Глава XVII Проблемы кардинала де Ришельё

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава XVII

Проблемы кардинала де Ришельё

Остаться верным своей благодетельнице, при этом максимально угождая Людовику XIII, – вот его постоянная забота […]. Ришельё претендует на то, чтобы убедить потомков, что именно ему Франция обязана быстрым и счастливым окончанием двух семейных войн. Обещание, а затем и получение кардинальской шляпы станет компенсацией за его осторожность и гибкость168.

Франсуа Блюш

Наиболее реальным претендентом считался принц де Конде. Но ведь был еще и Арман Жан дю Плесси, теперь – великий кардинал де Ришельё!

Отныне положение этого человека изменилось. Он уже не был полуссыльным изгоем, как раньше. С ним были вынуждены считаться все, причем не только члены Государственного совета.

Что касается парижского общества, то в нем возвышение дю Плесси было встречено вполне доброжелательно. Известный придворный поэт Франсуа де Малерб писал одному из своих друзей:

«Вы знаете, что я не льстец и не лжец, но клянусь вам, что в этом кардинале есть нечто такое, что выходит за общепринятые рамки, и если наш корабль все же справится с бурей, то это произойдет лишь тогда, когда эта доблестная рука будет держать бразды правления»169.

Однако Людовик все еще присматривался к протеже матери, не доверяя ему полностью. Ришельё знал об этом и не сидел сложа руки. Тогдашний венецианский посол докладывал своему правительству:

«Господин кардинал де Ришельё здесь единственный, кто противодействует министрам. Он прилагает все усилия для того, чтобы возвысить себя в глазах короля, внушая ему идею величия и славы короны»170.

Хорошо изучив характер Людовика, кардинал сделал упор на тщеславие молодого короля, на его желание походить на знаменитого отца. Очень часто в присутствии Людовика он повторял такие слова, как «величие», «родина», «слава»…

Вскоре кардиналу удалось убедить короля в полной несостоятельности его министров – Шарля де ла Вьевиля, Брюлара де Сийери, де Пюизье и других.

Действительно, внутренняя обстановка во Франции была неблагополучной. Повсеместно тлели, готовые в любой момент разгореться, очаги недовольства. Серьезно был подорван и международный престиж Франции, отказавшейся от союза с германскими протестантскими княжествами из религиозно-идеологической солидарности с Габсбургами. Ничего удивительного – на протяжении последних лет как внутренней, так и внешней политикой Франции занимался кто угодно, только не тот, кто умел этим заниматься.

И вот тут-то Людовик XIII разглядел в де Ришельё человека, который может спасти Францию. Он все чаще стал спрашивать у него совета и вскоре уже не мог обходиться без его подсказок.

Наконец настал день, когда король предложил де Ришельё возглавить Совет и самому определить его состав.

Тринадцатого августа 1624 года маркиз де ла Вьевиль (ранее он выполнял функции первого министра) был арестован, и кардинал занял его место. На этом посту он бессменно пробудет 18 лет, 3 месяца и 20 дней – вплоть до самой кончины.

До ареста ла Вьевиля в Государственный совет входили Мария Медичи, престарелый герцог де Ларошфуко (отец Франсуа де Ларошфуко), герцог де Ледигьер (перешедший в католичество гугенот), канцлер Этьен д’Ал игр и еще несколько секретарей, которые открывали заседания докладами о текущем состоянии дел в королевстве. В принципе, ни один приказ не вступал в силу, пока его не утверждал король, чью подпись удостоверял соответствующий секретарь. Когда король отсутствовал, его кресло занимал канцлер.

Кроме королевы-матери и канцлера никто из членов Государственного совета не имел преимуществ над остальными. Теперь же кардинал де Ришельё получил такие полномочия, что затмил канцлера, который считался высшим должностным лицом, возглавлявшим королевскую канцелярию и архив, а также хранившим государственную печать.

