ШЕРШЕ ЛЯ ФАМ!
ШЕРШЕ ЛЯ ФАМ!
В период Октябрьской революции 1917 г. и после нее на Балтике и в столице России стал широко известен матрос Павел Дыбенко — председатель Центробалта, один из первых наркомов Военно-морского флота Республики Советов. Вокруг этой личности возникло много легенд, зачастую имеющих реальную основу. Чего только стоят рассказы о суде над ним за неудачу матросов-балтийцев под Нарвой, о его работе в подполье в белогвардейском тылу в Крыму, аресте и обмене на группу немецких генералов и полковников, истории любви к женщине-наркому А.М. Коллонтай, попытке самоубийства из-за любви к другой женщине. Вот этой «другой» женщиной, из-за которой Павел Ефимович расстался с А.М. Коллонтай, и была молодая Валентина.
История ее знакомства с Павлом Дыбенко (или его с ней) в разных источниках трактуется по-разному. Согласно одной из версий, он спас ее от преследований ЧК, как выходца из буржуазного сословия. По другой — что он спас ее от депрессии, в которой она находилась после того, как при бегстве остатков врангелевских войск из Крыма ее столкнули с парохода, на котором находились ее родители. Спасенная рыбаками, Валя оказалась в Одессе. Короче, элементы романтизма и в том и в другом случае присутствовали. Несколько лет Павел и Валентина прожили вместе, а потом она ушла к другому, а именно к Александру Игнатьевичу Седякину, который в 1928—1937 гг. занимал должности инспектора пехоты и бронесил РККА, заместителя начальника Главного управления РККА, начальника Военно-технической академии РККА, начальника Управления боевой подготовки сухопутных войск РККА — заместителя начальника Штаба РККА, начальника Управления противовоздушной обороны РККА.
Уход Валентины от Павла Дыбенко к Александру Седякину вызвал между этими мужчинами волну враждебности, ссор и склок. И когда в 1933 г. подбирался кандидат на должность военного атташе при полномочном представительстве СССР во Франции, одним из первых претендентов на нее был А.И. Седякин (наркомом К.Е. Ворошиловым был подписан даже приказ о его назначении). Но свара между Седякиным и Дыбенко из-за женщины, которую надо было выпускать за рубеж, тем более в качестве супруги военного дипломата, не позволила Александру Игнатьевичу поехать в Париж — из-за «морального облика» жены. Сам Седякин соглашался ехать во Францию даже один, без жены. Но нарком отменил свое первоначальное решение и в Париж поехал приближенный к нему человек — управляющий делами Реввоенсовета СССР и Наркомата по военным и морским делам С.И. Венцов. Не сбылась мечта Валентины побывать в столице Франции, побродить по Елисейским Полям, покрасоваться на дипломатических раутах, повидаться, при возможности, со знакомыми с детства людьми (русскими эмигрантами во Франции). Обратимся к документам этого дела. Из письма А.И. Седякина наркому К.Е. Ворошилову.
«Климент Ефремович!
Испытание на мою долю выпало тяжелое. Я готов выполнить свой долг, ибо интересы партии, интересы СССР для меня дороже личного счастья.
Я найду в себе силы жить долгое время без жены, которую я горячо люблю.
Плохо то, что все произошло так неожиданно. Я не смогу ее подготовить к вынужденной разлуке, не смогу дать веского объяснения.
Вы ошибаетесь, когда говорите, что она не постоянна и легко поддается соблазну.
Я по многим признакам убедился, что меня она глубоко, по-хорошему любит; ибо любовь эта выросла из дружбы и прошла через тяжелые испытания. Уйти от П.Е. (Павла Ефимовича Дыбенко. — Н. Ч.) стоило для нее большой борьбы с собою и с ним, и все-таки она решилась на этот шаг.
Конечно, любит она меня не за «красоту». Как она часто говорит — со мной она обрела покой и уверенность в счастливую, дружную совместную жизнь, и она дорожит своим чувством ко мне.
Я, как командир и коммунист, не ставлю свою личную жизнь выше интересов партии и государства; но в данном случае я вижу, что личная месть П.Е (Павла Ефимовича. — Н. Ч.) обрушивает на меня и мою жену несправедливо тяжелое испытание.
Человек жил 11—12 лет у всех на виду вне всяких подозрений, и вот когда она нашла себе покой, этот покой разрушается грубым наветом, грубой местью.
Прошу простить меня, Климент Ефремович, что я несколько распустил свои нервы.
