Глава седьмая

Глава седьмая

Клив Ван Вален остановился на углу и с отвращением поглядел на реку жидкой грязи, которая отделяла его от роскошного здания отеля «Плантатор», кичащегося двумястами пятнадцатью номерами и «самым большим бальным залом к западу от Аллеганских гор note 23».

Он вовсе не хотел оспаривать это утверждение. Единственное, чего он хотел — это перебраться через улицу, сохранив блеск элегантных башмаков парижской работы и не заляпав грязью красивый костюм из тонкого сукна, сшитый на заказ в Новом Орлеане.

Но вообще-то имелись у него проблемы и посерьезнее: Клив Ван Вален переживал полосу неудач за карточным столом и во всех прочих делах, а всякий опытный картежник знает, что любой человек окажется в проигрыше, если будет играть, когда ему необходимо выиграть.

Полоса невезения не была для него чем-то новым, потому что началась она, по сути дела, почти пятнадцать лет назад, когда его отец умер от сердечного приступа — а Клив тогда совершал гран-тур по Европе.

Добравшись домой так быстро, как позволило море, он обнаружил, что стервятники все-таки оказались быстрее: за этот промежуток времени состояние его отца таинственным образом испарилось. Едва достигший двадцати одного года, не имеющий никакого опыта в делах, выслушивал он многословные объяснения компаньонов отца — и знал, что они лгут… но они очень тщательно заметали следы.

Они показывали ему векселя, подписанные отцом, — и он знал, что это подделки, но не имел доказательств, а люди, надувающие его, были заметными фигурами в обществе и в деловых кругах. Короче говоря, доказательств у него не нашлось, и то незначительное сочувствие, которое испытывали к нему окружающие, полностью исчерпалось, когда он назвал самого Джона Нормана Блэка лжецом и вором.

Блэк вызвал его на дуэль, устроив целое представление, каковое имело целью продемонстрировать, со сколь глубоким сожалением уступает он этой печальной необходимости. Записной дуэлянт и искусный стрелок из пистолета, Блэк плакался всем знакомым, что поединок ему навязав силой и что самое последнее, чего ему хотелось бы — это стреляться с сыном бывшего компаньона.

Но на поле чести, когда они на мгновение оказались спиной друг к другу, а другие их слышать не могли, Блэк бросил через плечо:

— Если бы твой папаша не помер, мне пришлось бы убить его, потому что я его ограбил, а он про это дознался. А теперь я убью тебя.

Может быть, он надеялся разозлить Клива, чтобы тот потерял осторожность. Может быть, просто хотел повернуть нож в ране. Джон Норман Блэк стрелял без промаха и ничуть не беспокоился. Он сделал положенное число шагов, повернулся и опустил пистолет, наводя его на цель.

Клив Ван Вален никогда не участвовал в дуэли, не приходилось ему и стрелять из пистолета в минуту запальчивости, но реакция у него была отличная. Вместо того, чтобы, как положено, опустить пистолет и тщательно прицелиться, он просто повернулся и выстрелил. Пистолет Блэка, не причинив никому вреда, выпалил в воздух, а сам он свалился с пулей в сердце.

Общественное мнение было против Клива. Все считали, что он обезумел, бросая бессмысленные обвинения в адрес почтенного гражданина, и что он поступил как вспыльчивый глупец, вызвав его на дуэль. Все соглашались, что ему поразительно повезло — как же, убить такого человека!..

Без друзей, лишенный состояния. Клив ничего не добился бы, оставшись в Мэриленде note 24. И он отправился на запад по Тропе Натчезов.

У него не было ни профессии, ни ремесла. Деловое образование, которое отец собирался дать ему в процессе работы, растаяло в сияющей дымке. Единственное занятие, в котором он был искушен, представляли карты. У него было прирожденное чутье к карточным играм, хорошая память, и играл он успешно.

Он действовал в Новом Орлеане, выигрывая и проигрывая, всегда имел достаточно, чтобы хватало на приличную жизнь, но дальше этого продвинуться не мог. Он был молод, ему нравилось иметь деньги и тратить их. И, в довершение всего, он не имел цели в жизни.