На заседаниях обновленного Государственного совета Ришельё не выпячивал своей роли. Напротив, он делал все для того, чтобы создать видимость, будто всеми делами государства отныне управляет король, и только король. Его идея была проста: если все решения Совета будут санкционированы лично королем, то обвинить министров, и прежде всего самого де Ришельё, за допущенные промахи будет невозможно.

При этом кардинал знал, что Людовик XIII не способен к самостоятельным поступкам и тем более к изнурительному каждодневному труду, а это значило, что истинным творцом политической линии будет он сам – де Ришельё.

* * *

В течение 1624 года кардинал де Ришельё практически прибрал к рукам власть в Государственном совете, а по большому счету и во Франции.

Его первым важным дипломатическим успехом стала договоренность о браке сестры Людовика XIII Генриетты и принца Уэльского, с 1625 года короля Англии и Шотландии Карла I Стюарта. Тем самым возрождалась продуманная внешняя политика Франции, практически сошедшая на нет после смерти Генриха IV, которому первому пришла в голову мысль о желательности подобного союза. Переговорам способствовал и неослабевающий энтузиазм Марии Медичи, также желавшей этой свадьбы.

Брачный контракт был подписан 17 ноября 1624 года. По этому поводу Мария устроила грандиозный прием в своем любимом Люксембургском дворце, для которого великий Рубенс только что завершил серию из двадцати двух картин о жизни вдовствующей королевы.

Отвлечемся ненадолго от нашего повествования и отметим: когда Рубенс представлял Марии эскизы этих ныне широко известных картин, он очень волновался.

– Вот здесь, – говорил он с заметным фламандским акцентом и дрожью в голосе, – изображена…

– Моя коронация! Это же очевидно. А здесь?

– Регентство и правление королевы.

– Чудесно… Ну, а здесь?

– Э… мадам, здесь показан апофеоз короля Генриха IV..

Мария поморщилась:

– Серия картин, посвященных королю, заказана отдельно. Зачем тут это… Ведь возникает некоторая двусмысленность… Кстати, а когда вы планируете все закончить?

Рубенс весь напрягся:

– Мадам… Ваше Величество… Вы должны понять, что это огромный труд, и в моей мастерской в Антверпене, где у меня почти три десятка помощников и учеников…

– Перебирайтесь в Париж, – нетерпеливо перебила его Мария, – и работайте с таким количеством людей, которое вам может понадобиться. Даю вам полгода!

– Всего полгода? Но смилуйтесь!

– Не умоляйте понапрасну, месье Рубенс! – отрезала Мария. – Ваши прекрасные творения вознесут вас на вершину славы, подумайте об этом.

Рубенс справился с поставленной задачей. Да ему и не оставалось ничего другого, как справиться. Он прекрасно знал, что спорить с женщинами – это все равно что черпать воду решетом. А с такими женщинами, как королева-мать, спорить было вообще бесполезно…

После приема в Люксембургском дворце Мария Медичи и Анна Австрийская сопровождали Генриетту и приехавшего за ней герцога Бэкингема до Амьена, где красавец Бэкингем и Анна ухитрились остаться наедине и дать повод заговорить об их увлеченности друг другом.

Последствия этой истории, хорошо известной по произведениям Александра Дюма, оказались не самыми приятными для Анны. Бэкингему запретили появляться во Франции, и это зародило в душе у молодой женщины глубокую антипатию к кардиналу де Ришельё, который был, как она считала, главным виновником всей этой провокации.

Отношения с Англией были установлены, но это явно не предполагало улучшения отношений с Испанией. В результате кардиналу пришлось балансировать между необходимостью уважать происпанские чувства в окружении Марии Медичи и растущей заинтересованностью в союзе с англичанами. В то время Испания и Англия пылали ненавистью друг к другу, и кардиналу, несмотря на всю его хитрость, так и не удалось примирить эти державы. В результате в 1625 году отношения Франции с Англией стали ухудшаться (особенно когда стало ясно, что брак Генриетты и Карла никуда не годится). Не все гладко у Франции было и с Испанией, недовольной заключенным браком.