Мне тяжело потому, что я слишком уверен, убежден в скромности своей жены и ее привязанности ко мне; я убежден также, что как женщина, она стала иным человеком, чем Вы знали ее до сих пор.
Я готов в точности выполнить Ваше приказание.
Я прошу только позаботиться о моей жене, ибо положение ее будет невеселое — квартиры нет, бытовые условия трудные, в перспективе возможные преследования со стороны П.Е. (Павла Ефимовича. — Н.Ч.).
Одним словом, сами того не желая, я и моя жена доставляем Вам немало неприятностей.
Хочется еще раз сказать, сказать от всего сердца, что в своем друге и жене, в ее разуме, скромности и привязанности ко мне я по-прежнему уверен непоколебимо. И мне, поэтому, бесконечно жаль ее и больно думать, что защитить ее от навета я сейчас не в состоянии. Моя защита документально также бездоказательна, как и навет П.Е. (Павла Ефимовича. — Н. Ч.).
Товарищ народный комиссар, ожидаю Ваших распоряжений.
Военный атташе при П.П. СССР
во Франции А. Седякин
8 апреля 1933 года»[93].
На данном письме имеется резолюция Ворошилова: «Нужно послать другого в(оенного) а(тгаше), т. Седякину следует заболеть, а потом уйти в отпуск, этим и ликвидировать скверное положение. В.». Эта резолюция появилась, видимо, после того, как Седякин побывал у Ворошилова наличном приеме.
Спустя два дня А. И. Седякин обратился еще с одним письмом, в котором выразил просьбу оставить в силе приказ о его назначении в Париж.
«Товарищ Народный Комиссар!
Под влиянием личного горя, так неожиданно на меня свалившегося, я был у Вас на приеме в невменяемом состоянии.
Мне стоило огромной силы воли, чтобы внешне быть хладнокровным.
Это мне, кажется, удалось.
Но не удалось ясно оценить положение вещей и свою главную обязанность по долгу службы.
Сейчас я отлежался в госпитале (это было мне полезно) и по-дружески поговорил со свой женой.
Положение для меня совершенно ясное и путь один.
Если Вы не пошлете меня сейчас в Париж, это ляжет на меня незаслуженным позорным пятном, несмываемым на всю жизнь.
Я убедительно ходатайствую — оставить в силе мое назначение и разрешить мне выезд в Париж 16 апреля.
Жена моя останется прочно в Москве и будет учиться в своем вузе.
Обещаюсь честью коммуниста и командира всю свою энергию отдать работе.
Личной жизни буду отдавать лишь строго необходимое свободное время.
В отношении жены прошу только об одном: верить, что она честная советская гражданка, и оказать ей защиту от клеветы.
Она будет учиться и работать, чтобы стать полезным и активным членом социалистического общества.
В заключение очень прошу понять мою настойчивую защиту своей жены.
Хорош бы я был, если бы не защищал человека, который связан со мной на всю жизнь.
И можно было бы вообще мне что-либо доверять, если бы я легко привязывался и легко отворачивался от близких людей.
Военный атташе при П.П. СССР
во Франции А.Седякин
10.IV.33 г.»[94]
Нарком Ворошилов в отношении А.И. Седякина уже принял решение и на этом письме только расписался, подтвердив, что прочитал его.
Остается сказать о дальнейшей судьбе супругов Седякиных.
Командарм 2-го ранга А.И. Седякин, начальник Управления противовоздушной обороны (ПВО РККА, арестован 2 декабря 1937 г. Военной коллегией Верховного суда СССР 29 июля 1938 г. по обвинению в шпионаже и участии в военном заговоре приговорен к расстрелу. Приговор приведен в исполнение в тот же день. Определением Военной коллегии от 4 августа 1956 г. реабилитирован.
Дыбенко-Седякина Валентина Александровна, 1898 года рождения, русская, образование среднее, домохозяйка. Арестована 2 декабря 1937 г. (одновременно с мужем). Военной коллегией Верховного суда СССР 26 августа 1938 г. по обвинению в шпионаже приговорена к расстрелу. Приговор приведен в исполнение в тот же день. Определением Военной коллегии от 6 июня 1957 г. реабилитирована.
Женщины всегда играли не последнюю роль в жизни элиты РККА. На примере А.И. Седякина мы убедились в этом. Не менее показателен и пример другого военачальника Красной Арии — комкора Н.В. Куйбышева, последняя должность которого — командующий войсками Закавказского военного округа. Из письма Е.Н. Гостемиловой председателю Президиума Верховного Совета СССР К.Е. Ворошилову:
«Уважаемый Клемент Ефремович!