За Новым Орлеаном последовали Натчез, Сент-Луис и Цинциннати, бесчисленные речные пароходы, а потом, на гребне удачи, он отправился в Европу. Там он провел два года, перебираясь из Лондона в Париж, а оттуда в Веймар, Вену, Инсбрук и Монте-Карло. Ему пришлось второй раз сразиться на дуэли, в Ниме, на саблях, и он победил.

Но полосы удачи случались все реже, и длились они все короче. Он жил в достатке, но запас средств, с которым он садился играть, становился с каждым разом все меньше, и в нем нарастало ощущение, что скоро он будет списан со счета.

Клив вернулся в Соединенные Штаты, играл помаленьку в разных местах между Нью-Йорком и Саратогой, часто — в узком кругу. Как всегда, он играл честно — но он умел играть, и потому выигрывал.

Он уже неплохо поправил свои дела, но в один прекрасный вечер кто-то узнал в нем профессионального игрока. К полудню следующего дня двери клубов были перед ним закрыты, а полученные ранее приглашения на различные приемы отменены.

В Цинциннати он потерял почти все выигранные деньги, а теперь в Сент-Луисе дела шли ничуть не лучше. Он смотрел на реку грязи, которая именовалась улицей, и думал, что здесь тоже можно потонуть без следа.

Клив всегда был честен с самим собой, и сейчас понимал: то, как с ним обошлись в Нью-Йорке, глубоко задело его. Чрезвычайно чувствительный, он гордился своей игрой и никогда не передергивал карты… хотя и знал, как это делается.

Он смотрел на грязь. Он больше не был джентльменом — он был игроком, сомнительным типом в любой компании. Он был игроком и имел дело с игроками.

Неожиданно к нему кто-то подошел; это был Аллен Джонс, хорошо известный повсюду, где люди играли в карты.

— В отель собрался? Хочешь перейти через дорогу? — спросил он. Усмехнулся и показал на улицу. — В своих ботиночках ты этого не сделаешь, Клив.

— Спорим на самый лучший обед в Сент-Луисе, что я переберусь через улицу, и на мне даже пятнышка грязи не появится! — немедленно ответил Клив.

— Годится! — сказал Аллен. — Спорим!

Клив огляделся по сторонам. По улице в их сторону направлялся крупный широкоплечий человек средних лет.

— Эй, послушайте! — сказал Клив. — Я вам заплачу пять долларов, если вы перенесете меня на спине на ту сторону, к отелю.

Незнакомец медлил, переводя взгляд с Клива Ван Валена на Аллена Джонса.

— Я побился об заклад, — объяснил Клив, — что смогу перебраться на ту сторону и не выпачкаться в грязи.

Здоровяк мрачновато улыбнулся.

— Ну, ладно, — сказал он и повернулся спиной к Кливу. -Залезайте наверх.

Клив влез ему на спину с края тротуара, и здоровяк, неся его на закорках, зашлепал по грязи.

— Эй! — крикнул Джонс. — Даю десять долларов, если скинешь его!

Человек сказал через плечо:

— Не хотите прибавить ставку?

— Мы с вами договорились, — ответил Клив. — Договор дороже денег.

— Двадцать долларов! — крикнул Джонс.

Слегка подбросив Клива повыше, здоровяк перебрался через грязь и аккуратно поставил его на ступеньки отеля.

Клив достал тощую пачечку денег, отсчитал пять долларов и вручил своему носильщику. Тот спокойно полез в карман и вытащил кошель, туго набитый банкнотами и монетами. Сунул туда пять долларов и ухмыльнулся Ван Валену.

— Немножко здесь, немножко там. Когда-нибудь я стану богатым человеком.

— Вы не согласились взять большую сумму и сбросить меня в грязь, — сказал Клив.

Человек глянул на него.

— Вы ведь сами сказали — договор дороже денег. Если слову человека верить нельзя, в этих краях он ничего не стоит.

— Давайте зайдем внутрь, — предложил Клив, — я хочу угостить вас стаканчиком. Вы в Сент-Луисе недавно?