Обстановка в самой Франции также обострялась. Количество недовольных правлением кардинала де Ришельё росло, капризная и непредсказуемая Мария поддержала оппозицию, и это вновь стало угрожать единству королевства.

Кардинал чувствовал, что наступил решающий момент его политической карьеры: на него одновременно навалились и груз королевского доверия, и ощущение все увеличивающегося разрыва между его собственным политическим мышлением и взглядами Марии Медичи, уходящими корнями в оголтелый католицизм.

Раньше он озвучивал свои идеи голосом Марии Медичи, теперь аналогичным образом строил свои отношения с Людовиком. Достигнуть равновесия было крайне сложно, тем более что молодой король всегда и во всем стремился отстаивать свою независимость от матери.

* * *

В сущности, картина была безрадостной: слабость королевской власти при наличии мощной оппозиции, внутренняя разобщенность страны, оскудевшая казна, непоследовательная, пагубная для интересов Франции внешняя политика… Как исправить положение? На этот счет у кардинала были совершенно определенные намерения. Заручившись доверием короля, он методично расправился со всеми своим противниками.

При этом члены королевской семьи (за исключением Марии и Людовика) испытывали к нему враждебность.

Гастон, младший брат Людовика, с целью усиления своего влияния плел бесчисленные заговоры. Двадцать пятого апреля 1626 года ему исполнилось восемнадцать лет. Он был весьма приятным внешне юношей, любимцем Марии Медичи, но при этом безалаберным и беспутным. Что же касается амбиций, то у него они были такими же непомерными, как и у его матери.

Многим казалось вполне вероятным, что рано или поздно Гастон станет королем Франции. Между Анной Австрийской, которой уже исполнилось двадцать пять, и Людовиком XIII почти не было супружеских отношений, и к 1626 году надежды на наследника по прямой линии ослабели. Естественно, в таких условиях вопрос женитьбы Гастона приобретал особую политическую важность. Останься он холостяком, трон мог бы перейти к принцу де Конде из королевского рода Бурбонов или к его детям.

Чтобы легче понять всю сложность ситуации, напомним, что Бурбоны – это младшая ветвь дома Капетингов, династии французских королей, названной по имени ее основателя, Гуго Капета, правившей во Франции с 987 по 1328 год. После смерти короля Карла IV эта линия пресеклась, и корона перешла к Филиппу VI из рода Валуа, которого Карл IV, умирая, назначил регентом королевства. Представители дома Валуа правили во Франции вплоть до 1589 года.

Бурбоны же происходили от младшего сына короля Людовика IX Святого, правившего в XIII веке. Последним Валуа на французском троне был Генрих III, убитый 2 августа 1589 года. Сменивший его Генрих IV, муж Марии Медичи, был уже из династии Бурбонов.

Титул принца де Конде впервые достался Людовику де Бурбону, дяде Генриха IV. Нынешний принц де Конде был внуком Людовика де Бурбона, и он вполне мог претендовать на трон.

Такая возможность была чревата политической нестабильностью – все то, к чему так усердно стремился кардинал де Ришельё, легко могло разрушиться.

С одной стороны, Гастон был достаточно честолюбив для того, чтобы захватить власть, но с другой – в нем не было таланта политического деятеля. Понятно, что это (второе) вполне устраивало кардинала. Но если бы Гастон женился и обзавелся потомством мужского пола, вряд ли кардинал смог бы сохранить свое положение. К тому же ему было бы затруднительно принести клятву верности легкомысленному и вздорному монарху, влюбленному в собственное величие. А раз так, Ришельё долго не решался высказаться в пользу брака Гастона.

Но этого очень хотела Мария Медичи. Еще за два года до своей смерти Генрих IV выбрал в невесты младшему сыну Марию де Бурбон, герцогиню де Монпансье, одну из богатейших наследниц Франции171. Гастон, когда подрос, находил Марию де Бурбон малопривлекательной особой, но его мать была горячей сторонницей именно этого брачного союза, и кардиналу де Ришельё ничего не оставалось, как начать действовать в этом направлении. Вокруг принца де Конде тут же возникла партия противников этого брака, а всеобщее неприязненное отношение к кардиналу еще более возросло.

