который оказал серьезное влияние на историю науки.

«География», или «Космография», как ее иногда произвольно называли, была впервые напечатана в 1472 г., а самый ранний известный рукописный экземпляр текста и карт относится к XII или XIII в. С какими же источниками работали издатели? Были ли позднейшие рукописные копии похожи на оригинал, который появился около 150 г.? По каким данным можно судить об этом? В темные века труд Птолемея был похоронен не полностью. Существует по крайней мере одно свидетельство, что именно Птолемей был главным источником информации для книги «О нищете мира» (De miseria mundi) Павла Орозия (ок. 415). И Птолемея, и Марина упоминают арабские географы между VIII и XV вв., притом что никого другого из греческих или римских географов арабы не упоминают.

Что же касается вопроса о том, похожи ли карты из дошедших до нас манускриптов на оригиналы Птолемея, то лучшее свидетельство тому – то, чего нет. После тысячи лет бесконечного копирования ни в тексте, ни на картах нет абсолютно никаких следов ни языческого, ни христианского влияния. В лучших рукописных экземплярах и в лучших печатных изданиях нет мифических вставок, а на картах – фантастических и аллегорических фигурок, столь характерных для картографии Средневековья. Исходя из этих отрицаний, нам остается предположить, что работа Птолемея не только пережила темные века, но что между 200 и 1200 гг. ее тоже многократно копировали. В результате к печатникам 1472 г. она попала примерно в том же виде, в каком была написана, – за одним-двумя исключениями.

Первоначально «География» была написана по-гречески, а в начале XV в. в Западной Европе почти не изучали греческого, даже среди людей образованных этот язык мало кто знал. На латынь труд Птолемея начал переводить Эмануэль Хризолорас – византийский ученый, осевший в Италии и преподававший греческий язык, – а закончил один из его учеников, Якоб Ангел. Похоже, что именно он изменил название с «Географии» на «Космографию». Вероятно, все ранние латинские тексты «Географии» пошли от версии Ангела. Перевод был закончен около 1410 г. (он посвящен Александру V, который был папой в 1409–1410 гг.). Кроме того, Ангел составил латинские заголовки и легенды для карт.

Одно из рукописных изданий «Географии», основанное на латинском переводе Ангела, отредактировал еще один ученый XV в. – Доннус Николаус Германус, или Николай Германец, монах-бенедиктинец из Райхенбаха. Он сделал для карт Птолемея то, что Ангел сделал для его текста. Сам он был пылким почитателем александрийского географа и подошел к этой задаче с великой скромностью и многословными извинениями в адрес автора и своего покровителя папы Павла II. Он отважился доработать карты и перерисовал их заново в той сложной сферической проекции, которую сам Птолемей сначала рекомендовал, а затем оставил.

Понимая, писал Доннус, что Птолемей Географ изобразил Землю с величайшим возможным искусством, было бы глупо пытаться выполнить эту задачу заново. Любого человека, который взялся бы за это дело, следовало справедливо обвинить в невежестве или опрометчивости, ибо Птолемей «первым, считая даже и тех превосходных географов, что работали до него, понял, каким способом можно представить множество мест всей Земли на одном рисунке». Доннус не утверждал, что обнаружил на Птолемеевых картах вещи, которые следует исправить или улучшить. Но он заверял своих читателей, что если кто-то из них, знакомый с картами, возьмет на себя труд сесть и не спеша сравнить карты Птолемея с теми, которые подготовил он, Доннус, то он наверняка найдет в последних неоспоримые достоинства, хотя эти карты будут немного отличаться от рисунков Птолемея.

