Глава 22. Нападение Генри Моргана на город Пуэрто-Принсипе
Глава 22. Нападение Генри Моргана на город Пуэрто-Принсипе
После загадочного исчезновения Эдварта Мансфелта флибустьеры Ямайки долгое время не имели общепризнанного лидера, пока на общем собрании экипажей пиратских судов, базировавшихся в Порт-Ройяле, новым «генералом» флотилии не был избран Генри Морган — племянник и зять покойного вице-губернатора сэра Эдварда Моргана. Возможно, это произошло в 1667-м или в начале следующего года.
Генри Морган в 1668–1671 годах был общепризнанным «королем» пиратов Карибского моря. Его происхождение и появление в Вест-Индии до сих пор окутано завесой тайны. Эксквемелин утверждал: «Генри Морган родился в Англии, в провинции Уэльс… Его отец был земледельцем и, вероятно, довольно зажиточным. Генри Морган не проявил склонности к полеводству, он отправился к морю, попал в гавань, где стояли корабли, шедшие на Барбадос, и нанялся на одно судно. Когда оно пришло к месту назначения, Моргана… продали в рабство. Отслужив свой срок, он перебрался на остров Ямайку, где стояли уже снаряженные пиратские корабли, готовые к выходу в море. Он пристал к пиратам и за короткое время познал их образ жизни, сколотив вместе с товарищами за три или четыре похода небольшой капитал. Часть денег они выиграли в кости, часть получили из пиратской выручки. На эти деньги друзья сообща купили корабль. Морган стал его капитаном и отправился к берегам материка, желая кое-чем поживиться у берегов Кампече».
Таким образом, Эксквемелин говорит о том, что Морган попал в Карибию в качестве кабального слуги — сервента . Этот факт, казалось бы, подтверждает и запись в бристольском архиве, датированная 9 (19) февраля 1656 года: «Генри Морган из Абергавенни в графстве Монмут, работник, заключивший договор с Тимоти Тауншендом из Бристоля, ножовщиком, сроком на три года для службы на Барбадосе…».
Но, по словам Франка Кандэлла, автора книги «Губернаторы Ямайки в XVII веке», сам Морган нередко говорил, что является старшим сыном Роберта Моргана из Лланримни в Гламорганшире (Лланримни лежит примерно в двух милях к юго-западу от Тредегара). Доктор Ллевелин Уильямс в своем исследовании опровергает это утверждение, доказывая, что будущий флибустьер, скорее всего, мог быть сыном Томаса Моргана, йомена из Пенкарна, расположенного близ Сент-Меллонза.
Бернард Бёрк, автор солидного исследования «Всеобщий гербовник Англии, Шотландии, Ирландии и Уэльса» (1884), полагал, что Генри Морган был сыном Льюиса Моргана из Ллангаттока.
По мнению Кандэлла, более вероятным является предположение, что Генри Морган происходил из Роуленда и был внуком сэра Джона Моргана, упоминаемого в документах, как «другой из Морганов, проживающий близ Румни в Магене и имеющий прекрасный дом». История о том, что Генри был в юном возрасте продан в рабство на Барбадосе, кажется Кандэллу сомнительной. Хирург Ричард Браун, хорошо знавший Моргана, утверждал, что он попал в Вест-Индию около 1658–1659 годов. Если учесть, что сам Морган в конце 1671 года признался, что ему «тридцать шесть лет или около того», то в Вест-Индию он должен был попасть, когда ему исполнилось 23 или 24 года.