В итоге Гастон Орлеанский все же женился на герцогине де Монпансье, но она вскоре умерла при родах дочери Анны (впоследствии литературный салон мадемуазель де Монпансье привлекал многих интеллектуалов того времени).

В начале 1626 года правительству стало известно, что зреет большой заговор, в состав которого входили многие видные дворяне, а также незаконнорожденные сыновья Генриха IV, всегда испытывавшие враждебность к Людовику XIII. Дальше – больше: оппозиционеры установили контакт с англичанами, в чьих отношениях с кардиналом де Ришельё именно в этот момент наступило резкое охлаждение.

Кардинал, естественно, проинформировал обо всем и короля, и его мать. Для большей надежности он усилил личную охрану.

В конечном счете заговор был разоблачен, а его участники примерно наказаны.

Тридцать первого мая Мария Медичи вынудила Гастона подписать клятву верности своему брату.

Вроде бы все завершилось благополучно, но произошедшие события так измучили кардинала де Ришельё, что он даже попытался уйти в отставку. Однако его прошение, переданное королю через Марию Медичи, было отклонено. Девятого июня 1626 года он получил от Людовика XIII письмо с благодарностями, подписанное в Блуа:

«Я знаю все причины, по которым вы хотите уйти на покой. […] Я питаю к вам полное доверие, и у меня никогда не было никого, кто служил бы мне на благо так, как это делаете вы. Это побуждает меня просить вас не уходить в отставку, ибо в этом случае дела мои пошли бы плохо… Не обращайте никакого внимания на то, что о вас говорят.

Я разоблачу любую клевету на вас и заставлю любого из тех, кто желает быть членом моего Совета, считаться с вами. Будьте уверены, я не изменю своего мнения. Кто бы ни выступил против вас, вы можете рассчитывать на меня»172.

А через десять дней после этого стало известно, что герцог Бэкингем отдал приказ об отправке в Ла-Рошель флота с несколькими тысячами солдат. При этом он заявлял, что его цель – заставить французского короля уважать права гугенотов – граждан Ла-Рошели. Естественно, французские гугеноты воспряли духом и активизировались.

Подобный поворот событий потребовал срочного отъезда Людовика XIII и Ришельё из Парижа на юго-запад страны. Вскоре король сильно заболел. Кардинала и самого мучили бесконечные мигрени, но он день и ночь проводил у постели больного короля, ухаживая за ним. Еще бы! – ведь он ни на минуту не забывал о том, что смерть Людовика повлечет за собой восшествие на престол его брата Гастона.

Правление в Париже было передано Марии Медичи, а кардиналу де Ришельё пришлось сконцентрироваться на обороне западного побережья Франции. Ситуация для него явно перестала быть предсказуемой. Опыта управления войсками у него не было, а гугеноты, поддерживаемые англичанами, показали, что у них-то такого опыта предостаточно. Фактически, это была гражданская война, главным событием которой стала осада мятежной Ла-Рошели.

* * *

Пока кардинал де Ришельё находился под Ла-Рошелью, в Париже сформировался «женский» заговор против него. Произошло это следующим образом.

Мария слышала о том, что Анна Австрийская ищет аудиенции, и пригласила ее к себе.

Анна склонилась в глубоком реверансе:

– Вы были так добры, мадам, что согласились принять меня…

Королева-мать снисходительно улыбнулась. Кто бы что ни говорил, но в глубине души флорентийки всегда оставалась толика доброты. К тому же она не видела в невестке сколько-нибудь серьезной соперницы. Более того, в сложившейся ситуации она надеялась найти в ней союзницу. Это был испытанный прием: высматривать себе опору только среди просителей. Конечно, такая методика часто давала сбои. И самый роковой сбой произошел с этим исчадием ада, Ришельё. При одной только мысли о кардинале Мария готова была плеваться, как торговка на рынке. Слава богу, что сейчас он находился у стен Ла-Рошели. Там же был и ее слабовольный сын Людовик, мешая всем и раздражая профессиональных военных. «Игра в солдатики» – таково было мнение Марии об участии сына в этой войне. Разве можно по-другому назвать его жалкие попытки командовать войсками? Ну, Людовик таким был всегда, и ждать от него чего-то выдающегося не приходилось. Но каков же оказался Ришельё! Он вкрался в доверие к ее сыну, полностью завладев его мыслями и поступками! Это ведь он сделал ничтожную войну настолько привлекательной для короля, что тот уже много месяцев околачивался вблизи Ла-Рошели. Да, его жене можно посочувствовать…