Доннус читал текст Птолемея очень тщательно. Добравшись до главы 24-й первой книги, где Птолемей предлагал всем картографам, не слишком ленивым и обладавшим достаточными знаниями, рисовать карты в его сферической проекции, он принял вызов и начал раздумывать, «каким способом мы сами могли бы добыть некоторую славу». Он пришел к выводу, что лучший способ сделать это – перерисовать заново карты Птолемея, не меняя в них ничего, кроме проекции. Однако ни в одном варианте текста – ни в греческом, ни в латинском – не нашел он хороших описаний различных регионов, «сколько и какого рода люди живут там, какие села, города, реки, гавани, озера и горы, или под какой областью небес они лежат, или в каком направлении их искать». Копиисты, по-видимому, упустили множество мелких деталей, которые Доннус, согласно его собственным утверждениям, обнаружил в трудах Птолемея, например описание границ между провинциями и странами. Доннус уменьшил размер картинки – то есть карты мира, «каковая прежде была слишком большой и превосходила обычный размер книг», – до величины, которая должна была сделать ее изучение более удобным. Во всех остальных отношениях он оставил карты в прежнем виде.

Доннус изготовил множество карт, и перерисованные им в проекции Птолемея—Доннуса карты послужили образцом для печатных изданий атласа. В большинстве изданий сферическую проекцию трудно заметить с первого взгляда, поскольку на карте не прорисованы параллели и меридианы; они только размечены штрихами на полях. Границы самих карт, за исключением карты мира, обычно не искривляли, и карты представляли собой равнобедренные трапеции. Если не говорить о модификации проекции, карты Птолемея при переносе с разрисованного вручную пергамента на деревянное клише или медную форму практически не изменились. Все изменения были связаны исключительно с необходимостью отразить на черно-белой гравюре цветовые оттенки и обозначения оригинальной карты так, чтобы картина осталась понятной. Работа над картами многому научила граверов!

Особняком среди множества изданий стоит итальянский стихотворный перевод текста (terza rima), сделанный Франческо Берлиньери и опубликованный во Флоренции около 1478 г. Книга не датирована, но, по всей видимости, это одно из самых ранних печатных изданий «Географии». Нельзя сказать, что это самое значительное переложение текста, хотя по его следам было сделано еще несколько стихотворных переводов. Зато о картах известно, что они впервые напечатаны с медных форм, а проекция – чуть ли не единственная – точно соответствует проекции с равноудаленными параллелями и меридианами, которую использовал Птолемей. Кроме того, в этом издании каталог географических названий с широтами и долготами был упорядочен по алфавиту, а не географически, как в оригинале.

Пока европейские печатники и издатели пытались решить проблему издания книг, содержащих одновременно текст и карты, без лишних сложностей и потери качества, другие люди смотрели уже за пределы Птолемеева обитаемого мира. В 1482 г. была опубликована карта с Гренландией. В 1485 г. появилось описание странствий Марко Поло на латыни; эту книгу внимательно, с пометками, читал Христофор Колумб. В 1491 г. этот самый Христофор Колумб, картограф и торговец картами, сумел добраться до короля и на основании данных, содержащихся на картах Птолемея, глобусе Мартина Бехайма и карте мира Паоло Тосканелли, уговорил их величеств Фердинанда и Изабеллу Испанских организовать совершенно фантастическую экспедицию. Через девять лет и три долгих плавания Хуан де ла Коса нарисовал для всеобщего обозрения на бычьей шкуре огромную карту мира, которая отразила новые открытия за Западным морем. Колумб вынудил ла Косу, как и других членов своего экипажа, подписать бумагу, в которой утверждалось, что Куба – не остров, а часть азиатского материка. Является ли громадная земля, открытая Колумбом и изображенная ла Косой, на самом деле Азией или Новым Светом, должны были показать дальнейшие исследования.

Карта мира, нарисованная Хуаном де ла Косой, стала первой в длинной серии публикаций, подводивших итог последним открытиям в Западном море. Начиная с 1500 г. каждый год появлялась по крайней мере одна новая карта – сухопутная или морская. Некоторые из них никогда не печатались, другие гравировались по дереву или меди. Несколько подобных карт было напечатано по отдельности, но гораздо чаще их переплетали в один том с каким-нибудь трактатом по космографии или описанием исследовательской экспедиции. Географическая информация перестала быть достоянием небольшой группы людей. Путешествия и исследования, даже за Западным морем, стали более или менее обычным делом. Многие путешественники описывали увиденное. В основном авторы таких описаний хотели только произвести впечатление или заработать денег, но некоторые из них, следуя королевскому приказу, «соблазняли» Новым Светом потенциальных колонистов из Старого. Это была величайшая афера с недвижимостью всех времен.

