6.1. Становление Русского царства

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

6.1. Становление Русского царства

Русский этнос к началу XVI в. Идея о православной Руси как Третьем Риме, высказанная монахом Спасо-Елеазаровского монастыря Филофеем в посланиях Василию III и дьяку Мисюрю-Мунехину (пер. треть XVI в.), представляла призыв к великому князю, его окружению и высшему духовенству осознать вселенское предназначение Русского царства[108]. Рождение идеи такого полёта удивительно, ибо молодое Русское государство, ещё недавно платившее дань татарам, не принадлежало к числу самых богатых и многолюдных стран Европы[109]. Не было оно и особенно боеспособным. В 1514 г. литовско-польское войско разгромило русскую армию под Оршей. В 1521 г. казанские и крымские татары разорили окрестности Москвы. И все-таки в начале XVI в. было заявлено о мировой роли богоизбранного православного царства. За этим стоит не фантазия одинокого инока, но мироощущение образованных русских людей того времени.

Всего за 100 лет до посланий Филофея Северо-Восточная Русь испытала демографическую катастрофу, не уступавшую по тяжести Батыеву нашествию. Начало положило страшное опустошение Московского княжества в 1408 г. войсками эмира Едигея; затем наступил голод. Летописец свидетельствует: «Воинство же татарское, разпущеное Едигеем, воеваша и поплениша много, взяша же град Переславль и огнем сожгоша, и Ростов, и Дмитров, и Серпухов, и Верею и Новгород Нижний и Городец, и власти и села поплениша и пожгоша. А иное многое множество христиан от зимы изомроша, бяше бо тогда зима тяжка и студена зело».

В 1410 г. татары взяли и опустошили Владимир, довершив разорение Северо-Восточной Руси. Но беда не приходит одна: в 1418 г. на Руси появилась чёрная смерть. Вначале чума свирепствовала в Новгороде и Пскове, а через год пришла на Московскую Русь. Мор от чумы сопровождался голодом, вызванным ранней зимой:

«Мор бысть силен зело во всей земли Русстей... и изомроша людие и стояще жито на нивах пусты, жати некому. И того же месяце Сентября в 15 день... поиде снег и иде 3 дня и 3 нощи... и мало кто жита пожал по схождении снега и бысть глад по великому тому мору по всей Русской земле... и мало людий во всей Русской земле остася от мору и от меженины».

Три года свирепствовали чума и голод. Но это был не конец. В течение четверти века мор и голод возвращались ещё четыре раза — в 1431, 1436, 1442 и 1445 гг. Вдобавок в Московском княжестве с 1433 по 1452 г. шла междоусобная война с участием приглашенных татар. Все это привело к демографической катастрофе. Оценивая ее масштабы, С.А. Нефёдов приводит челобитную крестьян Ликужской волости Костромского уезда, сообщавших, что у них осталась «одна шестая деревень с людьми»; по данным археологов, в Московском княжестве погибла пятая часть деревень, но жертв было намного больше, ведь масса народу умерла в сохранившихся деревнях. Обезлюдела Русь. Нивы зарастали лесами; в Москве и Твери в три раза сократилось каменное строительство[110].

Нехватка людей ослабила власть Великого князя Московского. В битве на Нерли Василий II смог собрать для отражения татар всего полторы тысячи ратников. Князя разбили и взяли в плен, что не раз случалось с ним в борьбе за московский престол с дядей, Юрием Дмитриевичем, и сыном его Дмитрием, по прозвищу Шемяка. В ходе междоусобицы Шемяка ослепил Василия, и стали его звать Василий Тёмный. Все же к 1452 г. Василий Тёмный одержал верх над Шемякой. В последующие годы он сломил остатки сепаратизма в Московском княжестве и заставил Новгород присягнуть ему в послушании.

