ГРАЖДАНСКИЙ ПОДВИГ БЕАТЫ КЛАРСФЕЛЬД
ГРАЖДАНСКИЙ ПОДВИГ БЕАТЫ КЛАРСФЕЛЬД
Пылающие останки Гитлера как бы отделили руины Берлина от шестилетней девочки. Через многие годы ей суждено было охотиться за членами Братства, а в особенности за тремя людьми, которые, спасаясь бегством из пылающей столицы, уносили с собою награбленные сокровища, — именно на них впоследствии были основаны процветающие предприятия Южной Америки.
В 1972 году Беата Кларсфельд была привлекательной жизнерадостной женщиной с рыжими волосами, ей тогда удалось выследить в Боливии гестаповского убийцу. Стивенсон разговаривал с ней, когда ее пытались выслать из Перу. Но до того она заставила полицию арестовать бывшего нациста. Он оправдывался, заявляя, что действовал по приказу, создавая самую большую в истории пачку фальшивых купюр.
Вернувшись через несколько месяцев в Париж, Беата показала Стивенсону то, что осталось от посылки с бомбой, пришедшей в ее квартиру. На наклейке с адресом был изображен символ, который она считала торговой маркой Братства. Посылку отправили из Лиона, где в свое время проводились карательные экспедиции, возглавляемые гауптштурмфюрером СС Клаусом Барбье (другая транскрипция — Барби), гестаповцем, замучившим до смерти одного из величайших героев французского Сопротивления. Барби гордился тем, что он депортировал всех детей из еврейского приюта в Лионе. Он был очень ловким человеком и добился выплаты себе зарплаты из спонсируемого американцами западногерманского разведывательного агентства, когда его возглавлял Гелен. В Боливии изображал синьора Альтмана — почтенного 58-летнего бизнесмена.
Беата Кларсфельд обвиняла немецкие власти, как восточные, так и западные, в поощрении бывших нацистов, занимавших высокие посты, и в отказе сделать что-либо, чтобы искоренить забвение уроков истории. Западногерманские чиновники объявили ее сумасшедшей, но она продолжала настаивать на рассмотрении дела синьора Альтмана до тех пор, пока тот не признался, кто он такой на самом деле.
Она также занималась делом другого военного преступника — Венцесласа Тури, известного в Перу как Вендиг Ализакс. И вновь раздраженные немецкие чиновники заявляли, что она выжила из ума. Посол Бонна в Перу Роберт фон Ферстер был юристом в нацистских судах, а его коллега в Боливии — Георг граф цу Паппенгейм — при нацистах находился на дипломатической службе и был членом национал-социалистической партии под номером 3 733 418. Оба дали понять местным властям, что обвинения дамы представляют из себя сплошное недоразумение. И все же перуанская полиция пригляделась к Тури более пристально. Его нашли в списке разыскиваемых, где он значился под именем Фредерика Швенда. В то время когда Беата Кларсфельд была еще в детском саду, он помогал переправлять фальшивые банкноты на сумму 500 миллионов долларов. Его коллегой по производству фальшивых банкнот в нацистском концентрационном лагере оказался майор СС Бернхард Крюгер. Выяснилось, что теперь Крюгер занимает высокий пост в «Стандарт Электрик АГ» — дочернем предприятии международной телефонной и телеграфной компании американского происхождения. Эта организация, как известно, пыталась саботировать социалистическое правительство в Чили.
…Берега Сены были спокойны, а брусчатые бульвары почти что пусты, когда Стивенсон отправился на квартиру Беаты в новом здании, которое охранялось частной службой безопасности.
Беата сказала, что ее возможности, конечно же, ограничены, но у нее много друзей. Ей даже хотелось верить, что у нее есть друзья и в Германии. Она пыталась убедить соотечественников поверить в правоту ее действий.
— Мои родители были протестантами, принадлежали к среднему классу. У меня нет расовых предрассудков, я росла в солидном буржуазном квартале Берлина. Меня арестовывали в коммунистической Восточной Европе, поэтому я не питаю иллюзий.
— За что вас арестовывали?
— Я разбрасывала листовки с требованием освобождения политических заключенных.
— Зачем?
Она помолчала и пожала плечами:
— Ну ведь кто-то должен это делать?
— Вы немка, почему же вы живете в Париже?
— Мой муж — местный юрист. У нас маленькие дети, и я не уверена, что хочу, чтобы они выросли в Германии.
— Разве это не предрассудок?