С самого начала издание карт ставило перед печатником определенные объективные проблемы, над решением которых бились все издатели во все времена и которые так и не были полностью решены. Во-первых, проблема размера. Насколько большой должна быть карта? Чем больше, тем лучше, как указывал Птолемей и как на собственном опыте убедились позднейшие картографы. Чем больше карта, тем больше на ней можно показать деталей, тем больше можно напечатать читаемых названий и легенд. На очень маленькой карте – особенно если это карта большой территории – не только контуры, но и практически все детали, включая легенду, либо совершенно теряются, либо становятся настолько мелкими, что теряют всякий практический смысл. Но и у слишком большой карты есть свои недостатки. Пользоваться ими неудобно, а печатать их дорого. Изобретательный Ричард Хаклюйт придумал, как ему казалось, удачную систему скатывания и раскатывания больших карт, но даже с такой системой, указывал он, «большинство жилых домов недостаточно просторны и светлы, чтобы держать большую карту полностью развернутой». Кроме того, все издатели быстро поняли, что высокая стоимость меди, время и расходы, связанные с гравированием и печатью, тоже ограничивают размеры карт – это верно и до сих пор. Однако в самом начале XVI в. было все же напечатано несколько крупномасштабных карт. Одну из них составил и изготовил в 1507 г. Мартин Вальдземюллер. Эта карта была первой, где появилось название Америка. До 1900 г., когда был обнаружен единственный сохранившийся экземпляр этой карты – одной из важнейших в истории, – о ней было известно только со слов автора.

Вальдземюллер родился, вероятно, в Радольфсзелле на озере Констанц и учился в университете Фрайберга. Позже он стал священником в епархии Констанцы и в конце концов был назначен каноником церкви Сен-Дье в Вогезских горах. Он обладал широкими интересами и кругом ученых друзей; Сен-Дье вообще был необычным городком. Небольшая группа его жителей, включая Вальдземюллера, образовала своего рода литературный салон, направленный на изучение философии, космографии и картографии, так называемую вогезскую гимназию. Покровителем группы был каноник Вальтер Лудд, секретарь герцога Лотарингского. Лудд установил в Сен-Дье печатный пресс – специально для того, чтобы публиковать собственные творения, а заодно и труды других членов гимназии. Непосредственно печатью занимались Мартин Вальдземюллер и Филезий Рингманн.

Рингманн и Вальдземюллер готовили издание Птолемеевой «Географии», а потому проводили много времени в библиотеках Страсбурга и Базеля в поисках и сравнении различных манускриптов и карт. Однако они не могли обойти вниманием новые открытия испанцев и португальцев. Вальдземюллера очень заинтересовала драматическая фигура Америго Веспуччи. В итоге Птолемей был отодвинут в сторону, и вместо его «Географии» была написана и издана небольшая книжечка «Введение в космографию» (Cosmographiae Introductio) в четырех частях. В первой Вальдземюллер кратко и в лучших традициях излагал принципы космографии, разбирал геометрические теоремы, давал определения сфер, окружностей, осей и климатов. В работе рассказано о частях Земли, главных ветрах, морях и островах и о различных расстояниях между пунктами. Кроме рутинных фактов, он включил в текст собственное предложение, и это была свежая идея. Рассказывая о новых территориях, описанных Веспуччи в его Quatour Navigationes как четвертая часть света (quarta orbis pars), Вальдземюллер предложил назвать их Америкой в честь (мнимого) первооткрывателя. Более того, он поступил в соответствии с собственным предложением и напечатал название Америка на двух картах, которые прилагались к «Введению в космографию».