Генри, по всей видимости, был племянником вице-губернатора Ямайки сэра Эдварда Моргана. В отделе рукописей Британского музея хранится копия завещания сэра Эдварда, датированная 28 февраля 1665 года. Из этого документа видно, что он имел жену из знатного рода, двух сыновей, четырех дочерей и кузена — Уильяма Моргана, «приказчика конюшен Его Величества». После 1665 года Генри Морган женился на своей кузине Мэри Элизабет Морган — второй дочери и четвертом ребенке сэра Эдварда и его жены, которая, в свою очередь, была дочерью саксонского дворянина Иоганна Георга, барона фон Пёльница, и голландки Анны Петронеллы ван Хелл. Деверь сэра Эдварда, барон Герхард Бернард фон Пёльниц, был послан электором Пруссии специальным послом ко двору Карла II Стюарта, чтобы поздравить его с восхождением на трон. Имя Моргана часто упоминалось в смете доходов семьи Пёльниц, и сохранилась запись, в которой «Эдвард Морган из Ландумения [Лланрумни], полковник на службе его королевского величества из Великобритании, удостоверяет получение 1222 риксдалеров от его дорогих братьев и деверя, все — Пёльницы».
Женитьба на Мэри Элизабет способствовала тому, что Генри Морган сначала близко сдружился с полковником Робертом Биндлоссом, мужем Анны Петронеллы Морган, старшей сестры Мэри Элизабет, а позже — с полковником Генри Арчболдом, который в 1671 году женился на еще одной дочери сэра Эдварда — Иоганне Вильгельмине.
Со временем Генри Морган стал собственником нескольких поместий на Ямайке, одно из которых он назвал Лланрумни (близ Порт-Мэри), другое Пенкарн (в старом приходе Сент-Джордж). Если бы он, замечает Кандэлл, был Генри Морганом, упомянутым в бристольском архиве, то, вероятно, назвал бы одно из своих имений Абергавенни.
Губернатор Ямайки сэр Томас Модифорд впервые упомянул о нашем герое в рапорте герцогу Альбемарлю в августе 1665 года, сообщая об отряде флибустьеров, во главе которого стояли капитаны Давид Маартен, Якоб Факман, Генри Морган, Фримен и Джон Моррис.
В январе 1668 года Совет Ямайки утвердил предложение губернатора о выдаче Моргану специального поручения «собрать английских приватиров и захватывать пленных испанской нации, посредством чего он мог бы узнать о намерениях неприятеля вторгнуться на Ямайку». Данное поручение фактически санкционировало пиратские действия флибустьеров Ямайки против подданных испанской короны.
«Морган провел на прибрежных островах Кубы не меньше двух месяцев, — пишет Эксквемелин. — За это время он собрал флотилию из двенадцати кораблей с командой в семьсот человек. Там были англичане и французы. Морган созвал пиратов на совет и стал выяснять, куда же нужно идти. Некоторые высказались за то, чтобы захватить Гавану: разграбить ее и взять в плен ее жителей будет совсем не трудно, стоит только захватить крепость. К ним присоединились и другие, однако окончательного решения вынести не удалось, потому что среди пиратов оказался человек, который прежде содержался в Гаване под стражей. Он считал, что для такого дела силы у пиратов явно недостаточны. Понадобилась бы, сказал он, флотилия с полуторатысячным войском. Только в этом случае у пиратов явилась бы надежда захватить город, да и то следующим образом: нужно было бы подойти со стороны острова Пинос, затем доставить людей на маленьких судах в Матамано, селение, расположенное примерно в четырнадцати милях от Гаваны».
Согласно данным кубинского историка Франсиско Моты, Морган с десятью судами обогнул мыс Сан-Антонио и 1 марта появился у входа в Гаванскую бухту. Крейсируя напротив крепости Эль-Морро, он выяснял возможности нападения, но убедившись, что оборона столицы Кубы достаточно крепка, вернулся к островам Хардинес-де-ла-Рейна.
Здесь один из пиратов предложил напасть на город Пуэрто-Принсипе (совр. Камагуэй), расположенный во внутренних районах Кубы, в тридцати милях от побережья; ходили слухи, что «у его жителей было много денег, ибо туда часто приезжали торговцы из Гаваны и привозили деньги; здесь они скупали кожу, которую затем перепродавали». После некоторых сомнений Морган согласился с этим предложением. Снявшись с якорей, суда пиратской флотилии направились к гавани Санта-Мария (современный Санта-Крус-дель-Сур).
