Вера, но не религия

Вера, но не религия

Кроме вышеизложенных верований, которые мы смело можем считать религиозными представлениями, в сознании монгола XIII в. гнездилось много других, не имеющих прямой связи с догматикой и традицией. К числу их относятся вера в колдовство, гадание и приметы.

Часто эти явления помещают в область религии, но я оснований к тому не вижу. Религия ставит своей целью общение с богом и объяснение отношений человека к богу. Колдовство, т.е. магия, основано на принципах: 1) в мире всё взаимосвязано и 2) сходное порождает сходное[640]. Наличие бога для колдуна не обязательно, так же как и духовных сил.

Равным образом, когда человек гадает, безразлично, употребляет ли он для этого баранью лопатку, бобы или карты, он не призывает никакой сверхъестественной силы.

Приметы же — самый яркий пример того, что не всякое убеждение связано с религией. Всем известна дурная примета: прикурить третьему от спички — к смерти или большой беде. Она годилась во время англо-бурской войны, когда бурские снайперы безошибочно били по огоньку спички, если он задерживался хоть на мгновение. Но эта примета весьма распространена во всей Европе, хотя и никак не увязывается с мировоззрением как материалистическим, так и христианским. Но ведь и языческим это верование не назовёшь. Тут нет ни поэтического мифа, ни фантастической демонологии, ни проникновенного, хотя и неправильного, осмысления сил космоса и хаоса. Здесь просто дурно понятая закономерность на принципе post hoc, ergo propter hoc[641], которую с любой точки зрения надо назвать суеверием. А суеверие характерно для всех эпох.

У монголов под страхом смерти запрещалось летом купаться или мыть одежду. Веселовский пытался это антигигиеническое законодательство истолковать как проявление шаманистского почитания воды[642] (?!). Но мне думается, что тут мы имеем дело с приметой. Рашид ад-Дин объясняет это запрещение тем, что купанье, по монгольским верованиям, вызывает грозу[643]. Гроза в степи — большое несчастье, так как молния поражает вертикально стоящие предметы, т.е. людей и скот. Два-три совпадения могли создать примету, которая потом бытовала долго и упорно. Но к религии это запрещение прямого отношения иметь не могло.

То же самое можно сказать о «культе порога». Первыми путешественниками в Монголию отмечалось, что прикосновение к порогу ханской юрты каралось смертью. Поэтому предполагалось, что монголы чтили «духа порога» и расценивали прикосновение к порогу как святотатство. Однако, мне кажется, дело обстояло не совсем так. Спутник Рубрука, монах, задел порог юрты Мункэ-хана и был немедленно арестован и препровождён к верховному судье. Но на следствии выяснилось, что монах представления не имел об этом обычае, и был отпущен на волю с запрещением лишь входить к хану[644]. Если бы тут шёл вопрос о святотатстве, то незнание не спасло бы монаха. Скорее всего мы имеем дело не с культом, а с приметой, согласно которой прикосновение к порогу приносит несчастье хозяину дома. Поэтому встать на чужой порог — значит желать беды хозяину, задеть его — значит оказать ему невнимание, а по отношению к хану невнимание — оскорбление величества. Так как монах, задев порог, просто показал свою неосведомлённость в чужих обычаях, то ему и не полагалось наказания. Смешивать же приметы с культом никогда не следует.