Здоровяк улыбнулся.

— Только не принимайте меня за простака, которого можно ощипать, друг мой. Я не игрок. Это не значит, что я никогда не пойду на риск в бизнесе, но бизнес — это моя игра. Никогда не играй в игры других людей — вот что я говорю…

Он потопал ногами, сбивая грязь с сапог.

— Ладно, выпью с вами. Мне говорили, что Профессор Джерри Томас придумал новую штуку, под названием «Том и Джерри».

— Он — лучший бармен в здешних краях, — сказал Клив. — Пойдемте внутрь. — В баре он снова посмотрел на здоровяка. — Возможно, я ошибаюсь, но теперь, когда я разглядел вас при свете, ваше лицо кажется мне знакомым.

— Сомневаюсь, чтоб вы видели меня больше одного-двух раз. Я работал на вашего отца.

Лицо Клива стало холодным.

— Вот как? Я не думал, что с тех времен у него остались друзья.

Но здоровяк был невозмутим.

— Я — Гейб Френч. Вы-то меня не знаете, но ваш отец знал. Пару раз, когда дела оборачивались неважно, он меня выручал. — Френч попробовал питье. — Он был славный человек.

— Его обчистили до нитки, — сказал Клив с горечью.

— Это точно… и вас заодно. Но вы хорошо сработали, когда Блэка пристрелили. Он на это давно напрашивался. — Френч кинул быстрый взгляд на Ван Валена. — Приходилось с тех пор еще стрелять?

— Когда нужно было.

— У вас есть сноровка, друг мой. Я ведь видел это, знаете ли. Вы просто повернулись и выстрелили, не целясь… мгновенная реакция. Вы просто повернулись и выстрелили… прямо в яблочко.

К ним присоединился Аллен Джонс.

— Я должен вам обед. Желаете получить?

— Мистер Джонс… Мистер Френч…

Френч протянул руку.

— Вас я тоже знаю, мистер Джонс. Знавал вас еще в те времена, когда вы шорничали, делали седла.

— Я делал хорошие седла, — сказал Аллен Джонс с оттенком гордости. — Это здорово приятно, — добавил он. — Нет ничего лучше, чем работать с хорошей кожей. Я вернусь к этому занятию когда-нибудь.

— Пообедаете с нами? — предложил Клив Френчу.

— Нет, благодарю. Я продаю мулов людям, отправляющимся в Калифорнию, и вот-вот, пожалуй, сам тоже решусь двинуть туда. — Он поставил стакан на стойку и повернулся к Кливу; — Хотите поехать со мной? Вы там сможете поправить свои дела.

— Я знаю, когда смогу поправить свой дела. Я останусь здесь.

Когда Гейб Френч ушел, Джонс повернулся к Ван Валену и ухмыльнулся.

— А знаете, кто такой этот человек… которого вы наняли перенести вас через грязь? Он — самый крупный торговец скотом в этой части страны. Самый богатый человек в городе, если не считать старого Шото.

— Я понимаю, почему он так богат, — задумчиво сказал Ван Вален. И поставил свой стакан на стойку. — Ну что ж, я готов сейчас пообедать.

— Самая лучшая кухня — здесь, в «Плантаторе», — сказал Джонс, — но самое лучшее представление — чуть дальше по этой улице. Там появилась новая девушка, откуда-то с востока. Настоящая красавица. Танцует, поет как ангел, играет на аккордеоне… Ее зовут Прескотт, Лилит Прескотт.

* * *

Театр-ресторан был переполнен, но официант провел их к столику у самой сцены, потому что сразу узнал Аллена Джонса, а Клив Ван Вален был явно того же покроя.

Клив огляделся по сторонам и уныло подумал, что если нынешняя полоса невезения затянется, то скоро он уже не сможет обедать в таких местах и играть в номерах «Плантатора». Ему придется ставить капканы на волков или сносить дома на береговом обрыве.