«Когда пираты уже были в море, — сообщает Эксквемелин, — один испанец, долгое время находившийся в плену у англичан, уловил из их бесед, что речь идет именно о Пуэрто-дель-Принсипе. Ночью он прыгнул в воду и поплыл на берег. Правда, за ним тотчас же спустили каноэ, но он оказался на берегу значительно раньше и моментально затерялся среди деревьев. На следующий день он переплыл с одного острова на другой и таким образом добрался до Кубы. Он знал все тропки и довольно скоро достиг Пуэрто-дель-Принсипе, где предупредил испанцев, что появились пираты. Жители города тут же стали прятать свое добро, а губернатор вышел с отрядом рабов к той дороге, где могли появиться пираты. Он приказал срубить побольше деревьев, завалить ими дорогу и устроить различные засады. На них он поставил несколько пушек. В городе и в окрестных селениях он набрал человек восемьсот, оставил на каждой засаде необходимый отряд, а остальных привел на довольно открытое место, лежащее близ города: оттуда можно было приметить врага еще издали».
Флибустьеры высадились в Санта-Марии 27 марта и тут же двинулись в глубь острова.
«Пираты наткнулись на испанцев, когда они еще только укреплялись, — продолжает свой рассказ Эксквемелин. — Все взвесив, они свернули в лес и обошли несколько испанских укреплений. Наконец пираты вышли на открытое место, которое испанцы называли саванной. Пиратов заметили, и губернатор тотчас же выслал им навстречу конников и приказал им обратить пиратов в бегство и переловить всех до одного. Он полагал, что пираты, видя, какая на них надвигается сила, дрогнут и лишатся мужества. Однако все произошло не так, как ему думалось: пираты, наступавшие с барабанным боем и развевающимися знаменами, перестроились и образовали полумесяц. В этом строю они стремительно атаковали испанцев. Те выставили довольно сильную заградительную линию, но бой продолжался недолго: заметив, что их атака не действует на пиратов и что те беспрерывно ведут стрельбу, испанцы начали отходить, причем первым дал деру их губернатор, который бросился к лесу, стараясь побыстрее скрыться. Но немногие добежали до леса — большинство пало на поле битвы. Правда, небольшой кучке испанцев все же удалось спрятаться в зарослях. Пираты немедля двинулись на город; они были воодушевлены бесспорной победой; действительно, в этом бою — а длился он часа четыре — убитых и раненых у них почти не было. Пираты покинули саванну и вступили в город. Тут им снова оказали сопротивление, на этот раз в бой вступил гарнизон города, причем плечом к плечу с солдатами сражались женщины. К этим защитникам города присоединились и остатки испанцев, разбитых в саванне. Горожане все еще надеялись уберечь город от разграбления. Некоторые закрылись в домах и стреляли из окон; однако пираты пригрозили спалить весь город и истребить всех женщин и детей. Испанцы очень испугались — они-то хорошо знали, что пираты мигом выполнят свои посулы, — и сдали город».
Согласно испанским источникам, пираты захватили Пуэрто-Принсипе в страстной четверг 29 марта 1668 года на рассвете; при этом в сражении погибло около сотни солдат и ополченцев. Став хозяевами города, флибустьеры согнали всех испанцев и их рабов в две церкови — Ла-Мерсед и Сан-Франсиско, — а сами отправились грабить покинутые дома. Во время погрома сгорел или, возможно, был похищен городской архив с документами и ценные церковные книги, содержавшие регистрационные записи о крещениях «белых детей».
Опустошив Пуэрто-Принсипе, англичане и французы организовали несколько отрядов для набегов на окрестности.