Вальдземюллер составил большую карту «Описание на плоскости космографии мира» (Universalis Cosmographiae Descriptio in Plano). Эта карта должна была составить третью часть «Космографии», но вряд ли ее экземпляры переплетали вместе с остальной книгой. Карту печатали с двенадцати деревянных клише на плотной бумаге, и каждый лист был размером 18 на 24,5 дюйма. Склеенные вместе, они образовали бы карту площадью около 36 квадратных футов. В этом заключалась еще одна проблема картоиздателей. Текст, который печатался ин-октаво, должен был объяснять, кроме всего прочего, крупномасштабную карту. Чтобы переплести все вместе, пришлось бы сложить каждый лист карты вдвое, скорее даже вчетверо. Том получился бы громоздкий, а листы карты быстро протерлись бы на сгибах. Но если книгу переплести отдельно от карты, то последняя лишена будет защиты твердой обложки, и в конце концов текст и карта неизбежно разделятся, а то и потеряются.

Маленькая книжица и большая карта приобрели популярность. В первый же год (1507) вышли два издания – в апреле и в августе. В 1508 г. Вальдземюллер писал своему компаньону Рингманну, что книга широко разошлась, а позже утверждал, что была продана 1000 экземпляров. И текст, и карту многократно переиздавали и «адаптировали», и каждое издание лишний раз подтверждало, что Новый Свет следует называть Америкой. Сила печатного слова такова, что к тому моменту, когда Вальдземюллер понял, что честь была оказана не тому человеку и что Америго Веспуччи не открывал Америки, делать что-либо по этому поводу было уже поздно. Он убрал название Америка со своих позднейших карт, но не предложил ничего взамен. Название прижилось, и в 1538 г. Герард Меркатор поставил в этом деле точку, поместив его на своей крупномасштабной карте мира. Он сделал еще шаг и, в соответствии с последними открытиями и собственными представлениями, разделил Новый Свет на Северную Америку (Americae pars septentrionalis) и Южную Америку (Americae pars meridionalis). Так они и называются до сего дня.

Около 1500 г. книгоиздатели начали при печати иллюстраций, титульных страниц и карт переходить с деревянных клише на медные печатные формы. При этом центр производства карт автоматически переместился в Нидерланды, где на тот момент были лучшие в мире граверы по меди. Особенно это относилось к Антверпену – крупному торговому центру. Тамошние мастера тысячами печатали гравюры со сценами религиозного содержания, иллюстрировавшие Библию и жития святых. Этими гравюрами торговали на местных рынках и их же отправляли миссионерам-иезуитам в Южную Америку. Среди мастеров-печатников возникла специализация. Одни разрабатывали титульные страницы и декоративные рамки для книг, другие гравировали изысканные орнаменты для художников и архитекторов, третьи работали над сухопутными и морскими картами; некоторые бросали ремесло и начинали заниматься торговлей и распространением печатных изданий. В крупных нидерландских городах граверы были хорошо организованы и объединены в гильдию Святого Луки. Все они великолепно владели ремеслом и стремились делать качественные вещи. Возникали семейные династии, где старшие учили младших; отцы и сыновья, дядья и кузены, братья и родственники по браку овладевали одними и теми же технологиями и – слишком часто – повторяли одни и те же сюжеты. Члены гильдии вместе участвовали в религиозных обрядах и праздниках и вносили деньги в общий фонд; мастера определяли часы работы, условия приема в гильдию новых членов и правила ученичества, а старосты строго следили за качеством производимых вещей.

Этот период истории картографии – период лидерства Нидерландов – отмечен деятельностью двух из самых значительных ее действующих лиц. Один из них – Герард Меркатор, картограф, гравер и ученый; второй – Абрахам Ортелий, издатель и торговец картами. Технически они были конкурентами, на самом деле – коллегами. Вместе они вписали в историю важную главу, причем каждый внес свой особый вклад, в соответствии с профессией и склонностями. Ортелий жил и работал в Антверпене, Меркатор – в Дуйсбурге, в 60 милях от столицы.