Все что угодно, лишь бы не это. Он недовольно разглядывал девушек на сцене. Танцевали они не особенно хорошо, но их нижние юбки вертелись вихрем так соблазнительно, что его досада постепенно сменилась нарастающим интересом.

Блюда были великолепны, а «Шато-Марго» note 25 — выдержанным. Он понемногу успокаивался. К их столику подсел Дик Харгрейвс, уже довольно известный на реке человек, и заказал вторую бутылку вина.

— Подождем, пока не увидим Лили, — сказал он. — В этой девочке есть что-то особенное.

Джонс засмеялся.

— Это каждому видно. Только, кажется, никто еще не разобрался, насколько особенное… Э-э, да вот и она! — он показал рукой.

Лили двигалась с легким дерзким изяществом. Сразу бросалось в глаза, что в ней действительно есть что-то, недостающее другим девушкам — потому что, помимо подлинной красоты и вот этой дерзости, она еще имела стиль.

Ее глаза скользнули по толпе, и она запела «Подожди фургона», ведя сольную партию. Танец ее превзошел все ожидания Клива. Да, где бы она ни училась, но учили ее хорошо… Он резко выпрямился в кресле и долил себе в бокал вина.

Клив Ван Вален, которому доводилось любоваться балетом в Париже, Вене и Риме, прекрасно видел, что умеет она куда больше, чем требует от нее незамысловатая программа. Где-то, когда-то она потрудилась от души, чтобы научиться всему.

Заинтересовавшись, он влился взглядом в ее лицо. А она, увлеченная музыкой, забыла обо всем… и тут их глаза встретились. Ее взгляд на мгновение остановился на нем, а потом скользнул прочь.

Действительно ли она увидела его? Огни рампы были не слишком яркие, так что разглядеть его она могла, тем более, что он сидел рядом со сценой. Ему казалось, что она его заметила — рассмотрела и тут же отвела ему точное место в каталоге… и ему, и его друзьям: перекати-поле, игроки, всегда с пустым карманом.

— Я говорю — не больше трех, — заявил Харгрейвс.

— Чего трех? — спросил Клив.

— Нижних юбок… Джонс считает, что она их носит не меньше четырех.

— Четырех? Мне очень жаль, джентльмены. На ней их надето шесть.

— Шесть?! — воскликнул Джонс. — Ты с ума сошел, Вал! Тебя ввели в заблуждение кружева. Никак не больше четырех!

Харгрейвс поставил стакан.

— Лучше не спорь с ним, Аллен. Судя по тому, что я слышал, Клив — настоящий эксперт во всем, что связано с дамами такого сорта. В любом случае, как тут докажешь, кто прав?

— Слушай, — Клив с трудом отвел глаза от девушки на сцене. — Я уже выиграл у тебя обед и совсем не против нагреть тебя еще малость. Ставлю сотню, что на ней не меньше шести нижних юбок!

— И как ты это докажешь?

— Пойду за кулисы и выясню. Согласен на пари?

— Если я пойду вместе с тобой.

— Это справедливо. — Клив поднялся. — Пошли!

За кулисами было людно. Бегали туда-сюда девушки, более или менее раздетые. Здесь не было настоящих уборных, просто ширмы высотой до плеч, и за каждой ширмой какая-то из девушек снимала платье или переодевалась.

Клив Ван Вален прокладывал в толпе дорогу с уверенностью человека, для которого не существует неудобных ситуаций. Двое игроков следовали за ним.

Найти Лилит Прескотт было нетрудно. Она тоже переодевалась за ширмой, над которой виднелись ее голова и верхняя часть плечей, а над головой висело на шнурах изысканное платье, которое вот-вот должны были надеть на нее, опустив сверху. Снаружи перед ширмой стояла костюмерша, чтобы принимать одежду по мере того, как Лилит будет ее снимать.