«Времени у них было в обрез, — замечает Эксквемелин, — ибо они собирались оставаться в городе, пока не иссякнет пища и питье. Бедным, несчастным пленникам, сидевшим в церкви, приходилось очень туго, они проводили время куда менее приятно, чем пираты, живя впроголодь и испытывая всяческие муки, которые им причиняли пираты, старавшиеся выведать, где спрятано их добро и деньги. Но у большинства бедняг, как ни пытай, не было ни того, ни другого: ведь они трудились день-деньской, чтобы прокормить своих жен и детей. Изверги не желали обычно ничего знать; они говорили: либо принеси деньги, либо повесим. И бедные женщины, прижимая к груди своих младенцев, жили в ожидании ужасного конца, ибо не за горами была гибель от голода и страданий. А пираты были лишены чувства жалости. Всякий раз, когда являлась у них нужда в мясе, они приканчивали корову или иную скотину, себе выкраивали лучшие куски, а остатки бросали пленникам…
Когда припасы кончились и грабить уже было больше некого, пираты решили уйти. Они приказали пленникам внести выкуп и пригрозили, что в случае отказа всех увезут на Ямайку; кроме того, они посулили, что подожгут город и оставят после себя лишь руины и пепел. Все это они передали пленникам через четырех пленных испанцев…
Четверо испанцев вернулись и в один голос заявили предводителю пиратов: горожане готовы сделать все, лишь бы не допустить пожара, но у людей больше ничего не осталось. Генерал пиратов сказал, что подождет четырнадцать дней и за это время деньги должны быть доставлены во что бы то ни стало. Пока испанцы торговались с Морганом, стремясь спасти город от сожжения, семь или восемь пиратов отправились на охоту и поймали негра, который возвращался в город с письмом к одному из пленников. Когда письмо вскрыли, оказалось, что оно послано губернатором города Сантьяго, который писал, что вскоре придет многочисленное подкрепление и что горожанам не следует спешить с выкупом, они должны добиться новой отсрочки дней на четырнадцать. Морган понял, что испанцы, прикидываясь бедняками, его обманывают. Он велел перенести всю добычу на берег к тому месту, где стояли корабли, и объявил испанцам, что если завтра же они не внесут выкуп за город, он тотчас же предаст его огню. О письме, которое попало в его руки, он, конечно, не упоминал.
Но испанцы ответили ему, что Морган требует невозможного: люди рассеялись кто куда и их не соберешь. Наконец путем всяческих козней Моргану удалось получить пятьсот голов скота и засолить впрок мяса и сала. Он взял с собой шесть знатнейших жителей в качестве заложников, прихватив также рабов, и отправился на побережье (по испанским данным, флибустьеры покинули Пуэрто-Принсипе 1 апреля — в день Воскресения Иисуса Христа . — В.Г. ). Днем на то место, где стоял Морган со своей флотилией, пришли испанцы, привели последних коров и потребовали заложников. Но Морган… отказался выдать заложников, пока мясо не будет перенесено на корабль. Чтобы освободить своих сограждан и главу города, испанцам пришлось вместе с пиратами разделывать туши и засаливать мясо».
Когда флибустьеры были заняты на берегу заготовкой мяса, между французами с Тортуги и их английскими коллегами вспыхнула ссора; по словам Эксквемелина, «они едва не пропороли друг другу животы во время драки, которая завязалась, когда один англичанин убил француза, поспорив с ним из-за какой-то мозговой кости. А дело было так: когда разделывают мясо, высасывают мозг… Француз разделывал тушу. Пришел англичанин и высосал мозговую кость. Началась ссора, которая кончилась стрельбой из пистолетов. При этом, когда они стали стреляться, англичанин хитростью одолел француза: он выстрелил противнику в спину. Французы собрали приятелей и решили схватить англичанина. Морган встал между спорщиками и сказал французам, что уж если они так заботятся о правосудии, то пусть подождут, пока все не вернутся на Ямайку — там они и повесят англичанина. На его жизнь не посягали бы, если бы он стрелял не по-предательски… Итак, Морган приказал связать преступника по рукам и ногам, чтобы доставить на Ямайку. Тем временем все мясо было засолено и доставлено на корабли. Морган освободил заложников и вышел со своей флотилией в море; в качестве сборного пункта для дележа добычи он наметил один из островков близ берега Кубы. Там пираты разделили добычу…»
Выручка составила 50 тыс. пиастров золотом, серебром и различными товарами, хотя все надеялись на более солидный доход.
