О пользе хуторских хозяйств

О пользе хуторских хозяйств

Бывая в Прибалтике или Финляндии, сразу же обращаешь внимание на то, как популярно там ведение хуторского хозяйства. При этом традиционно считается, что российскому крестьянству такая форма жизни и быта не свойственна. Тем не менее, исторические факты говорят об обратном, и пример Петербургской, а затем Ленинградской губернии и области весьма показателен.

Как известно, выход крестьян из сельской общины на хутора и отруба был провозглашен одним из направлений аграрной реформы, начатой премьер-министром П.А. Столыпиным в 1906 году. Хотя, если углубиться в историю, то первые попытки устройства «крестьянских хуторов» предпринимались еще в конце XVIII века в Московской губернии.

Своей главной задачей Столыпин считал создание мелких личных хозяйств как фундамента государства. Он прямо говорил в Государственной думе, что «для переустройства нашего царства нужен крепкий личный собственник». Основными рычагами проведения реформы стали работы по землеустройству, деятельность Крестьянского поземельного банка и переселенческая политика правительства.

Считается, что после смерти Столыпина в 1911 года все его начинания намеренно «забыли», а сразу после революции был взят курс исключительно на создание коллективных хозяйств. Ни первое, ни второе утверждения в корне не верны.

Несмотря на гибель премьера-реформатора в 1911 году, аграрную реформу продолжили его последователи. Одним из них был русский и датский государственный деятель Андрей Андреевич (Карл Андреас) Кофод. С ноября 1905 года он занимал должность чиновника особых поручений при главноуправляющем землеустройством и земледелием, в этом качестве с 1906 года принимал участие в подготовке, пропаганде и проведении столыпинской аграрной реформы.

Брошюру Кофода «Хуторское расселение» (1907 г.), в которой в популярной форме излагались аграрные проекты правительства, издали полумиллионным тиражом и широко распространили по всей стране. Земельное ведомство использовало ее как пособие для землеустроителей на местах. Одним из первых в России А.А. Кофода наградили знаком отличия за труды по землеустройству.

Признанием значения столыпинской аграрной реформы являются ее высокие оценки крупными зарубежными специалистами того времени. К примеру, немецкие специалисты, побывавшие в России в 1912–1913 годах, сходились во мнении, что в случае продолжения землеустроительной реформы еще в течение десяти – двадцати лет Россия превратилась бы в сильнейшее государство в Европе. Однако еще более поразительное признание сделал Кофоду один старый большевик уже через несколько лет после революции: «Вот, если бы Вам, Андрей Андреевич, удалось продолжить свою работу еще лет на восемь – десять, то наше дело не вышло бы, никакой революции не было бы»…

Фактически аграрная реформа, начатая Столыпиным, продолжалась на протяжении всех 1920-х годов, вплоть до 1929 года, когда власти взяли курс на сплошную коллективизацию. Кстати, упомянутый выше А.А. Кофод с середины 1920-х годов снова трудился в России – теперь уже как атташе датского посольства по сельскому хозяйству. Его деятельность оказалась востребованной. Кофод продолжал вести свою линию, консультируя Чаянова и других крестьянских экономистов, занимался академической работой по теме землеустройства.

Осмотр премьер-министром П.А. Столыпиным хуторских хозяйств (в Подмосковье), август 1910 года. Фото из Государственного исторического музея (Москва)

Начало 1920-х годов подарило крестьянству реальную надежду на лучшее будущее. После кровопролитной и опустошительной Гражданской войны власти объявили НЭП, знаменовавший возвращение к рыночным отношениям в деревне. Как известно, он начался с замены продразверстки продналогом. Разрешалась частная торговля, заменившая натуральный обмен. В сфере производства промышленных товаров допускалось частное предпринимательство, в связи с чем была проведена денационализация мелких и части средних предприятий. Разрешалась аренда земли и наем рабочей силы.

Как отмечают исследователи, особое значение имел Земельный кодекс РСФСР, принятый в 1922 году. Одной из его составных частей был Закон РСФСР о трудовом землепользовании, в котором крестьяне увидели гарантию стабильности их хозяйственной деятельности. Именно тогда в Ленинградской губернии начался массовый выход из общин на индивидуальные отруба и хутора.