После смерти Василия Тёмного в 1462 г. великокняжеский престол унаследовал сын Иван, известный в русской истории как Иван III, или Великий. При нем усиление русского государства пошло стремительными шагами — к Москве были присоединены Ярославль (1463), Новгород (1478), Тверь (1485), Вятка, Пермь. Было окончательно покончено с татарским игом (1480), отобраны у Литвы русские города в верховьях Оки. Вторым браком Иван III венчался на царство с племянницей последнего византийского императора Софьей Палеолог (1472); брак принес великому московскому князю герб Византии — двуглавого орла и повысил его престиж в Европе и среди христиан Балкан и Леванта. В 1505 г. на великокняжеский престол вступил Василий III, продолживший дело отца. При нем к русскому государству были присоединены Псков (1510), Смоленск (1514), Рязань (1521) и Новгород-Северский (1522). Объединение великорусского этноса в составе единого государства состоялось.

Здесь уместно спросить: каков же был этнос, способный сразу же после вымирания и междоусобиц создать единое сильное государство? Этим вопросом озаботился Л.Н. Гумилёв, полагавший, что в первой половине XV в. в Московском Великом княжестве появились две идеологические доминанты — «внуки бойцов Куликова поля» и «ревнители старины». Первые — сторонники Василия II, вторые — дяди Василия и его сыновей. В этой борьбе молодой великорусский этнос поддержал новый вид наследования княжеской власти — от отца к старшему сыну, а не к старшему в роде, чем окончательно распрощался с психологией древнерусского этноса.

С предложенным объяснением можно согласиться, но удивительно, что подъём второй половины XV в. Гумилёв объясняет наплывом пассионарных чужеземцев, татар, а не изменением самого великорусского этноса. Между тем есть биологическое объяснение повышения уровня пассионарности. Ведь один из всадников Апокалипсиса, зачастивших на Русь в XV в., — Голод, косил людей избирательно — выживали сильнейшие, гибли слабейшие как физически, так и духовно. За полвека демографической катастрофы сменилось три поколения (браки были ранние) и отбор на выживание сильнейших дал накопительный эффект. Здесь лежит запас внутренних сил этноса, создавшего русское государство. Татары и другие пассионарные чужеземцы лишь внесли дополнительный вклад.

Можно подойти к объяснению изменения поведения русского этноса в XV в. и с позиций формирования коллективной солидарности — асабии, по П.В. Турчину[111]. Согласно Турчину, асабия возникает в этносах, расположенных на границе разных миров — суперэтносов с различным стереотипом поведения и системой ценностей. Вторую половину XIII и весь XIV в. Северо-Восточная Русь испытывала давление «степного» (монголо-татарского) суперэтноса. Это давление усугубилось принятием Золотой Ордой ислама в 1312 г. Ответной реакцией стали рост асабии в Московском княжестве и как итог — Куликово поле.

В XV в. давление со стороны ставшего мусульманским суперэтноса степи усилилось и одновременно Московская Русь испытала давление Литвы, превратившейся из западной половины древнерусского народа в форпост католической цивилизации, страшной для православия не меньше мусульманского суперэтноса. Зажатым между двумя суперэтносами русским оставалось либо развить в себе способность к согласованным действиям, т. е. асабию, либо исчезнуть как православная цивилизация. Выбор был сделан в сторону развития высоких форм коллективной солидарности, позже получившей наименование соборность.

В XV в. солидарность москвичей помешала расколу княжества на уделы и несколько раз тушила междоусобную войну. Когда Юрий Дмитриевич, сместив 17-летнего князя Василия, воссел в Москве, а племянника сослал в Коломну (1433), вслед за Василием двинулись «все дворяне от мала до велика», а сторонники стекались к нему со всех сторон. Юрию Дмитриевичу пришлось ехать к племяннику и звать его на великое княжение. Второй раз это произошло в 1446 г., когда самые разные силы — высшее духовенство, бежавшие в Литву служилые люди, московские горожане — поддержали ослепленного и сосланного в Углич Василия Темного против узурпатора Дмитрия Шемяки.

Сильный характер великорусского народа, жителей Северо-Восточной Руси, сложился в условиях, требующих стойкости. Люди сталкивались здесь с ранними зимами, губившими урожаи, небогатыми почвам, удалённостью от мировых торговых центров, опустошительными татарскими набегами. Все это создало породу служилых людей, составивших костяк Московского княжества, Русского царства и Российской империи. О них в статье «Русский человек» (1938) замечательно написал Г.П. Федотов:

«Это московский человек, каким его выковала тяжелая историческая судьба. Два или три века мяли суровые руки славянское тесто, били, ломали, обламывали непокорную стихию и выковали форму необычайно стойкую. Петровская империя прикрыла сверху европейской культурой Московское царство, но держаться она могла все-таки лишь на московском человеке».