Продолжая улыбаться, Мария указала Анне на кресло подле окна. Они находились в Люксембургском дворце, где ее невестка, постоянно проживавшая в Лувре, бывала не часто. Окруженная со всех сторон шпионами кардинала, она боялась собственной тени. Да еще эта история с герцогом Бэкингемом…

– Вы так бледны, дочь моя. Вам бы следовало поехать к Ла-Рошели, где мой сын Людовик мог бы вас навешать.

– Я просила, даже умоляла его об этом, – со вздохом ответила Анна, – но Его Величество отказал мне. И если я бледна, мадам, то это от слез и одиночества.

– Мой сын робок и слаб, а такие люди обычно бывают мстительны. Он наказал вас за то, что вы вызвали блеск в глазах этого пройдохи англичанина. Поверьте, король сходит с ума от ревности. Очень жаль, кстати, что ваш супруг не уделяет вам внимания. Сколько раз я говорила ему об этом. Но вы же понимаете, он теперь меня не слушает. Совсем другой голос нашептывает ему на ухо и днем, и ночью…

Мария произнесла то, ради чего, собственно, пригласила Анну к себе, и ее простодушная сноха моментально проглотила наживку.

– Я знаю… – тихо произнесла она. – Этот голос все шепчет и шепчет, отравляя мозг короля и настраивая его против меня. Он будит в Луи все новые и новые подозрения, придумывает все новые и новые запреты… И все для того, чтобы сломить мой дух. Но его не сломить, мадам! Во всяком случае, до тех пор, пока меня поддерживает ваша дружба и привязанность ко мне!

Когда Анна смахнула слезу, Мария погладила ее по плечу. Все-таки она была достаточно впечатлительна… Иногда.

– Дорогая моя дочь, поверьте, я ваш друг. Мы оба, я и мой сын Гастон, сочувствуем вам. С вами обращаются постыдно, и я разделяю ваше мнение о том, кто является главным виновником всего этого.

– Не могли бы вы заступиться за меня? – прошептала Анна. – Король так любит вас, мадам, он вам всем обязан. Все годы, пока он был ребенком, вы правили страной, бескорыстно служа его интересам. Он обязан прислушаться к вам, если вы заступитесь за меня.

Мария нахмурилась:

– Да, Людовик обязан мне всем, но он забыл об этом. Он даже позволил убить моего бедного Кончино Кончини… О, тогда он был совсем еще мальчишкой, но, тем не менее, осмелился пойти на это. Боюсь, он никогда не испытывал благодарности ко мне. Думаю, мой сын завидует мне, потому что я знаю, как надо управлять государством, а он – нет. Теперь же он меня вообще не слушает, и знаете почему? Во всем виноват Ришельё! Эта змея запустила свои ядовитые зубы в нас обеих! Клянусь Богом, я уже устала от этого человека! Вы просите меня заступиться за вас перед Людовиком? Но из-за этого дьявола он не станет меня и слушать! Советую вам в следующий раз, когда кардинал приедет в Париж, броситься к его ногам и умолять простить вам Бэкингема… Клянусь, это будет куда эффективнее, чем все мои аргументы, вместе взятые…

– Многие мне так говорили, – ответила Анна. – Но я никогда не сделаю этого. Я ненавижу и презираю это ничтожество. Этот выскочка должен быть уничтожен!

– Какие громкие слова, – усмехнулась королева-мать, – смотрите, чтобы ему их не передали.