Прежде чем они вернулись на Ямайку, Морган предложил совершить набег еще на какой-нибудь город. «Но французы никак не могли договориться с англичанами, — замечает Эксквемелин, — их суда разошлись, и Морган остался с горстью своих людей. Однако он дал понять французам, что будет относиться к ним по-прежнему, если они останутся, и посулил им, что честно выполнит свое обещание. Но французы не остались. Впрочем, они заверили его, что относятся к нему как к другу, а Морган обещал им устроить суд над убийцей. Вернувшись на Ямайку, он тотчас же приказал повесить англичанина, из-за которого разгорелись страсти».
7 (17) сентября 1668 года Совет Ямайки заслушал «Информацию адмирала Генри Моргана и его офицеров, капитанов Эдварда Коллира, Джона Морриса-старшего, Томаса Солтера, Джона Анселла, Томаса Кларка и Джона Морриса-младшего, об их последней экспедиции на испанское побережье, с причинами их недавнего покушения на Порто-Принсипе и Порто-Белло, данную генерал-лейтенанту Порт-Ройяла по распоряжению его превосходительства». Изложение этого документа дается в «Календаре государственных бумаг»: «Капитан Генри Морган, получив около восьми месяцев назад полномочия от его превосходительства собрать английских приватиров и захватывать пленных испанской нации, посредством чего он мог бы узнать о намерениях неприятеля вторгнуться на Ямайку, о чем сэр Томас [Модифорд] имел частые и настойчивые сообщения, собрал 10 парусных судов и около 500 человек. Они отправились к южным островкам Кубы, где почти умирали от голода, и, найдя некоторое число французов в таком же состоянии, они высадили своих людей на берег и, обнаружив, что весь скот был угнан в глубь страны, а жители бежали, они прошли 20 лиг к Порт-Принсипе на севере острова и после небольшого сопротивления сделались хозяевами оного. Здесь они нашли, что 70 человек были собраны, чтобы идти против Ямайки; что такие сборы были осуществлены на всем том острове и значительные силы ожидались из Веракруса и Кампече вместе с военным снаряжением, отправлявшимся в Гавану, и из Порто-Белло и Картахены — в Сантьяго-де-Кубу, о чем он [Морган] немедленно послал сообщение губернатору Модифорду. По просьбе испанцев они воздержались от сожжения города или увода пленных, но за 1000 быков отпустили всех».
8 апреля 1668 года губернатор Сантьяго-де-Кубы дон Педро де Байона Вильянуэва в письме королеве-регентше дал свою оценку того, что произошло в Пуэрто-Принсипе:
«Корабли англичан и французов продолжают оставаться у этого побережья, изучая его порты, источники пополнения запасов пресной воды и места охоты, предполагая, что, захватив в Пуэрто-Принсипе огромное количество солонины, они достаточно обеспечили себя для более крупных предприятий; об этом я представил отчет губернатору Гаваны… Сеньора, когда я поразмыслил над случившемся в Пуэрто-Принсипе и о том, что тамошние жители всегда проявляли интерес к такого рода торговле с пиратами, мне показалось уместным вызвать к себе сержант-майора и ординарного алькальда, чтобы выслушать их после того, как им было предъявлено обвинение в преступлении, которое они совершили, и посмотреть, какое же опровержение они могут представить, учитывая, что в том поселении имеется весьма значительное количество людей, и что при тех возможностях, которые предоставляют местность и скалистые горы на протяжении четырнадцати лиг, местные жители, столь практичные и опытные в горах, даже имея на две трети меньше народа, могли бы разбить врага. Если потребуется, они понесут суровое наказание, дабы послужить уроком другим местам, для которых стало уже привычным уступать любому числу врагов, не рискуя людьми даже по такому серьезному поводу, как защита своей родины и своего короля».
Это горькое признание губернатора Сантьяго-де-Кубы свидетельствовало не только о бездарности испанских военачальников и городских властей, но также о трагической неспособности Испании защитить свои колониальные владения от набегов морских разбойников.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.