С присоединением Новгорода и Пскова к новому Русскому царству общерусский патриотизм появился и у жителей Северо-Западной Руси. Когда Иван III из любви к сыну Василию выделил ему в удел Псков и Новгород, он поставил под угрозу единство Русского государства в случае прихода к власти законного наследника — внука Дмитрия. Действия великого князя вызвали возражения у псковичей, заявивших, что не признают власть удельного князя, а будут подчиняться великому князю в Москве: «...а которой бы был великий князь на Москве, той бы и нам государь».

Русская церковь в XV — XVI вв. С момента крещения Русь духовно окормлялась из Византии. Русская митрополия была одной из епархий Константинопольского Патриархата, и русские митрополиты посвящались в сан в Константинополе. Большинство из них были «греки», так звали на Руси ромеев, или византийцев. На Русь приезжали византийские священники и монахи, архитекторы и живописцы. На протяжении столетий русские осваивали и переосмысливали византийскую книжную мудрость, искусство, архитектуру. Русские получали византийскую культуру и через православных южных славян — болгар и сербов. Несмотря ордынское иго, Русь оставалась частью византийского суперэтноса, где шел постоянный духовный и культурный обмен. Царьград был для русских центром религиозной и даже светской законной власти. Император как глава православного мира вместе с патриархом обладали властью над Русской митрополией.

Между тем с конца XIV в. начался распад византийского суперэтноса. Под ударами турок в 1389 г. пал Велико Тырново — столица Болгарского царства. В том же году сербы потерпели сокрушительное поражение на Косовом поле и потеряли независимость. В 1395 г. турки окончательно разгромили болгар и взяли в плен болгарского царя. В 1396 г. пал последний болгарский город Видин. Турки окружили Константинополь со всех сторон. Взятие города отсрочил разгром Тимуром турецкой армии под Анкарой (1402), но положение Византии оставалось отчаянным. Стремясь найти поддержку, византийский император и патриарх вступили в переговоры с римским папой о соединении церквей. На соборе, открытом в Феррари и перенесенном во Флоренцию, латинские и православные иерархи подписали унию о воссоединении церквей (1439). Император и патриарх признали главенство папы и католические догматы, сохранив за православием лишь обряды.

Унию во Флоренции подписал и русский митрополит грек Исидор. В 1441 г. он вернулся в Москву в сане католического кардинала, но Василий II и духовенство отказались подписать акт об унии. Исидор был арестован и заключен в монастырь, откуда бежал в Литву. Русское духовенство восприняло Флорентийскую унию как предательство православия, а власть византийского патриарха и императора утратила в их глазах легитимность. 15 декабря 1448 г. Собор русских епископов избрал митрополитом Московским и всея Руси рязанского епископа Иону. Избрание с Константинополем не согласовывали. Русская церковь стала независимой — автокефальной. В 1453 г. Константинополь был взят турками, и Византийская империя прекратила существование. Это восприняли в Москве как Божью кару за измену православию, хотя греки к тому времени от унии отказались.

В 1458 г. бежавший в Рим патриарх-униат посвятил в русские митрополиты Григория Болгарина. Григорий приехал в Литву и основал митрополичью кафедру в Новогрудке. В 1460 г. он прислал в Москву посольство и потребовал смещения митрополита Ионы, но получил отказ. Русская митрополия разделилась на Московскую и Киевскую. Киевская митрополия включала православные земли Литвы и Польши и находилась в зависимости от константинопольского патриарха и польского короля. Великорусские земли входили в Московскую митрополию, представлявшую автокефальную (независимую) православную церковь. Соперничество русских церквей обострялось спором о главенстве. Московская метрополия исторически, через кафедру во Владимире, куда в 1299 г. переехал митрополит Киевский и всея Руси Максим, считала себя законной правопреемницей церкви Киевской Руси. Новая Киевская митрополия первенство Москвы отвергала, ссылаясь на поддержку Константинополя и нахождение Киева в составе митрополии. Разделение Русской церкви продолжалось два с половиной столетия.

