Вступление Петра III на трон и его первые мероприятия

Вступление Петра III на трон и его первые мероприятия

Вечером 25 декабря Петр III, уже провозглашенный императором, учинил в «куртажной галерее» — традиционном месте проведения веселых придворных праздников, — радостное пиршество, во время которого многие царедворцы не скрывали ликования в связи со случившимся. И первым из них был сам Петр Федорович.

К вечеру была произведена первая важная перемена — генерал-прокурор князь Яков Петрович Шаховской был отставлен от должности, а на его место назначен Александр Иванович Глебов. По поводу этой перемены Екатерина заметила: «То есть слывущий честнейшим тогда человеком отставлен, а бездельником слывущий, и от уголовного следствия спасенный Петром Шуваловым, сделан на его место генерал-прокурором».

Пока Екатерина была погружена в организацию похорон, Петр III занимался другими делами: он переселил Ивана Шувалова из его покоев, находившихся рядом с апартаментами покойной императрицы, и разместился там сам, а Елизавете Воронцовой велел поселиться в комнатах Елизаветы Петровны. Все дни, пока тело Елизаветы Петровны еще не было погребено, он ездил из дома в дом, празднуя святки и принимая поздравления с восшествием на престол.

Траурные церемонии в обеих столицах шли своим чередом, а святки — своим. Две недели — от Рождества до Крещенья — новый император предавался веселью, вызывая не только изумление, но и возмущение жителей Петербурга.

Екатерина, погруженная в глубокий траур, облаченная в черные одежды, делившая все свое время между церковными службами и устройством предстоящей церемонии погребения, выглядела благочестивой, глубоко верующей, искренне опечаленной смертью императрицы.

Уже в самые первые дни царствования Петра III Екатерина сумела тонко, ловко и умно выявить способности и качества души и характера, привлекшие к ней сердца и умы лучших сановников и военных, ясно увидевших и осознавших огромную разницу между новым императором и новой императрицей. Те же самые мысли и чувства вызывала Екатерина и у многочисленных дворцовых служителей, духовенства, солдат, сержантов и офицеров гвардии, наблюдавших за всем происходящим во дворце и, конечно же, делавших свои собственные заключения, не отличающиеся, впрочем, от выводов, которые делали наиболее дальновидные и порядочные придворные.

25 января 1762 года, ровно через месяц после смерти, тело Елизаветы Петровны было погребено в Петропавловском соборе.

На третий день после похорон, 28 января, Петр III ликвидировал Конференцию при Высочайшем дворе, передав ее функции Сенату и Коллегии иностранных дел.

А еще через три недели, 18 февраля 1762 года, был обнародован самый значительный законодательный акт из подписанных Петром III — манифест «О даровании вольности и свободы всему Российскому дворянству». По этому манифесту дворяне освобождались от обязательной военной и гражданской службы, могли выходить в отставку, выезжать за границу, но по требованию правительства обязаны были возвращаться обратно. Единственной сословной обязанностью дворян осталось воспитание своих детей дома и в училищах.

Современник Петра III, видный историк, князь Михаил Щербатов писал, что автором и инициатором этого манифеста Петр III не был. Щербатов утверждал, что Петр III незадолго до того увлекся одной из первых красавиц Петербурга княгиней Еленой Степановной Куракиной и потому ему было нужно улизнуть хотя бы на одну ночь от опостылевшей Елизаветы Воронцовой. Щербатов писал: «Имел государь любовницу, дурную (здесь — некрасивую. — В. Б.) и глупую графиню Елизавету Романовну Воронцову; но ею, взошед на престол, он доволен не был, а вскоре все хорошие женщины под вожделение его были подвергнуты. Уверяют, что Александр Иванович Глебов подвел падчерицу свою Чеглокову, и уже помянутая выше княгиня Куракина была привожена к нему на ночь Львом Александровичем Нарышкиным, и я сам от него слышал, что безстыдство ее было таково, что когда по ночевании ночи, он ее отвозил домой поутру рано, и хотел для сохранения чести ее, а более, чтобы не учинилось известно сие графине Елизавете Романовне, закрывши гардины ехать, она, напротив того, открывая гардины, хотела всем показать, что она с государем ночь переспала.