— Возможно, вы правы. Конечно же, можно сражаться за справедливость внутри общества. Но Вилли Брандт понимает мои чувства: он не мог сражаться «внутри» из-за гестапо.
— Вы опасаетесь чего-то подобного?
— Я знаю, что Бормана защищают люди с гестаповским мышлением. Во Франции меня охраняет полиция. И, как видите, бомба меня не убила.
Она подставила лицо легкому ветерку, дующему от раскаленных солнцем камней и асфальта.
— Я не героиня, понимаете? Вы спокойно живете, не суете нос в чужие дела. Занятия с детьми, походы в церковь по воскресеньям и ежедневная готовка. Вдруг вы по чистой случайности оказываетесь в ситуации, которая вам совсем не нравится, но нет никого другого, кто сделал бы все за вас.
Мартин Борман вряд ли смог бы представить себе женщину, идущую против ветра. В его мире женщины существовали для удовольствия. В национал-социалистической системе женщинам отводилось мало места. Гомосексуальное окружение Гитлера относилось к ним с выраженным презрением. Их считали инструментами для получения потомства. Декрет Бормана «об охране будущего немецкой нации» описывал способность к деторождению немецких женщин как самое великое достояние Германии. Борман, которого враги называли свиньей на картофельном поле, подходил к проблеме с позиции заводчика ценных пород животных. В ходе войны от трех до четырех миллионов женщин оставались незамужними в возрасте, наиболее подходящем для деторождения. Таким женщинам позволялось становиться вторыми и третьими женами. Борману вторил Кальтенбруннер: «Все одинокие и замужние женщины моложе 35 лет, у которых еще нет четырех детей, должны произвести на свет четырех детей от чистокровных немцев. Будут они женаты или нет, не имеет значения».
Может быть, именно это вызвало у Беаты праведный гнев и заставило ее охотиться за Борманом? Она рассмеялась:
— Мне не нужно бороться за женскую эмансипацию, чтобы освободиться от воображаемых пут. Мне нравятся мужчины. У них своя роль, у нас, женщин, — своя. Нет, все произошло только потому, что я хотела больше знать об истории моей страны и очень злилась, когда люди отказывались говорить со мной об этом. Мои родители отказываются общаться со мной, заявив, что я втоптала в грязь наше доброе имя. Школьные учителя отмахивались от меня: «Зачем все это мутить?» А я продолжала спрашивать. Как могло случиться, что цивилизованная нация совершала такие ужасные вещи? И всегда мне советовали не задавать глупых вопросов. Или: «Во всем виноват Гитлер…» А потом я поняла, что Гитлер это словно… Ну, скажем, словно образ, проецируемый на экран. Без толпы он был никем. Просто больное ничтожество.
— Актерами управлял Борман?
— Именно! Нужно быть немцем, чтобы понять, как это происходило. Именно поэтому я так неудобна для своих соотечественников. Хотя подобное могло случиться где угодно. В любой стране, где мужчины обожают героику. Хотя лучше сказать — эротику. Они чувствуют ее в массовых шествиях и демонстрации власти.
— Я считаю неправильным, — продолжала она, — когда люди создают огромные тайные общества с маленькими сообществами внутри них, когда отказываются от жалости и сострадания. В какой-то степени мною движет страх, что подобное повторится. Я переживаю за женщин, но женское освободительное движение занимается лишь ничтожной толикой того, с чем стоит бороться.
…Итак, Беата Кларсфельд обнаружила, что из-за ее убеждений ее считают сумасшедшей, неуравновешенной идиоткой. Но у нее были друзья, такие же студенты и представители нового поколения интеллектуалов, которые присоединились к ней. Они отыскивали сведения о нацистах в официальных архивах, копались в документах и привлекали внимание Интерпола.
Интерпол испытывал затруднения в работе с военными преступниками, которые оказались вне зоны его юрисдикции. В некоторых странах особые подразделения Братства имели хорошие отношения с местными органами полиции. В других, особенно в Южной Америке, полиция была должником Братства и немецких заводов, от которых зависело назначение шефов полиции и политиков на управляющие должности. Но Интерполу приходилось бороться с криминальными действиями бывших нацистов и иногда для этого прибегать к нетрадиционным методам. Он спонсировал небольшие организации — например, Лигу борьбы с расовой дискриминацией. Во Франции издателя газеты или продюсера программы государственного телевидения можно было уговорить провести журналистское расследование. Многие годы Интерпол приобщал к своим досье копии докладов американских и британских разведок, касавшихся нацистской Германии до 1939 года и военных операций в регионах, подобных Южной Америке. Эти операции требовали контрабандной перевозки большого количества золота, банкнот, художественных шедевров и оружия. Все эти предметы входили в сферу законных интересов Интерпола.