Попытки Киевской митрополии распространить свою власть на русские земли неизменно встречали отпор. Особое место здесь занимает поход Ивана III на Новгород в 1471 г. Походу предшествовала борьба в Новгороде сторонников Литвы и Москвы. Пролитовская партия во главе с боярами Борецкими настаивала на церковном подчинении Новгорода Киевской митрополии, а сторонники Москвы требовали оставить Новгород в ведении митрополии Московской. Московский митрополит Филипп и князь Иван III не раз обращались к новгородцам с увещеваниями, но «взмятение великое» продолжалось. Тогда князь и митрополит решили организовать поход на Новгород. В послании новгородцам Филипп писал о «сияющем благочестии» Русской церкви и о благоволении высших сил к ее попечителю, Великому князю Московскому. Походу придавалось значение защиты православия от латинства. Это был настоящий крестовый поход, первый в русской истории, но до сих пор так не названный.

В конце XV в. в Московской митрополии сложилось два религиозных течения — нестяжатели и иосифляне (осифляне). Нестяжатели выступали против «стяжания» церковью земель и другого имущества. Начало движению положил Нил Сорский (1433—1508), проповедовавший для монахов отказ от монастырских угодий и бедность. После его смерти отказ от владения монастырскими землями проповедовал Вассиан Патрикеев. Его полемика с иосифлянами завершилась осуждением нестяжателей на церковном соборе (1531).

Идейным противником Нила Сорского был Иосиф Волоцкий (1439—1515), игумен Свято-Успенского Волоколамского монастыря. Иосиф и его сторонники — иосифляне выступили против ликвидации монастырского землевладения, полагая, что только богатые, процветающие монастыри способны помогать бедным и дать образование монахам. Иосифляне сделали очень многое для сакрализации самодержавной власти и для обоснования вселенского значения Русского государства, ставшего оплотом православия после гибели Византии.

Начало самодержавия. Сложение Руси в единое царство сопровождалось переходом к самодержавию. Уже Иван III стал именоваться «Иоанном, божьей милостью государем всея Руси». К этому титулу он начал прибавлять названия земель, подвластных Русскому государству: «Государь всея Руси и великий князь Владимирский, и Московский, и Новгородский, и Псковский, и Пермский, и Югорский, и Болгарский и иных». Этой традиции в дальнейшем следовали все русские цари. Иван III и Василий III всячески возвеличивали статус «государей всея Руси». Они усложнили придворный церемониал, выходили на приемы величавой и степенной поступью, поощряли, когда князья и бояре, обращаясь к ним, называли себя слугами, а служилые люди — холопами. Великие князья смиряли оппозицию в Боярской думе и нередко вступали в противоречия с митрополитами и настоятелями монастырей, пытавшимися отстоять симфонию священства и царства, т. е. равновеликое значение духовной и светской власти в жизни России.

Среди духовенства возвеличение самодержавия поддерживали иосифляне. В «Послании Василию III о еретиках» Иосиф Волоцкий указывал, что власть российского государя дана от Бога: «...занежа, государь, от вышнея Божия десница поставлен еси самодержец и государь всея Руси». Это не значит, что иосифляне стремились подчинить церковь власти великого князя, как нередко трактуют их высказывания. Напротив, они рассчитывали влиять на решения великих князей, что случалось при жизни Ивана III и Василия III, и не предвидели, что Иван IV захочет стать над церковью. Тогда произойдёт трагический конфликт, закончившийся гибелью митрополита Филиппа. Но в момент становления российской государственности подобный исход казался немыслимым и усилия русских духовенства были направлены на укрепление престижа правителей Руси.

В первой половине XVI в. складывается мифология о кесарском происхождении Великих князей Московских[112]. Начало положило «Послание о Мономаховом венце», составленное около 1503 г. старцем Спиридоном (известным также под именем Савва). Спиридон, поставленный митрополитом Киевским в Константинополе «по мзде... повелением турскаго царя» и низложенный в Литве, бежал в Москву, где за очередные интриги (за резвость его звали Сатаной) был сослан в Ферапонтов монастырь. Там этот 90-летний старец по поручению некоего высокого лица написал «Послание о Мономаховом венце». В нём утверждается, что русские князья Рюрикова рода происходят от Пруса — брата «Августа кесаря римска», давшего Прусу царство у моря на берегах Вислы и Немана: «...и оттоль... зоветься Прусьская земля».

