«Братство» могло возродиться

«Братство» могло возродиться

Тайна Мартина Бормана, кажется, никого не интересует напрямую, но при этом затрагивает очень многих людей. Некоторые из них движимы примитивной жаждой мщения. Других преследует чувство вины или страх, что их найдут, и они разрываются между желанием затаиться и инстинктивной потребностью в самооправдании. Тем, кто сражался с нацистским террором до и во время Второй мировой войны, иногда хочется верить, что подобное могло произойти только в одном месте на отдельно взятой стадии человеческой истории.

Но кошмар возобновляется.

Великие державы, вместе сражавшиеся в войне против угнетателей, не позаботились о том, чтобы очиститься от нацистов и сочувствующих им. В местах, подобных Ближнему Востоку, они смогли, как и прежде, заниматься распространением ненависти. Арабские версии «Майн кампф» стали оружием в войне с Израилем. Книгу ««Майн кампф», Гитлер и нацизм» нашли среди личных вещей египетских офицеров, захваченных в плен в ходе Синайской кампании 1967 года. Это арабское издание, опубликованное с комментариями, цитировалось как одно из авторитетных доказательств существования сионистского заговора. Книга продолжала жить, так как Братство спонсировало ее новые иностранные выпуски. Испанские переводы до недавнего времени распространялись в Латинской Америке, но еврейские организации в целом относились к этому довольно спокойно, заявляя, что сейчас немногие читатели воспринимают Гитлера всерьез. Тем не менее лондонская «Джюиш кроникл» в 1972 году выразила свою серьезную озабоченность, опубликовав колонку, в которой помимо всего прочего говорилось: «В книге есть элементы — обещание дисциплины, авторитета и порядка, способные оказаться весьма привлекательными в наше беспорядочное время, особенно если не знать или не помнить о цене, которую люди заплатили за новый порядок Гитлера. У людей короткая память. Общество до сих пор странно восприимчиво к нелепым, сумасшедшим идеям, и публиковать сегодня такую книгу — значит сложить с себя всякую моральную ответственность».

Понятно, что покуда Братство можно было контролировать и использовать, выдвигались аргументы в пользу терпимости по отношению к нему. Очевидно, Братство являлось средоточием независимых группировок, каждая из которых занималась финансовыми операциями и незаконными договорами лишь в той мере, которая не вызывала у публики желания их анализировать. Но если западные державы тайно и использовали опыт Братства в регионах, где они стремились противостоять советскому влиянию, то это приводило их к фиаско, подобному тому, которое потерпела организация Гелена.

Возвращение многих немецких изгнанников можно объяснить преклонными годами, ностальгией и, естественно, растущим чувством уверенности в том, что суды уже не стремятся наказывать серьезных преступников.

Рост уверенности чувствовался в деятельности людей, подобных полковнику Гансу-Ульриху Руделю, большому другу Братства и ODESSA, который всегда был готов им помочь и стал очень активен в семидесятые годы. Рудель хвастался тем, что из всех офицеров вермахта имел больше всех наград. Он распространял евангелие от Гитлера в интерпретации молодого нациста Удо Валенди. Последний переформулировал большую часть софистики, использовавшейся официальной немецкой пропагандой в тридцатые годы, чтобы доказать, что «Майн кампф» вовсе не предмет для обвинения Гитлера. В 1970-е годы Рудель командовал организацией «Народная молодежь», действия которой он координировал с другими боевыми молодежными группировками. Они пропагандировали идеи Гитлера, появившиеся в конце жизни фюрера. Вот несколько примеров этих, так сказать, «запоздалых» мыслей: «У Германии нет выбора. Наши враги ненавидят национал-социализм, потому что он превозносит достоинства немецкого народа», «Бедствия — необходимая прелюдия к великому возрождению немецкого народа», «Я открыл всему миру глаза на еврейскую угрозу».

Рудель много путешествовал по респектабельным виллам, обитатели которых составляли пронацистски настроенное сообщество в Южном Тироле, и по поселениям в Латинской Америке, призывая обосновавшихся там беглецов проверить обстановку, вернувшись вместе с ним во Франкфурт. Большинство отказывались. Валенди при поддержке Руделя выступал в молодежных лагерях, используя записи мыслей Гитлера последних нескольких недель, зафиксированные в бумагах Бормана.

В Мюнхене немецкий друг Стивенсона отвел его в один из таких лагерей. Это была встреча сторонников возрождения Братства. Собравшиеся представляли «Новую европейскую молодежь», «Молодых викингов» и «Федерацию верной Родине молодежи». Среди их задач значилось: «народное сопротивление закабалению» и «восстановление территории германских народов». Юнцы приветствовали друг друга криками «Хайль!» и упражнялись с дробовиками. Их героем, способным возродить великую Германию, являлся баварец Франц-Йозеф Штраус, глава христианских демократов этого региона. Это движение включало, как отмечал западногерманский еженедельник «Штерн», учителей, которые не могли ничего поделать с молодыми бунтарями, государственных служащих, которые не чувствовали тяги к работе, и особенно много сынов и дочерей старых нацистов, остававшихся в изгнании или же только что вернувшихся на Родину. Но вряд ли стоило соглашаться с выводом «Штерна», будто мюнхенская встреча явилась сборищем неудачников. Ведь подобное определение применимо и к первым нацистским собраниям!

Стало очевидным, что общественное мнение сделало свое дело, и западногерманское судопроизводство позволяло самым известным нацистским преступникам разгуливать на свободе. Авторитетный источник — Международный комитет по делам концентрационных лагерей — обвинял судей в том, что они из кожи вон лезли, чтобы принять аргументы защиты и отложить дела на долгие годы. Секретарь комитета Герман Лангбайн, австрийский еврей, переживший Освенцим, человек безупречной честности, заявил Стивенсону, что он движим не жаждой мести, но когда такая могущественная нация извращает закон, страдает цивилизация в целом.

Из отсроченных дел можно составить целую книгу. Одним из них было дело доктора Вернера Беста, которому предъявлялось обвинение как участнику убийства 8273 польских интеллигентов в период, когда он возглавлял нацистскую службу безопасности в Польше. Дело остановили спустя полгода из-за преклонного возраста Беста. Ясно, что в суд его привели только для того, чтобы удовлетворить общественные требования, в основном со стороны ГДР и польского правительства. Из документов следовало, что Беста приговорили к смерти в Дании за его попытки в бытность рейхскомиссаром этой страны уничтожить все еврейское население. В начале антиеврейских чисток в Германии именно Бест придумал метить еврейские паспорта большой буквой J. Он с радостью воплотил предложение Бормана упростить идентификацию евреев, заставив именовать себя словом «жид».

После войны Бест управлял организацией промышленного шпионажа в интересах дочерних компаний «I.G. Farben» и был юридическим советником «Stinnes Trust», одного из крупнейших западногерманских промышленных комплексов. Ему простили уголовно наказуемую связь с нацистскими зверствами, так как в послевоенной истории он «исполнял свой долг», охраняя западные бастионы от России.

Итак, колеса правосудия вертелись все медленнее. Беста доставили в суд, но отпустили, воспользовавшись прорехой в законе, позволявшей доказать, что во время войны он не имел личных дурных намерений и, таким образом, виновен лишь в непредумышленном убийстве. Затем, когда здоровье Беста не позволило продолжать допросы, в его деле поставили точку. К 1972 году он оказался свободным человеком. В результате к этому убийце отнеслись с таким милосердием, которое он никогда не проявлял по отношению к другим.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.