Имя Меркатора стало нарицательным и вошло в название морской картографической проекции; в результате остальные его немалые достижения оказались почти забытыми. А ведь в течение пятидесяти семи лет он был первым картографом Европы. Он сделал, возможно, больше, чем кто-либо, для того чтобы производство карт из низкого ремесла превратилось в точную науку. Меркатор нарисовал и выгравировал свою первую карту в 1537 г., через три года после того, как открыл в Лувене собственную мастерскую. Это была небольшая карта Палестины «Описание Святой земли» (Terrae Sanctae descriptio). Меркатор издал ее, как и вообще большинство своих карт, отдельно. До нас дошел всего один экземпляр этой карты. После этого Меркатор получил заказ от группы влиятельных купцов на изготовление точной карты Фландрии. Он выполнил заказ – не только провел съемку и нивелирование, но и нарисовал и выгравировал карту. После трех лет тяжелого труда в 1540 г. в Лувене была опубликована готовая карта «Точнейшее описание Фландрии» (Exactissima Flandriae descriptio). Как следует из названия, это было не художественное изображение страны, а результат точной съемки, построенный в определенном масштабе. Карта оказалась настолько лучше всех предыдущих, что привлекла к себе широкое внимание и принесла автору новые заказы. Через кардинала Гранвиля, премьер-министра Карла V, Меркатор получил заказ на изготовление глобуса Земли для его величества. Он закончил глобус в 1541 г. и посвятил свою работу Гранвилю. При доставке глобуса заказчику Меркатор прихватил с собой небольшой трактат Libellus de usi globi, посвященный его использованию. Император был так доволен работой Меркатора, что поручил ему изготовить комплект топографических инструментов, которые он мог бы брать с собой в военные походы; в комплект входили небольшой квадрант, астрономическое кольцо, солнечные часы (вероятно, карманные) и различные чертежные инструменты вроде циркулей, линеек и компаса.

В 1538 г. Меркатор изготовил карту мира из двух полушарий в необычной двойной сердцевидной проекции, в которой прежде работали Оронс Фине и Бернард Сильванус. Два уцелевших экземпляра этой карты были обнаружены в 1878 г. Именно на ней появились впервые названия Северная Америка и Южная Америка. Вопреки общепринятому мнению, Меркатор не верил, что Азия и Северная Америка где-то соединяются. Он придерживался другой, более передовой теории о том, что их разделяет океан и что существует северо-западный проход в Азию вдоль крайнего севера Северной Америки. Его мнение, отраженное на карте мира, подхватили и другие картографы, многие из которых копировали карты Меркатора. Эта теория будила воображение и вызывала, должно быть, серьезные раздумья у таких мореплавателей, как Дрейк, Фробишер, Дэвис и др.

Кристоф Плантен из Антверпена, издатель атласов и книг

Балтазар Морет, внук и преемник Плантена

Карта Меркатора, 1538 г. На ней впервые обозначены Северная Америка и Южная Америка

Демаркационная линия на карте Нового Света, 1622 г.

Карьера Меркатора чуть было не закончилась внезапно в 1544 г., когда регентша Мария, вдовствующая королева Венгрии, заключила его в тюрьму как еретика. Мария была противницей протестантской Реформации и во всем, что касалось анабаптистов и их крайностей, действовала очень жестко. Она считала, что еретиков следует искоренять, и раздавала соответствующие приказы. Результатом стала настоящая резня, и «заботились только о том, чтобы провинции полностью не лишились населения». Выпущенный в Брюсселе императорский эдикт осуждал всех еретиков на смерть. Раскаявшихся мужчин казнили мечом, раскаявшихся женщин закапывали в землю живыми, упрямцев обоих полов сжигали у столба. Обвинение: лютеранская ересь. Меркатор был одним из сорока трех человек, осужденных на смерть в Лувене. Спасло его только вмешательство приходского священника, умного человека и опытного полемиста. После этого случая Меркатор старался держаться подальше от политических и религиозных споров. В 1552 г., когда он совсем уже собрался уехать из Лувена, с ним связался Георг Кассандер. Ему было поручено организовать в Дуйсбурге университет, и Кассандер предложил Меркатору кафедру космографии. Планам организации университета не суждено было сбыться, но Меркатор все же перевез семью в Дуйсбург и стал космографом герцога. Вскоре после этого он закончил небесный глобус (cosmos) и преподнес его Карлу V вместе с письменной декларацией, в которой изложил уже выдвинутую к тому моменту теорию определения долготы через измерение магнитного склонения.