По прошествии времени, повествует «Послание», воевода Гостомысл с новгородцами приглашают из Прусской земли князя Рюрика «от рода римъскаго Августа царя». Рюрик приезжает в «Великий Новградъ» и начинает княжить. Владимир, крестивший Русь, был четвертым коленом от Рюрика, а его правнуком был князь Владимир Всеволодович. По обычаю предков, он сделал набег на «Цариграда области», но боголюбивый царь Константин Мономах посылает князю животворящий крест от древа, на котором распят был Христос, венец царский, чашу сердоликовую, из которой Август, кесарь римский, пил с веселием, и многие иные дары, вместе с царским посланием:

«Прийми от насъ, о боголюбивый благоверный княже, сиа честныа дарове, иже от начатка вечных лет твоего родьства и поколенья царьский жребиий, на славу и честь и на венчание твоего волнаго и самодержавнаго царствиа. ...мы от твоего благородна просим мира и любве... и все православие в покои пребудет под сущею властью нашего царства и твоего волнаго самодержавъства великиа Русиа, яко да нарицаешися отселе боговенчаньный царь... И от того времени княз великий Владимир Всеволодичь наречеся Манамах, царь великиа Русия. И оттоле и доныне тем венцем венчаются царским велиции князи володимерьстии».

Тем венцом венчался и царь Великой России Василий Иванович, двенадцатое колено от Владимира Мономаха, а от князя Рюрика двадцатое колено. На сем Спиридон, «глаголемый Саввой», просит извинить его за грубость изложения от скудости ума и ещё больше от глубокой старости, ведь ему 91 год.

На основе «Послания о Мономаховом венце» в первые десятилетия XVI в. были составлены «Сказания о князях владимирских». Текст их сходен с «Посланием» Спиридона, но убрано упоминание о самом Спиридоне и особо написано «Родословие литовских князей». «Сказания о князях владимирских» использовали при подготовке чина венчания на царство Ивана IV в 1547 г., когда он был коронован шапкой Мономаха и объявлен «царем всея Руси». Шапкой Мономаха впервые венчали на великое княжение внука Ивана III Дмитрия, соправителя деда, в 1498 г. Саму шапку, по мнению искусствоведов, изготовили в начале XIV в. золотоордын-ские мастера. Считают, что хан Узбек подарил ее Ивану Калите. Опушка из собольего меха, навершие с крестом и драгоценные камни появились на шапке Мономаха уже на Руси[113].

«Послания Филофея». Идея о Русском царстве как о Третьем Риме возникла не сразу: всю вторую половину XV в. шло ее созревание. Когда в 1453 г. пал Царьград, Иван III заявил: «Греческое ся православие изрушило». На Руси гибель Византии расценили как Божью кару за измену православию. В «Слове избранном от святых писании еже на латыню...» (ок. 1461—1462) византийскому царю приписывают признание, что «вьсточнии земли суть рустии и болшее православие и вышьшее христианство». В редакции «Хронографа» 1512 г. под 1453 г. записана переведенная с греческого повесть-плач о взятии Царьграда. Завершается она словами, добавленными русским летописцем: «...вся благочестивая царствия: греческое и сербское... безбожнии турци поплениша, в запустение положиша и покориша... Наша же российская земля растет и младеет и возвышается. Ей же, Христе милостивый, дажь расти и младети и разширятися и до скончания века».

Мысль о Москве как о новом Константинополе высказана в «Изложении пасхалии» митрополита Зосимы (1492). Там говорится: «И ныне же, ...прослави Бог... благовернаго и христолюбивого великого князя Ивана Васильевича, государя и самодержца всея Руси, новаго царя. Констянтина новому граду Констянтину — Москве и всей Русской земле и иным многим землям государя».