Пишет Вам это письмо первая жена Куйбышева Николая Владимировича — Евгения Николаевна Гостемилова.
Днями я узнала, что Куйбышев Николай Владимирович реабилитирован, но жив ли он?
Пишу «первая жена» потому, что мы разошлись, но не разведены. В 1926 г., по возвращении Куйбышева Н.В. из Китая, где он был 1925 год военным советником и откуда он привез себе новую, молодую, конечно, жену. Ну что ж, тот период был очень печальный и не совсем благополучный по части семейной жизни: меняй жен хоть каждый день, не нужно было никаких формальностей и мораль никого не удерживала и, увы, особенно смена жен была распространена среди больших, обеспеченных людей: Куйбышев Николай, Куйбышев Валериан, Тухачевский М., Кулик Г. и др. Несть им числа!
А в нашем развале жизни с Куйбышевым Н.В. немало повинны и Вы, Клемент Ефремович, т.к. не один раз я приходила к Вам в 1-й дом (Реввоенсовета) и мы оба просили отпустить меня с мужем в Китай, потому что мы никогда одиннадцать лет не расставались (даже в германскую войну — с первого года нашей совместной жизни я была с ним в окопах). Да и квартиры в Москве мы не имели, на что Вы ответили, что условия в Китае тяжелые, что у меня маленький сын, а квартиру мне дадут в Москве. Мне действительно, по Вашему распоряжению, предоставили две комнаты на Б. Афанасьевском, д. 43, где я и жила до 1933 г. — ведь я с мужем перенесла все муки гражданского фронта, где я работала машинисткой.
В начале 1925 г. мы вернулись из Ташкента, где Куйбышев Н.В. был помощником командующего Туркестанским фронтом...
В 1938 г. в январе исчез Куйбышев Н.В. (в тот период времени, как Вам известно, люди исчезали), а 20 мая 1938 г. арестовали и нашего сына Александра, который в то время был на 2-м курсе Военно-транспортной академии в Ленинграде.
Конечно, и я ждала своего ареста в продолжение ряда месяцев, не спав еженощно. Но чаша сия меня миновала. Возможно, меня спасла моя девичья фамилия в паспорте.
Я подала жалобу в Верховный суд для пересмотра дела сына. Сын был освобожден и даже реабилитирован. Жизнь сына была сломана, а о моральной вряд ли стоит и писать. Ну и, конечно, куда бы он не приходил, прося работу, нигде для него таковая не находилась: фамилия мешала.
А теперь я хочу знать, имею ли я право, как первая жена, имеющая сына, носящего фамилию Куйбышева, в свои 61 год получить пенсию? Прошу ответить, какие формальности для этого нужны? Свидетели? Их у меня достаточное количество...»[95]
Относительно последней жены комкора Н.В. Куйбышева — Замшевой-Куйбышевой Антонины Ильиничны. Она была моложе мужа на 19 лет. Арестовали ее летом 1937 г. (на полгода раньше мужа). Под следствием находилась почти год. Системой пыток и истязаний Антонину Ильиничну принудили показать, что она с 1930 г. являлась участницей антисоветской диверсионно-террористической организации, созданной японской разведкой, а также занималась шпионажем в пользу Японии, передав японцам ряд шпионских материалов по обороне Дальнего Востока и план выпуска подводных лодок.
А.И. Замшеву также заставили показать, что в число японских шпионов она завербовала и своего мужа — Куйбышева Николая Владимировича. Этот факт (вербовки женой своего мужа в антисоветскую контрреволюционную организацию) является своего рода уникальным — в сотнях просмотренных автором надзорных дел такое встретилось впервые. Также впервые (такого больше не встречалось) следователи провели очную ставку между мужем и женой, на которой сломленный Николай Владимирович подтвердил, что работал на японскую разведку. А вот Антонина Ильинична смогла превозмочь себя и на этой очной ставке категорически отрицала показания своего мужа. В судебном заседании 20 июня 1938 г. она также отрицала предъявленные обвинения. И тем не менее Военная коллегия Верховного суда СССР 20 июня 1938 г. приговорила ее к расстрелу. Определением Военной коллегии от 15 сентября 1956 г. А.И. Замшева-Куйбышева реабилитирована[96].
Данный текст является ознакомительным фрагментом.