Беата Кларсфельд получала помощь от исследователей из ГДР, несмотря на то что к ней там относились отрицательно. Несколько еврейских организаций, работающих с документацией, также оказывали ей сочувствие. Она пришла к выводу, что Борман заранее выбрал маршрут отступления, а операция «Орлиное гнездо» обеспечила прикрытие для перемещения денег и документов. Беата отправилась в Южную Америку с намерением вывести Барбье на чистую воду, подняв волну общественного негодования. Летом 1972 года это вызвало во Франции еще один жаркий спор о войне, столь типичный для этой страны. Беата вернулась с доказательствами того, что Барбье — один из многих беглецов, работавших на консорциум Братства, используя фонды, созданные Крюгером и Швендом, а также огромный запас спрятанного золота.
Условия использования золотых запасов национал-социалистической партии были кратко оговорены в разделе репараций Потсдамского соглашения. Советский Союз не претендовал на золото, захваченное союзными войсками в Германии. 26 сентября 1946 года трехсторонняя комиссия по возвращению золота объявила, что определено местонахождение около 280 тонн золота. В 1972 году Интерпол оценивал стоимость этого золота в 500 миллионов долларов. Но и это огромное количество считалось лишь частью общего золотого запаса, охранявшегося людьми Бормана.
До 1964 года не было напечатано ни одного доклада о работе комиссии. Жак Руефф — французский генеральный инспектор государственных финансов, работавший в комиссии, — получил тогда запрос, подписанный президентом комиссии Джоном Уотсоном и отправленный из центрального отделения в Брюсселе. Письмо констатировало: «До настоящего времени подробности о золоте не открыты для общества ни тремя правительствами, которые являются его хранителями, ни комиссией».
Почему за двадцать лет не оказалось никакой информации? Напрашивается вывод, что комиссии было неловко говорить о своих изысканиях. К другому заключению пришел Юлиус Мадер — исследователь из ГДР, придерживающийся просоветской точки зрения. Когда в Западной Германии улеглась паника, а «холодная война» заставила общество позабыть о недавней преступной деятельности нацистов, захваченное золото вернулось в Бонн. Пропавшее золото никогда не искали, хотя было известно, что его перевозили из Италии и Испании в Южную Америку, так как западные правительства не желали создавать напряженность или ослаблять объединенный антикоммунистический фронт.
То, что приведенная выше точка зрения принадлежит коммунистам, отнюдь не лишает ее смысла. В 1972 году именно настойчивость Мадера помогла заставить западно-германские власти внимательнее отнестись к делу Бернхарда Крюгера, чей сообщник находился тогда в тюрьме Лимы.
Главному инспектору Радкин и сержанту-детективу Чатберну Скотленд-Ярд поручил поиски Крюгера и расследование, возможно, самой крупной в истории операции по подделке денег. Они приступили к делу в конце войны при помощи сотрудника американской разведки — майора Джорджа Мак Нелли. Им было известно, что были 212 профессиональных художников, граверов и печатников из нацистских лагерей смерти были мобилизованы на подделку миллионов британских купюр. Также они знали, что операция осуществляется в Альпийской крепости. У них имелась информация, что обнаружено 23 похожих на гробы ящика, в которых содержалось 60 миллионов долларов банкнотами банка Великобритании. В это время американские агенты преследовали распространителей банкнот в Южной Америке, а британские агенты обнаружили полный мешок банкнот в Лиссабоне. В ходе объединенной операции Донован и Стивенсон наблюдали за политическими изменениями в странах, входивших в зону интересов Германии, особенно в Аргентине, Бразилии и Боливии. Там щедро финансировали жестких политиков правого крыла, приверженных к профашистским идеям. Деньги явно доставлялись из Лиссабона и Цюриха. Своевременное выявление финансовых махинаций в Южной Америке позволило выследить Фредерика Швенда. Но такова уж особенность изменчивых международных союзов: когда в 1950 году в Перу все было готово к активным действиям, с политической точки зрения оказалось неразумным добиваться ареста Швенда.