Зосима первый указал на перенос столицы православия из Константинополя в Москву, но идея о богоизбранности России в рамках всей христианской истории была высказана монахом псковского Спасо-Елеазаровского монастыря, старцем Филофеем. Около 1523 г. старец Филофей написал дьяку Михаилу Григорьевичу Мисюрю Мунехину, представителю Василия III в Пскове, «Послание о злых днехъ и часехъ» с опровержением предсказаний судеб царств по звездам астролога Николая Булева и изложением идеи Третьего Рима. Филофея считают также автором «Послания к великому князю Василию, в немъже о исправлении крестного знамени и о содомском блуде» (первая половина XVI в.), включающего рассуждения о роли Третьего Рима. В обоих посланиях концепции Третьего Рима отведено совсем немного места, но краткость изложения не отменяет значимости идеи.

В «Послании о злых днехъ и часехъ» Филофей выступает против предсказаний судеб царств и стран по звездам, утверждая, что разрушение царств не от звезд, а от всё дающего Бога, за отступничество от веры. Греческое царство «разорися» из-за того, что греки предали православную греческую веру в латынство. Не смущает его и процветание латынцев — ведь они еретики, отступились от православной христианской веры «опресночнаго ради служениа»[114]. Затем Филофей высказывает важную мысль о неразрушимости Ромейского (римского) государства, ибо в нём родился Христос[115]: «...инако же ромейское царство неразрушимо, яко Господь в римскую власть написася».

В конце послания Филофей вновь возвращается к теме Рима и указывает, что Ромейское царство есть теперь царство русского государя и царство это — весь мир:

«Да веси, христолюбче и боголюбче, яко вся христианская царства приидоша в конец и снидошася во едино царство нашего государя, по пророческим книгам, т. е. Ромейское царство: два убо Рима падоша, а третий стоит, а четвертому не быти. Многажды и апостолъ Павел поминает Рима в посланиих, в толкованиих глаголет: "Рим — весь мир"»[116].

Здесь дана формула «Русское царство — Третий Рим», и совершенно ясно, что речь идет о царствах, а не о городах. Также ясно, что Русское царство, как и прежние два Рима, есть «несокрушимое Ромейское царство», в котором родился Христос. Ромейское царство объемлет все православное христианство, весь православный мир. Три христианских Рима Филофея и отвергаемый им «четвертый Рим» не имеют отношения к четырем царствам пророка Даниила. Истолковывая сон Навуходоносора, Даниил говорил о четырех «языческих» царствах (Дан. 2: 37—40) и о четырех зверях, означающих царей Вавилона, Мидо-Персии, Греции и языческого Рима (Дан. 7: 2—20, 8: 20,21,23), им последует «вечное царство народа святых Всевышнего» (Дан. 7: 23—27). Христиане трактуют пятое царство как пришествие Христа, основавшего вечное царство — Святую Церковь.

Вечному царству церкви может наследовать лишь «царство зверя» — антихриста (От. 12—14). «Ромейское царство» есть царство церкви, и «четвертый Рим» невозможен, не может быть истинным, потому что он будет царством антихриста, где бы этот Рим ни располагался. После падения Греческого царства, Второго Рима, Россия стала средоточием подлинной веры в мире, православным Ромейским царством. С гибелью последнего, Третьего, Рима наступит пришествие антихриста, затем конец света и Страшный суд, где каждому воздастся по «делам его». Концепция Филофея есть в первую очередь концепция эсхатологическая[117].

Идеи Филофея повторены в «Послании к великому князю Василию». Василий III титулуется православным царем, просиявшим вместо римских и греческих владык. Вновь сказано о причинах падения Первого и Второго Рима. Церковь старого Рима пала по неверию ереси Аполлинария, второго же Рима, Константинова града, церковные двери внуки агарян секирами и топорами рассекли. Ныне же в «Третьем новом Риме» Святая соборная апостольская Церковь во всей поднебесной «паче солнца светится».

В «Послании» сказано о важности царского благочестия и бренности сребролюбия: «...не уповай на злато, и богатство, и славу: вся бо сиа зде собрана и на земли зде остают». Филофей призывает Василия исполнить три заповеди: исправить народную привычку неправильно осенять себя крестным знаменем, дать пустующим церквам епископов, искоренить содомию. В конце «Послания» повторены слова о Третьем Риме: «...яко вся христианская царьства снидошася въ твое едино, яко два Рима падоша, а третей стоит, а четвертому не быти», но с важными добавлением: «Уже твое христианьское царство инем не останется... Святый Ипполит рече: "Егда узрим обстоим Римъ перскими вой, и перси на нас с скифаны сходящас на брани, тогда неблазнено познаем, яко той есть Антихрист"».