Вот лишь несколько цифр. До революции на территории Петербургской губернии насчитывалось более 40 тысяч хуторов и отрубов, а уже в 1924 году в Ленинградской губернии их насчитывалось почти 50 тысяч. Так, в 1922 году из общин вышло 3700 хозяйств, в 1923 году – 3800, в 1924 году (по неполным данным) – 2127.

Краевед Юрий Иосифович Петров, который уже давно занимается изучением хозяйственной жизни нашего региона в первой половине ХХ века, считает, что тогда, в 1920-х годах, российское крестьянство имело все шансы стать по-настоящему зажиточными. Увы, реализовать этот шанс было не суждено…

Об истории хуторских хозяйств 1920-х годов Юрий Петров рассказывает на примере деревни Волгово нынешнего Волосовского района. В 1924 году при разделе земель сельского общества деревни Волгово были выделены отрубные и хуторские участки. Одним из тех, кто переехал из деревни на хутор, стал Николай Иванович Яшкин, потомки его и сегодня живут в Волгово. Он основал хутор в трех километрах от родной деревни, здесь жил и занимался хозяйством. Трудились только члены семьи – наемных работников не брали. Хутор насчитывал шесть десятин земли (десятина – чуть больше гектара).

Как подчеркивает Юрий Петров, неправильно считать, что хутора на территории Петербургской губернии были популярны только у финнов и эстонцев, склонных к индивидуальному способу ведения хозяйства. Нет, на самом деле, на хутора и отруба выходило немало русских семей, они ничуть не хуже финнов и эстонцев вели сельское хозяйство.

Что же подвигало переселяться из деревни на отдельный хутор? По-видимому, один из самых главных факторов – наглядный опыт хуторских хозяйств, находившихся рядом еще с дореволюционных времен. Сельская смекалка подсказывала, что вести хозяйство так выгоднее. Жили там зажиточнее, чем в деревнях. И скотина на хуторе находилась под рукой. Корова тут всегда была сытой – ведь она постоянно рядом. В общинном стаде за коровой не ухаживали так, как на хуторе. И молока корова на хуторе давала гораздо больше, нежели в общинном стаде. Даже пьянства на хуторах было гораздо меньше, чем в деревне.

Три поколения Яшкиных на месте бывшего хутора близ деревни Волгово: Мария Николаевна, ее сын и правнук. Слева – краевед Юрий Петров. Фото 5 сентября 2010 года

Хутор Яшкина близ деревни Волгово был среднего достатка, рядом располагались и более зажиточные. Самый большой из них принадлежал Трумму – бывшему студенту петербургского Горного института, который в начале 1910-х годов решил не заканчивать вуз, а купил здесь большой участок земли и занялся устройством хутора. Что подтолкнуло его к этому решению – доподлинно неизвестно. Возможно, поучившись, он понял, что тяга к работе на земле для него сильнее учебы. А вот почему он выбрал именно эти места – можно предположить. Немалую роль, очевидно, сыграло то, что Трумм был эстонцем, а в нынешнем Волосовском районе в ту пору жило много выходцев из Эстляндии. Не исключено, что Трумма позвал в Волгово какой-нибудь знакомый эстонец-хуторянин.

Трумм показал себя прекрасным землевладельцем и образцовым хозяином на земле. За несколько лет он сумел крепко встать на ноги и стать зажиточным хозяином. Сразу напрашивается вопрос: где же Трумм взял начальный капитал? По всей видимости, по распространенной тогда схеме он взял ссуду в банке на покупку земли, сельскохозяйственного инвентаря, сооружение дома и хозяйственных построек. Пригодились ему, по всей видимости, и знания, полученные в Горном институте.

В архиве сохранились чертежи построенного им дома – большого деревянного здания на каменном фундаменте, а также американской дизельной мукомольной молотилки, ее Трумм специально приобрел для работы на своем участке. Эта машина успешно конкурировала с окрестными ветряными мельницами, которых было вокруг немало. Многие местные крестьяне стали молотить зерно на мельнице Трумма, что явилось еще одним источником роста его капиталов.