В 1552 г. Меркатор начал работу над крупномасштабной картой Европы на шести листах, которую и закончил в 1554 г. Эта карта имела гораздо большее непосредственное значение, чем все его предыдущие работы. Европа в то время была картирована очень плохо, зато в любом городе можно было приобрести весьма художественные произведения, созданные будто бы на основании съемки. Меркатору пришлось собирать информацию по крупицам из разных источников, но в результате ему удалось почти везде значительно повысить точность карты. У Птолемея, например, длина Средиземного моря составляла 62 градуса. Меркатор уже на глобусе 1541 г. уменьшил ее до 58 градусов, а на новой карте еще уменьшил до 53 градусов. Кроме того, он сдвинул мыс Финистерре и прилегающее к нему побережье Испании на 15 градусов к востоку. Уменьшенную копию этой карты позже опубликовал сын Меркатора Румольд. В 1563 г. Меркатор принял от герцога Карла трудный заказ на проведение съемки и изготовление карты Лотарингии. Ему потребовалось на это два года, а тяготы съемки, которой Меркатор руководил лично, чуть не убили его. Карта «Описание Лотарингии» (Lotharingiae descriptio) была закончена в 1564 г., но похоже, что она так и не была опубликована. В том же году, несмотря на плохое здоровье, Меркатор выгравировал карту Британских островов, составленную в Англии его другом Уильямом Кэмденом.

В разгар карьеры картографа, когда спрос на его работу был очень высок, Меркатор нашел время составить и опубликовать (в Кельне в 1569 г.) латинский манускрипт в 450 страниц ин-фолио, посвященный вопросу хронологии. После путаницы Средневековья такой труд был просто необходим. Книга Меркатора еще только выходила из-под печатного пресса, а работа над реформированием и исправлением юлианского календаря уже шла полным ходом. Эта задача была выполнена через тринадцать лет по приказу папы Григория XIII. Меркатор же подошел к вопросу с вполне научной позиции. Он попытался пересмотреть даты важнейших исторических событий с учетом солнечных и лунных затмений, о которых упоминали историки. Он также составил табличный каталог событий с датами по ассирийскому, персидскому, греческому и римскому календарям. Книга, несмотря на вложенный в нее огромный труд, не получила общего признания; итальянцы восторженно хвалили ее, зато французы сурово критиковали.

Меркатор был большим почитателем трудов Птолемея, и справедливо; он признавал оригинальные труды Птолемея, а не отредактированную и откомментированную их версию. Подобно многим другим картоиздателям Меркатор выпустил в 1578 г. собственное издание «Географии». Но вместо того чтобы представить читателю Птолемея под редакцией Меркатора, он попытался воспроизвести карты в их первоначальном виде. Эти двадцать семь карт, выгравированных на меди, считаются лучшими из существующих карт Птолемея. Еще через шесть лет Меркатор напечатал текст «Географии»; для этого он сопоставил пять разных изданий и очистил их от случайных вставок, изменений и ошибок.