– Я уже ничего и никого не боюсь! И… вы, мадам, создали этого человека! Вы возвысили его! А теперь он перешел на другую сторону и отбросил вас, как ненужную вещь. Мадам, вы не должны мириться с этим.

Мы обе – королевы Франции, и мы должны объединить наши усилия, чтобы свалить этого человека. Одна я беспомощна. Но вместе мы можем стать таким препятствием на пути кардинала, которое он не сможет преодолеть.

– О, да, – кивнула Мария. – Мать и жена – союз достаточно сильный, чтобы при благоприятных обстоятельствах устранить кардинала. Это правда, дочь моя, мы должны объединиться, вы и я! У меня есть права настаивать на том, чтобы Людовик помирился с вами. Желание матери видеть счастливый брачный союз сына естественно, и я буду настаивать – нет, даже требовать! – чтобы он снял с вас все ограничения.

– Да и я могу быть полезна, – горячо подхватила Анна Австрийская. – Я встречусь с послом и заручусь поддержкой Испании, буду помогать вам всеми доступными мне способами, чтобы низвергнуть виновника наших несчастий в пропасть, О мадам, с тех пор, как я приехала во Францию, вы всегда были так добры ко мне! Помогите мне сейчас, и, быть может, мы еще обе будем счастливы!

– Обязательно, обязательно, – пообещала Мария. – И помните, дорогая, еще вот о чем: он не будет жить вечно. Мы и раньше говорили об этом. Да и мой сын слаб не только душой, но и телом. Придет день – прекрасный день! – когда Франция, надеюсь, получит другого, лучшего короля, рука которого будет свободна. – Наслаждаясь результатом, произведенным ее словами, она потрепала Анну по щеке и кивнула. – Ради этого дня стоит надеяться. С ним придет окончательное решение наших проблем. И до той поры, дочь моя, давайте объединим наши усилия для борьбы против общего врага!

– С этого момента, – торжественно заявила Анна, – мы с вами, мадам, – одно целое. И пусть кардинал де Ришельё остерегается…

* * *

Дальнейшие события также хорошо известны по произведениям Александра Дюма. Двадцать третьего августа Джордж Вильерс, первый герцог Бэкингем был убит неким Джоном Фелтоном, служившим под его началом. Двадцать девятого октября войска кардинала де Ришельё вошли в Ла-Рошель, и английский флот убрался восвояси. Двадцать четвертого апреля 1629 года был подписан мир с Англией, а 28 июня 1629 г. был издан эдикт, устанавливающий, что отныне гугеноты не будут иметь во Франции никаких политических прав; в обмен на крепости они получали полную амнистию и гарантию религиозных свобод.

Казалось бы, теперь кардиналу можно было облегченно вздохнуть. Но не тут-то было. В Париже партия «политических католиков», пользовавшаяся поддержкой Марии Медичи, выразила свое недовольство достигнутыми соглашениями. Но еще более Мария Медичи была возмущена тем, что на заседании Государственного совета кардинал де Ришельё изложил свое мнение о том, что политические интересы Франции требуют немедленной посылки войск в Италию.

В Италию! На ее родину! Да как он посмел!

Собственно Италии, в нынешнем понимании этого слова, тогда не существовало. Было много разных королевств, герцогств и графств, в том числе Великое герцогство Тосканское и герцогство Мантуанское. Конечно, кардинал де Ришельё собирался послать войска не во Флоренцию, а в Мантую, но в Мантуе правили представители рода Гонзага, породнившиеся в 1584 году с родом Медичи (родная сестра Марии Медичи Элеонора вышла замуж за герцога Виченцо I Гонзага). В 1611 году Элеонора умерла, спустя год умер и ее супруг, а в конце декабря 162*7 года бездетным скончался и последний их сын.

Смерть Виченцо II Гонзага поставила кардинала де Ришельё перед необходимостью принимать жесткие решения. На трон в Мантуе теперь претендовали герцог Неверский (ставленник Франции), князь Гуасталлы (ставленник Габсбургов), а также герцог Савойский (с ним Испания имела договор о разделе маркизата Монферрато). Подобные претензии в то время неизбежно приводили к войне.