Примечательна для России сия ночь, как рассказывал мне Дмитрий Васильевич Волков, тогда бывший его секретарем. Петр III, дабы сокрыть от графини Елизаветы Романовны, что он в сию ночь будет веселиться с новопривозною, сказал при ней Волкову, что он имеет с ним ночь препроводить в исполнении известного им важного дела в рассуждении благоустройства государства. Ночь пришла, государь пошел веселиться с княгинею Куракиной, сказав Волкову, чтобы он к завтрему какое знатное узаконение написал, и был заперт в пустую комнату с датскою собакою. Волков, не зная намерения государственного, не знал, о чем писать, а писать надобно. Но как он был человек догадливый, то вспомнил нередкие вытвержения государю от Романа Ларионовича Воронцова о вольности дворянства. Седши, написал Манифест о сем. Поутру его из заключения выпустили, и Манифест был государем опробован и обнародован».

Дворяне, встречаясь друг с другом не только в домах, но и на улицах, обнимались и плакали от радости. Популярность Петра III выросла невероятно. Почувствовав себя на гребне волны, ощущая поддержку первого сословия государства, император сделал следующий шаг, на который он едва ли бы смог решиться до опубликования манифеста «О вольности дворянства».

21 февраля, через три дня после провозглашения дворянской свободы, был опубликован еще один исключительно важный манифест «Об уничтожении Тайной розыскной канцелярии». Манифест объяснял, что Петр I, «монарх великодушный и человеколюбивый», учредил Тайную канцелярию из-за «тогдашних времен обстоятельств и неисправленных еще в народе нравов».

И так как на протяжении полувека Тайная розыскных дел канцелярия всегда оставалась в своей силе, то «злым, подлым и бездельным людям подавался способ или ложными затеями протягивать вдаль (т. е. оттягивать, отсрочивать. — В. Б.) заслуженные ими казни и наказания, или же злостнейшими клеветами обносить своих начальников или неприятелей». Теперь же «если кто-либо, зная об оскорблении Величества или о государственной измене, хотел бы известить об этом власти, то надлежит ему явиться в суд или к ближайшему воинскому начальнику, а если доноситель окажется прав, то отсылать его в Петербург, Москву или ближайший губернский город и там его отнюдь не пытать, но действовать кротостью и увещеванием».

Кроме двух названных манифестов, несколько законодательных актов было посвящено делам церкви. 29 января вышел указ, по которому всем сбежавшим за границу раскольникам было разрешено возвращение в Россию и гарантировалось свободное отправление их веры.

Через два дня вышел указ о прекращении следствий по делам о раскольниках-самосожигателях, причем местным властям предписывалось разъяснить всем староверам, что впредь никаких гонений их вере не будет и в связи с этим самосожжения теряют всякий смысл.

Еще через шесть дней вышел Сенатский указ «О защите раскольников от чинимых им обид и притеснений». И, наконец, 1 марта 1762 года Сенату был дан именной указ о секуляризации церковных и монастырских земель. По этому указу деревни и земли, ранее принадлежавшие церкви, переходили под управление государственных чиновников из отставных офицеров. Доходы с земель и деревень предписано было употреблять как на содержание монахов, но строго по штату, так и отставных солдат, а также на содержание инвалидных домов. Общее управление всеми новыми имениями осуществляла специально для того созданная Коллегия экономии, а вместо разных сборов был введен единый подушный налог — один рубль в год с души. Вместе с тем прекращались всякие дотации тем монастырям, которые не могли обеспечить сами себя, а во всех вообще обителях повелено было «слуг и служебников оставить самое малое число, без которых по самой нужде быть не можно». Одновременно не были забыты и крестьяне: если окажется, что монастырские служки взяли у крестьян лишнее, то надлежит «оное, с них взыскав, возвратить крестьянам немедленно».

Все это, разумеется, сделало русское духовенство злейшим врагом Петра III. Прусский посланник барон Гольц писал Фридриху II, что духовенство направило императору коллективное послание, более похожее на декларацию, чем на прошение, в котором «жаловалось на насилие, причиненное ему этим указом (имеется в виду указ о секуляризации церковных имений. — В. Б.), на странный относительно его (духовенства) образ действий, которого нельзя было бы ожидать даже от басурманского правительства».

21 марта был издан указ о ликвидации лейб-компании. И хотя указ назывался «О распределении Корпуса лейб-компании по другим местам», но на самом деле этим актом почти все лейб-компанцы либо отправлялись в отставку, либо возвращались в отдаленные гарнизоны, либо определялись в статскую службу.

Из 412 человек 330 отправлялись в отставку, 36 — переходили в гражданскую службу, остальные, как правило с понижением в чине, становились армейскими офицерами. И только 8 офицеров оставались в гвардии.

На место лейб-компанцев заступали верные Петру III голштинцы, но не они определяли погоду во дворцах, ибо непоколебленной осталась главная сила дворцовых переворотов — Российская императорская лейб-гвардия, распустить которую у Петра III не было сил.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.