Другу Меркатора Абрахаму Ортелю, или Ортельсу, больше известному как Ортелий, не так повезло, он не получил академического образования. Тем не менее ученые всей Европы высоко ценили его. Он родился в Антверпене в 1527 г. и умер там же в 1598 г. В возрасте двадцати лет Ортелий стал членом гильдии Святого Луки в качестве художника-иллюминатора карт (afsetter van kaerten). Через семь лет умер его отец, и молодому человеку пришлось взять на себя содержание матери и двух сестер. Ради дополнительного дохода он начал покупать карты на стороне. Его сестры закрепляли их на полотне, а Абрахам раскрашивал и продавал на ярмарках во Франкфурте и других крупных городах. Вскоре он начал ездить за границу; он одновременно искал новые рынки для нидерландских карт и привозил с собой иностранные публикации. Ортелий побывал во Франции и Италии и везде продавал свои красиво раскрашенные карты и покупал экземпляры лучших карт иностранных городов и стран, какие только можно было достать. Одним из его первых и лучших клиентов стал Эгидий Хоофтман из Антверпена – проницательный купец, умевший получить выгоду там, где другие разорялись. Хоофтман изучал море, приливы и ветры и пытался вычислить наилучшие маршруты для своих кораблей и наилучшее время отправляться в плавание. Он покупал все карты, какие удавалось найти, и морские, и сухопутные. В Европе, как всегда, было неспокойно; Хоофтман следил за войнами по своим картам, пытался рассчитать самый короткий и безопасный путь для перевозки товаров по суше и понять, сколько это будет стоить. Его контора была завалена картами всевозможных видов и размеров. С ними ужасно неудобно было обращаться, но для человека, избравшего для себя заграничную торговлю, карты имели громадное значение. Как многие и до, и после него, Хоофтман жаловался на карты – на то, что большие коробятся, пролежав долгое время в скрученном виде, а на маленьких вообще ничего не разберешь. В один прекрасный день Хоофтман пожаловался на карты вслух своему другу Радермахеру, который был дружен также и с Ортелием. Радермахер предложил попросить Ортелия собрать вместе как можно больше надежных карт Нидерландов, Германии, Франции и Италии и вообще любых надежных карт, какие удастся найти, но только тех, которые напечатаны на одном листе. Затем Хоофтман или Ортелий смогут переплести эту коллекцию в единый том; тогда его удобно будет хранить и им можно будет без труда пользоваться.

Когда Хоофтман и Радермахер говорили о «листе» бумаги, они имели в виду вполне определенный размер. В те дни бумагу делали вручную, и размер листов ограничивался размером рамки с влажной пульпой, с которой могли работать бумажных дел мастера. За много лет выяснилось, что средний человек в состоянии ворочать полную рамку длиной в 28 дюймов и шириной в 24 дюйма. Рамки большего размера были слишком тяжелыми и неудобными. Эти размеры, конечно, время от времени немного менялись, но в среднем оставались постоянными. При изготовлении карт большего размера их приходилось гравировать на нескольких пластинах и печатать на нескольких листах.

Ортелий собрал около тридцати одинаковых по размеру карт и велел переплести их для Хоофтмана. Закончив работу над заказом, он решил начать изготовление подобных томов на продажу. Очевидно, его друг Меркатор поддержал его в этом намерении. До этого момента Ортелий как издатель поставил свое имя всего лишь на трех картах, но он знал множество людей по всей Европе – книготорговцев и торговцев картами, – которые могли снабжать его картами для комплектов, подобных заказанному Хоофтманом. Сначала, однако, он поговорил с друзьями о проблемах, связанных с изданием такой книги. Он обсудил с Радермахером различные проекции, в частности сердцевидную проекцию Оронса Фине; расспросил Меркатора и других граверов о том, можно ли уменьшать крупномасштабные карты до размеров предполагаемого атласа. Затем началась работа по сбору и редактированию карт. Необходимо было получить у картографов разрешение на использование их публикаций; выгравировать печатные формы и напечатать все необходимое, включая титульный лист, посвящение и содержание. На компиляцию материала потребовалось около десяти лет. К счастью, в Антверпене находился один из лучших печатных домов в Европе, а его владелец Кристоф Плантен был хорошим другом Ортелия.