Первые сведения о том, что деньги нелегально утекали в Южную Америку, поступили еще в самом начале войны. В ходе долгой битвы за их обнаружение выяснился такой факт. Итальянская авиакомпания «ЛАТИ» поставляла ценные грузы напрямик из Европы в Бразилию. А там один из зятьев президента, Гетулио Варгаса, являлся техническим директором принимающей компании. Эта стандартная фашистская операция гарантировала соблюдение секретности, поскольку бразильское правительство не позволяло останавливать перевозки авиакомпании или же проверять грузы. Президенту Бразилии, стоявшей на одном из концов двустороннего потока, было что терять. Бриллианты, платина, слюда и прочее сырье направлялись в Германию, а обратно уходила конвертируемая валюта и золото, чтобы обеспечить резервные фонды на случай отступления нацистских вождей в Южную Америку.
Для прекращения перевозок британские агенты не смогли предложить ничего, кроме диверсий на самолетах, решительно отклоненных Стивенсоном. Госдепартамент США мог бы саботировать перевозки, запретив американской нефтяной компании поставлять топливо, но и эта затея провалилась. В итоге бразильский президент сделал вывод, что его подставили. Он отозвал разрешения на посадку самолетов «ЛАТИ» и разорвал отношения с соответствующими странами.
Долгое время считалось, что подделывание фантастических сумм британских денег осуществлялось с единственной целью — подорвать британскую экономику. Если бы в нейтральных и союзных странах единообразие британских денег поставили под вопрос в самый разгар войны, последствия оказались бы катастрофическими. Только многие годы спустя было доказано, что агенты Бормана, действовавшие через банки в Испании, Швейцарии и Швеции, поддельные деньги обменивали на настоящие. Фальшивые купюры использовались для финансирования разведопераций нацистской Германии. Например, шпион в британском посольстве в Турции — «Цицерон» — продал секретные документы нацистам за 300 тысяч британских фунтов стерлингов, оказавшихся поддельными. Но сумма, использовавшаяся для поддержки немецких военных операций, не сопоставима с деньгами, направленными на подготовку за границей убежищ для беглецов.
В 1942 году Бернхард Крюгер был начальником отдела в главном управлении имперской безопасности, подделывавшего британские купюры еще с 1940 года. Когда Мартин Борман утвердился в качестве секретаря фюрера, совсем рядом с Берлином в одном из наиболее охраняемых лагерей собрали высококвалифицированных техников. Бумагу для фальшивых британских купюр производили из чистого льна, на нее наносились водяные знаки. Печать производилась в 19-м блоке — изолированном сарае, из которого убежать было невозможно.
Вальтер Шелленберг оставил на этот счет такие воспоминания: «Тайная служба подделывала банкноты и рубли, чтобы финансировать нашу работу. Затем операция достигла гораздо большего размаха. На создание бумаги, имитировавшей так называемую жиропрочную бумагу, используемую для британских купюр, ушло два года. Печать осложнялась тем обстоятельством, что на каждой купюре было необходимо воспроизвести 160 опознавательных знаков. Профессоры математики разработали сложную формулу для изучения каждого нового выпуска британских купюр. В результате номера на фальшивках всегда опережали на сто либо на двести пунктов номера настоящих банкнот, выпускавшихся в Лондоне».
Шелленбергу приказали покупать нормальную валюту при помощи фальшивых купюр. В конечном счете первоклассно сработанные купюры превращались в американские доллары. Теоретически все происходило под руководством Гиммлера, но зачастую он не имел права голоса в подобных вещах и не был осведомлен о деталях столь масштабной операции. Борман, напротив, являлся специалистом по обращению с деньгами, обладая идеальной памятью на все подробности дела.
Главным «бухгалтером» операции стал чешский политзаключенный Оскар Скала. Он признался после войны, что «завод» печатал 400 000 банкнот в месяц, и Крюгер со Швендом увозили часть первоклассных купюр в больших деревянных ящиках. Еще один эксперт, узник концентрационного лагеря Солли Смолянофф специализировался на выпуске американских купюр достоинством до сотни долларов. Крюгер и Швенд обнаружили Солли случайно, где его, как цыгана, ожидала газовая камера. Впоследствии выяснилось, что Эдгар Гувер знал о его работе, так как Смолянофф был фальшивомонетчиком, специалистом по американской валюте.
Смолянофф поведал Скотленд-Ярду и американским следователям невероятную историю, выглядевшую абсолютно фантастической, не будь неопровержимых доказательств. Так называемая «Галерея 16» вблизи деревушки Редль-Ципф (в Альпийской крепости) представляла собой подземную сеть складских помещений и мастерских. В шестидесятиметровом тоннеле стояли машины для печати купюр, привезенные из Берлина. Смолянофф сказал, что их доставили вместе с инструментами и всем хозяйством, пока Гиммлер пытался заключить сделку через графа Бернадотта.