Семья Труммов, у которого было четверо детей (два сына – Владимир и Вярди, и две дочери – Мария и Элля), продолжала жить в Волгово и после революции. Пережив трудное время Гражданской войны, «ферма Труммов» вновь стала процветать во времена НЭПа. По архивным данным, на 1925–1926 годы за Михаилом Ивановичем Труммом числилось почти 30 десятин земли – больше, чем у кого-либо из жителей деревни Волгово. Таким образом, даже и при советской власти Трумм оставался самым зажиточным землевладельцем в Волгово.

Местные волговские старожилы до сих пор помнят Трумма, только называют его почему-то «Трумэном», как американского президента. Говорят о нем с большим уважением. Вспоминают, что Трумм был настоящим хозяином, но вовсе не пресловутым «кулаком-мироедом». Исключительно трудоспособный, он вкалывал буквально с утра до вечера. Достаточно сказать, что семья Труммов не нанимала батраков – она все делала своими руками.

По воспоминаниям старейшей жительницы деревни Волгово – Веры Кузьминичны Алексеевой, хозяйство Трумма существовало на самообеспечении – во всем, где это было возможно. Они выращивали много льна и, имея специальные ткацкие и швейные машины, сами делали для себя одежду. Из собственной муки пекли хлеб. Имели свои молоко, скот, то есть Труммы не зависели от покупки продовольственных товаров…

Кстати, не так далеко от Волгово, близ деревни Новые Сирковицы, находился и самый известный в Петербургской губернии образцовый хутор, получивший в 1913 году премию на Всероссийском конкурсе хуторских хозяйств. Принадлежал он крестьянину Павлу Петровичу Баклагину и существовал с 1909 года.

Когда началась коллективизация, Труммов, естественно, «раскулачили». В те же годы не стало и эстонских хуторов в округе. Согласно принятому тогда решению об «укрупнении» сельского хозяйства, хуторяне вынуждены были переезжать в деревни, а сами хутора переставали существовать. Впрочем, местные жители до сих пор продолжают называть места, где они находились, – «эстонские хутора» и «финские хутора»…

Яшкиным тоже пришлось «укрупняться» – разбирать дом и сараи, перевозить их в Волгово, где семья влилась в состав колхоза, как и жители десятков других упраздненных хуторов. «Мама плакала, когда пришлось уезжать, – вспоминает дочь Николая Ивановича Яшкина – Мария Николаевна Розилайнен. – Ведь большое хозяйство мы вели, прикипели уже к родному месту».

Сегодня Мария Николаевна живет в Волгово. Она родилась на семейном хуторе в 1927 году и прожила там десять лет, пока не пришлось переехать в Волгово. Ее изумительная память хранит многие подробности хуторского быта тех времен. И самое грустное для нее то, что сейчас на землях бывшего яшкинского хутора – трава и бурьян…

Волговский краевед Юрий Петров признается, что его интерес к хуторской жизни неспроста: он связан с историей собственной семьи. «Мои предки – зажиточные крестьяне с Алтая, – рассказывает Юрий Петров. – У деда и его братьев были крепкие хозяйства. Когда началась коллективизация, самых богатых жителей села раскулачивали и выселяли. А ведь еще недавно, в 1920-х годах, к ним приезжали американские фермеры перенимать опыт. Сегодня трудно себе даже представить, что американцы интересовались русским хуторским опытом, но ведь это было!».

От раскулачивания деда спасли только революционные заслуги его брата, который в Гражданскую войну был командиром партизанского отряда и воевал против Колчака…

«Еще Лев Толстой сказал, что земледельческий труд – это лекарство, спасающее человечество, – напоминает Юрий Петров. – Сегодня, на мой взгляд, опыт хуторского хозяйства очень важен, ведь те земли, с которых „сбросили“ хуторян, сегодня практически не используется сельхозпредприятиями. Зачастую они попросту пустуют, и в этом легко убедиться, поездив по просторам Ленинградской области. Никто не выступает против нынешних колхозов и совхозов: если они работают эффективно, то пусть так и будет. Но у них все равно остаются земли, которые им не под силу обработать. Так пусть на эти места вернутся старые-новые хуторяне! Ведь дореволюционные хутора были выгодны и их собственникам, и государству: земля была обихожена, а казна получала налоги. Сегодня же, если земли пустуют, то государство попросту теряет деньги»…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.