Несмотря на великолепную поддержку, которую оказывали Ортелию его друзья и коллеги, момент не слишком подходил для начала нового предприятия. Карл V в 1556 г. отрекся от престола, и семнадцать нидерландских провинций, как и Испания, перешли по наследству к его сыну Филиппу II. В северных провинциях (которые обычно называли Голландией) пустил крепкие корни кальвинизм, но южные провинции (ныне Бельгия) остались католическими. В воздухе чувствовалось напряжение и страх перед возможностью появления в Нидерландах испанской инквизиции, а вместе с ней пыток и казней. В 1567 г. прибыл герцог Альба с 20 000 испанцев. Вильгельм Оранский бежал, а с ним и многие его сторонники. Был создан «совет крови»; владения тех, кто не счел нужным предстать перед трибуналом, подлежали конфискации. В Нидерландах назревал бунт. Любые разговоры были опасны, любое написанное слово – тем более, а всякий текст, который предполагалось напечатать, власти изучали буквально с пристрастием. Один торговец картами из Лиссабона предупредил Ортелия в письме о том, какого рода материалы можно посылать в Испанию без риска угодить в беду. Нужно избегать любых рисунков и гравюр, которые могли бы оскорбить церковь, и таких, которые можно было бы счесть непристойными, поскольку инквизитор рассматривал не только книги, но и все прочие материалы. Рисунки на библейские сюжеты допустимы, как и гравированные портреты выдающихся католиков – всех, кроме Эразма, которого считали еретиком. Подразумевалось, что Ортелию не следует посылать карты с изображенными на них гербами сомнительных семейств или любыми другими декоративными сюжетами, которые можно было истолковать как политические. В целом ситуация была весьма деликатной как для продавца гравюр, так и для издателя иллюстрированных книг. Тем не менее 20 мая 1570 г. из-под пресса вышло первое издание первого современного географического атласа. Его составил и отредактировал Абрахам Ортелий, а опубликовал в Антверпене Эгидий Коппенс Дист. Оно было озаглавлено на латыни «Зрелище, или Театр мира земного» (Theatrum Orbis Terrarum).

Атлас превзошел все ожидания, включая и ожидания издателя. Он был сшит из листов, сложенных один раз (ин-фолио) и содержал 35 листов текста и 53 гравированные по меди карты, большую часть которых гравировал Франс Хогенберг. Замечательной особенностью «Театра» был составленный редактором каталог авторитетных ученых (catalogus auctorum tabularum), содержавший 87 имен географов и картографов, чьи работы были использованы или скопированы. Этот список не только создал прецедент этичного поведения при издании карт, но и распространил имена многих картографов, которые могли иначе остаться малоизвестными или совсем неизвестными дома или за рубежом. Короче говоря, это был справочник «Кто есть кто в картографии», охватывавший как прошлое, так и настоящее.

Первый тираж «Театра» вскоре был распродан, и через три месяца вышло второе издание с несколькими незначительными изменениями. Исчез список опечаток, были сделаны некоторые необходимые изменения в тексте. К списку картографов было добавлено четыре имени; несколько страниц текста были набраны заново, и в целом текст удлинился на три страницы. Этот тираж тоже быстро разошелся. При всех недостатках «Театр» Ортелия имел полный успех, в том числе коммерческий. Конечно, некоторые карты несли на себе следы Птолемеевой традиции, а другие были немногим лучше обычных рисунков; тем не менее коллекция в целом оказалась достаточно полной, а главное – хорошо документированной. Это было издание нового рода – портрет мира в одном томе – серия карт, уменьшенных до удобного размера, привлекательно оформленных и аккуратно выгравированных. Потребителям это понравилось. Атлас был интересен всем; это было международное издание, составленное дипломатом и ученым. На художественно оформленной титульной странице вместо обычных трех фигур, символизирующих три континента мира, были изображены четыре фигуры, «и таким образом в этой книге Америку впервые признали, приняли и символически изобразили равной остальным трем частям земного шара». Общий план тома и отбор карт были не менее древними, чем «География» Птолемея, и не менее современными, чем любой географический атлас XX в. Первой шла общая карта мира (Typus orbis terrarum), за ней следовали карты четырех известных материков: Америки, Азии, Африки и Европы. Затем шли карты отдельных стран и еще более мелких политических образований внутри их, включая многие давно исчезнувшие.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.