Клив посмотрел поверх ширмы на красивое, слегка разрумянившееся лицо девушки, и спросил себя — действительно ли он отправился за кулисы только из-за пари? Может быть, скорее ради того, чтобы еще раз ее увидеть? А, может, еще и потому, что ее взгляд успел так быстро оценить его и отмести прочь, как ничего не стоящего субъекта? Он усмехнулся при мысли, что его гордость можно задеть таким пустяком, но все же признал, что чувствует себя уязвленным. Конечно, он всего-навсего обыкновенный легкомысленный тип, но женщины пока что не обходили его своим вниманием, всякие и разные… и, в конце концов, сама-то она что такое особенное из себя представляет, если танцует в подобном заведении?

Пока он собирался с духом, чтобы задать ей вопрос, кто-то за спиной у него произнес:

— О, прошу меня извинить!..

Оглянувшись, он увидел человека средних лет, который неуверенно пробирался сквозь толпу за кулисами. Очевидно, его немного ошарашила суета и беспорядок, смутило обилие обнаженного тела и затянутых в чулки длинных ног, но он настойчиво проталкивался, пока не нашел ширму, за которой переодевалась Лилит Прескотт. Помешкал немного и позвал:

— Мисс Прескотт! Мисс Прескотт…

Она даже не подняла глаз.

— Потом.

— Но это очень важно, мисс Прескотт, я…

— Это всегда важно. Чем они старше, тем важнее это становится.

На ширму сверху шлепнулась нижняя юбка, и Клив поднял палец.

— Мисс Прескотт, вы меня неверно поняли. Я — Хайлан Сибери, поверенный в. делах Джонатана Брукса. — Сибери помолчал. — Разве это имя вам ни о чем не говорит?

— Этот старый козел?

— Ну, — раздраженно сказал Сибери, — по-видимому, вы для него что-то значили. Он включил вас в завещание.

Она в изумлении подняла голову над ширмой.

— Он что?

Ее глаза скользнули мимо Сибери и наткнулись на взгляд Ван Валена. Она тут же посмотрела в сторону.

На ширму шлепнулась вторая юбка, за ней третья. Клив поднял второй и третий пальцы.

— Я уверен, что выиграю, джентльмены. Не меньше шести.

В это мгновение в закулисном шуме вдруг возникла пауза, и в наступившей тишине его слова прозвучали громче, чем ему хотелось бы.

— Вам придется поехать в Калифорнию, мисс Прескотт, чтобы воспользоваться завещанной вам недвижимостью, но на вашем месте я бы…

— Но вы не на моем месте. И я не поеду в Калифорнию, даже если Джон Джейкоб Астор note 26 завещает мне весь Сан-Франциско! — При этих словах поверх ширмы шлепнулась четвертая юбка, и ее забрала костюмерша.

Клив поднял четвертый палец.

— Видите? Уже четыре. А я спорил, что будет не меньше шести.

— У мистера Астора нет таких владений в Сан-Франциско, мисс Прескотт. Однако вы убедитесь, что доход от собственности мистера Брукса таков, что им не стоит пренебрегать. Определенно не стоит.

На ширму легла пятая юбка, и люди, которые должны были опустить на Лилит роскошное платье, разобрали шнуры.

— Все, Мэри. Давайте, ребята.

— Все?

— Ты слышала, что я сказала. Это все! — Она подняла руки, продела их в платье, опускающееся на нее сверху, и подвигала плечами, чтобы платье село на место.

— Доход, вы сказали… Доход от чего?

— От золота, мисс Прескотт. Меня заверили, что собственность эта вполне надежна. Так вот, если вы соизволите подписать эти бумаги…

— Вы сказали… золото?

— Вот именно. Эта заявка дала три с половиной тысячи долларов за первую неделю разработки.

Лилит посмотрела через голову Сибери на Клива Ван Валена, который отсчитывал золотые монеты с орлом в протянутую ладонь Джонса.

— Ты выиграл, — сказал Клив, — но, черт побери, я готов поклясться…

— Ты уже клялся, но проиграл. Ты сказал — не меньше шести, и мы все это слышали.

Бросив последнюю монету в ладонь Джонса, Клив услышал слова Лилит:

— Ради такого я даже могу поехать в Калифорнию.

Расстроенный невезением, Клив повернулся и ушел. И тогда Лилит шлепнула на ширму шестую юбку и показала ему в спину язык.