Смысл последней фразы не оставляет сомнений — Третий Рим может сменить лишь царство антихриста. Здесь совершенно очевидны эсхатологические настроения автора идеи Третьего Рима. Вызывают удивление современные упреки Филофея за отрицание «четвертого Рима». По мнению Ю.В. Каграманова, подобное отрицание грешит национальной самоуверенностью тёмного[118] старца («язъ сельской человекъ, — учился буквам, а еллинскихъ борзостей не текох»). По словам диакона А.В. Кураева, Филофей неоправданно исключил возможность появления «четвертого Рима» где-нибудь в Киеве, Кишиневе, Тбилиси или даже (по принятию православия) в США или Китае.

Удивительно и ставшее клише приписывание Филофею авторства формулы «Москва — Третий Рим». Москва поминается у старца лишь в контексте наличия в ней церкви Успения: «...есть в богоспасном граде Москве [церковь] святого и славнаго Успения пречистыя Богородица, иже едина въ вселеннеи паче солнца светится»[119]. Под Римом Филофей имеет в виду не город, а «православное Ромейское царство» — царство в первую очередь духовное, воплотившееся после падения Второго Рима в Русском царстве. Это царство — Третий Рим, своим благочестием сохраняет Ромейское царство, спасая мир от прихода антихриста. В духовности состоит вселенское значение Третьего Рима, а не в земном могуществе.

Здесь раскрывается обманчивость внешнего сходства Филофеевой идеи Третьего Рима с идеей translatio imperii — переноса империи, распространенной в средневековой Европе концепции перехода земного могущества от одной империи к другой. Некоторых из современных толкователей Филофея подобный параллелизм подвигает на спекуляции, но для них нет веских оснований. Нет оснований и для противопоставления Третьего Рима Филофея представлениям о Святой Руси, сложившимся в том же XVI в. Оба понятия означали богоспасаемое царство, и расхождение произошло позже, когда концепцию о Третьем Риме стали использовать в политических целях.

«Послания» Феофила дошли до адресата — церковной и светской элиты Русского царства. В среде русского духовенства идеи посланий были популярны до конца XVI столетия. Знали о них и иерархи зарубежных православных церквей. В «Уложенной грамоте об учреждении в России Патриаршего престола...» (1589), составленной в связи с избранием и наречением митрополита Иова патриархом Московским (январь 1589 г.), приведена обращенная к царю Фёдору Иоанновичу речь «Архиепископа Константинополя — Нового Рима и Вселенского Патриарха» Иеремии II, содержащая почти дословное цитирование слов Филофея о Третьем Риме:

«Понежъ убо ветхий Рим падеся Аполинариевою ересью, Вто-рый же Рим, иже есть Костянтинополь, агарянскими внуцы — от безбожных турок — обладаем; твое же, о благочестивый царю, Великое Росийское царствие, Третей Рим, благочестием всех превзыде, и вся благочестивая царствие в твое во едино собрася, и ты един под небесем христьянский царь именуешись во всей вселенней, во всех христианех».

После избрания патриарха Московского идеи Филофея перестали быть востребованы. Послания псковского старца осели в архиве. Остался лишь след в московском градостроительстве XVI—XVII вв.: в столице Третьего Рима появились элементы двух первых. В Москве отыскали семь холмов — ведь на семи холмах стояли Рим Первый и Рим Второй. В треугольном Кремле возвели по принципу Roma quadrata квадратные в плане царские палаты. Построили Белый Царёв город с семиверховой башней над Черторыем (как в Царьграде — Гептапиргий) и все правительственные здания Москвы увенчали двуглавыми византийскими орлами. Но о концепции Феофила не вспоминали. Два столетия о Третьем Риме ничего не говорится ни в церковных писаниях, ни в обширной дипломатической переписке. Третий Рим не стал национальным мифом не только для народа, но и для духовенства.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.