Эмиссары из Франции убедили находившегося при смерти герцога Мантуанского подписать завещание, по которому подвластные ему территории переходили герцогу Неверскому. В марте 1629 года французские войска вторглись во владения герцога Савойского и принудили его к союзу с Францией. Император Священной Римской империи Фердинанд II вмешался в этот конфликт, и его войска после длительной осады взяли Мантую, принудив герцога Неверского к капитуляции. Однако немецкие князья, несмотря на удачное начало, категорически отказались поддержать этот поход, и в октябре 1630 года император вынужден был заключить мир.

В итоге французской дипломатии удалось закрепить владения мантуанских герцогов за герцогом Неверским, а заодно получить от герцога Савойского город Пиньероль и ведущую к нему военную дорогу – важный для Франции плацдарм на пути в Италию. Война завершилась победой Франции.

Но все это произойдет в 1631 году, а пока же, в декабре 1628 года, вышеназванное заседание Государственного совета обозначило окончательный разрыв между Марией Медичи и кардиналом. Дело в том, что Людовик XIII, вняв совету Ришельё, решил заняться ситуацией в Италии и лично возглавить армию. Он назначил свою мать регентшей и во главе армии выступил из Парижа. Отбыл с ним и де Ришельё, а когда в сентябре 1629 года кардинал вернулся обратно, королева-мать была с ним оскорбительно холодна.

Не улучшала положения кардинала и растущая антипатия двадцатилетнего Гастона Орлеанского. И это не говоря о том, что Анна Австрийская терпеть не могла ироничного фаворита мужа, который лишил ее какого-либо влияния на государственные дела.

* * *

Обнаружив, что в союз против него объединились сразу две королевы, кардинал де Ришельё впервые в жизни растерялся. Обе по своему положению находились за пределами его власти. Это означало, что по отношению к ним он должен был применить иное оружие.

Напомним, что после женитьбы Людовика XIII на Анне Австрийской дю Плесси (тогда простой епископ Люсонский) был назначен духовником Анны.

Женщины в жизни Людовика XIII никогда не играли большой роли. Более того, согласно утверждению его биографа Пьера Шевалье, король «имел глубокие гомосексуальные наклонности»173, которые сдерживались лишь его набожностью и боязнью греха.

Анна Австрийская быстро поняла, что ее брак не будет счастливым. И это действительно было так: брак двух подростков, заключенный против их воли, из чисто политических соображений, просто не имел шансов быть счастливым.

Девочка, ехавшая в Париж с надеждой на веселую и радостную жизнь, погрузилась в печальное одиночество. Король открыто игнорировал ее, и некоторое время казалось, что у них так и не будет наследника. Писатель XVII века Жедеон Таллеман де Рео пишет:

«До того как она забеременела Людовиком XIV, король спал с ней очень редко. Это называлось "класть подушку”, ибо обычно королева себе ее не клала. Когда королю сообщили, что королева беременна, он сказал: "Должно быть, это еще с той ночи”. Из-за каждого пустяка он принимал подкрепляющее, и ему часто пускали кровь; это никак не улучшало его здоровья»174.

Но потом случилось чудо, и 5 сентября 1 бЗД года Анна Австрийская, к великой радости подданных, произвела на свет дофина Людовика (будущего Людовика XIV). В 1640 году она родила еще одного сына – Филиппа Орлеанского.

О том, от кого родились эти дети, существует множество версий. Некоторые, например, открыто указывают на кардинала де Ришельё, якобы влюбленного в королеву. Не вдаваясь в подробности, заметим лишь: а кто при дворе не был влюблен в прекрасную испанку? С другой стороны, как совершенно справедливо отмечает Франсуа Блюш, тот был «слишком поглощен публичными делами, слишком озабочен своим долгом, слишком ревнив к своей власти, чтобы рисковать положением ради любовных интрижек»175.

Между тем, Людовик XIII с каждым годом все больше и больше привязывался к кардиналу. Тот же Франсуа

Блюш называет этот политический тандем «согласием, которое среди бесконечных случайностей способствовало единству суверена и его министра»176.

Биограф Людовика XIII Луи Тодьер утверждает, что полномочия де Ришельё «превосходили полномочия коннетабля, это была настоящая передача королевской власти. А придворные даже поговаривали, что Людовику XIII была оставлена лишь одна прерогатива – лечить золотуху»177.

А Вольтер, отмечая всемогущество кардинала, делает заключение:

«Ему не хватало только короны»17s.

Анна Австрийская, как мы уже говорили, терпеть не могла кардинала де Ришельё. А что же кардинал? Франсуа Блюш утверждает:

«Если красота Анны Австрийской и волновала его, его отношения с ней чаще всего заключались в том, чтобы умаслить ее, в попытках шпионить за ней, в постоянном стремлении отвлечь ее от тоски по испанскому прошлому и сделать большей француженкой. То есть в основном это была политика»179.

Относительно того, как развивались отношения могущественного кардинала с Анной Австрийской, Франсуа де Ларошфуко в своих «Мемуарах» пишет:

«Все, кто не покорялся его желаниям, навлекал и на себя его ненависть, а чтобы возвысить своих ставленников и сгубить врагов, любые средства были для него хороши. Страсть, которая издавна влекла его к королеве, превратилась в озлобленность против нее. Королева чувствовала к нему отвращение, а ему казалось, что у нее были другие привязанности. Король был от природы ревнив, и его ревности, поддерживаемой ревностью кардинала, было бы совершенно достаточно, чтобы восстановить его против королевы»180.

Итак, тут все понятно. Кардинал просто стравил Людовика XIII с его женой (все перипетии этого «стравливания» весьма подробно и красиво описаны Александром Дюма) и очень умело свел на нет все ее влияние.

Конечно, Анна Австрийская жаждала мести и готова была ввязаться в любую интригу, направленную против кардинала. В 1626 году, например, она имела отношение к заговору герцогини де Шеврёз и маркиза де Шале, задумавших заколоть кардинала в его летнем дворце. Заговор был раскрыт, маркиза казнили, а герцогиню отправили в ссылку. Кстати сказать, именно тогда кардинал получил право завести для охраны собственных гвардейцев. Что касается Анны Австрийской, то она едва упросила мужа не отправлять ее в монастырь.

С Марией Медичи дело обстояло иначе.

Биограф Марии Мишель Кармона называет динамику ее отношений с кардиналом де Ришельё «великим разрывом».

Сам кардинал писал:

«Я – ее ставленник. Это она возвысила меня, открыла путь к власти, даровала мне аббатства и бенефиции, благодаря которым из бедности я шагнул в богатство. Она убеждена, что всем я обязан ей, что она вправе требовать от меня абсолютного повиновения и что у меня не может быть иной воли, кроме ее собственной. Она не в состоянии понять, что с того самого дня, когда она поставила меня у штурвала корабля, я стал ответствен только перед Господом Богом и королем… Душой и умом она тяготеет исключительно к католической политике. Для нее безразлично, что Франция была бы унижена. Она не может примириться с тем, что, сражаясь с протестантизмом внутри страны, я в то же время поддерживаю союз с ним за ее пределами… У нее претензии женщины и матери: я помешал ей передать Монсеньору (Гастону Орлеанскому), который, увы, возможно, унаследует трон, право на управление Бургундией и Шампанью. Я не могу допустить, чтобы охрана наших границ попала в столь слабые руки. Она считает меня врагом ее дочерей на том основании, что одну из них я выдал замуж за протестантского государя (Карла I Английского), а с мужьями двух других – королем Испании и герцогом Савойским – нахожусь в состоянии войны. Все разделяет нас, и это навсегда. Будущее зависит только от воли короля»181.

В двух последних фразах заключен главный смысл. С одной, впрочем, оговоркой: всю свою жизнь кардинал будет заботиться о том, чтобы его собственная воля выглядела как королевская воля, от которой зависит будущее.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.