Мартин Борман в 1923 г.
Адольф Гитлер
Адольф Гитлер и Гели Раубаль
Адольф Гитлер и Юнити Митфорд
Рудольф Гесс
Обломки «мессершмитта» Гесса в Англии
Машина Р. Гейдриха после покушения
Похороны Р. Гейдриха
Генрих Мюллер
Йозеф Геббельс
Генрих Гиммлер
Герман Геринг
Маня Беренс — приятельница М. Бормана
Мартин Борман — рейхсляйтер, личный секретарь и ближайший соратник Гитлера
Свадьба М. Бормана
А. Гитлер с детьми М. Бормана
Жена М. Бормана Герда
Адольф Гитлер и Ева Браун
Мартин Борман и Ева Браун терпеть не могли друг друга
А. Гитлер и М. Борман в 1935 г. в Нюрнберге
М. Борман и секретарь А. Гитлера Герда Кристиан
М. Борман, А. Гитлер и Й. Риббентроп в «Вольфшанце»
Старший сын М. Бормана Адольф Мартин Борман
После воины он отказался от имени Адольф и стал священником
Место, где были обнаружены останки М. Бормана
Реконструкция портрета М. Бормана по найденному черепу
Еще одно подтверждение подлинности останков М. Бормана
Фабрику, производившую фальшивые купюры, обнаружили, когда американская разведка наткнулась на целый грузовик поддельных банкнот. Деньги были сложены в деревянные коробки, внутри каждой имелся формуляр с данными. Это открытие произошло вскоре после самоубийства Гитлера. Грузовик задержали на одной из дорог Баварской крепости. Армейский капитан, сидевший за рулем, рассказал американцам, где следует искать оборудование, печатавшее деньги для Бормана, почти подорвавшие казну союзников.
Крюгер, как говорили, исчез из «Галереи 16» в конце войны, отдав приказ о сожжении всех записей и затоплении оборудования в озере Топлиц. Из 9 миллионов купюр британского банка на сумму около 600 миллионов долларов около 6 миллионов долларов отправили на Ближний Восток для финансирования пронацистских лидеров арабских стран. А еще 30 миллионов послали в нейтральные страны для оплаты немецких счетов. Но оставалось еще значительное количество денег. Куда они исчезли?
Банк Великобритании предпринял отчаянную меру борьбы с фальшивыми купюрами, которые уже были в обороте, и изъял из обращения банкноты различных достоинств, заменив их пятифунтовыми купюрами нового образца с тонкой металлической нитью, предохранявшей их от самых искусных фальшивомонетчиков. Прием сработал, но лишь отчасти. У иностранных банков оказались большие суммы денег, однако их успели обменять. Но несколько банков предпочли этого не делать. Это были как раз те банки, на которых союзная разведка сосредоточила свое внимание после войны.
На свете нет ничего более секретного, чем мир финансов, и нет вещи более священной, чем деньги. Первыми в списке сведений, не подлежащих разглашению, значатся данные о перемещении фальшивой валюты и золота. Рассекреченные документы не могли ничего поведать обществу о судьбе нацистских поддельных денег. По самым приблизительным оценкам, основанным на независимых подсчетах, около 300 миллионов не настоящих долларов были выпущены в обращение и переведены в подлинные купюры для финансирования послевоенных нацистских группировок на Среднем Востоке и в Южной Америке. Золото стоимостью в 500 миллионов долларов поступило в Южную Африку, откуда его можно было перевезти в «бездонную золотую яму» — Индию и через Гонконг — в Китай. В обоих случаях ни покупателей, ни продавцов не заботило происхождение товара.
…Предполагается, что Крюгер покинул «Галерею 16» в красном «Альфа-Ромео» в сопровождении сногсшибательной блондинки и уехал в направлении Швейцарии. Его приказы — уничтожить оборудование и рабочих — не были исполнены, и некоторые фальшивомонетчики спаслись. В их изложении история выглядела следующим образом. Фальшивые купюры какое-то время использовали для обеспечения защиты беглецов. После того как Британский банк изъял из обращения свои банкноты, фальшивые деньги все еще принимали на отдаленных станциях, расположенных вдоль путей отступления. Что касается Крюгера, то он вернулся в 1961 году в Штутгарт энергичным бизнесменом «с опытом управления».
В 1945 году Крюгера разыскивали за подделку купюр в особо крупных размерах и убийство четырех заключенных концентрационного лагеря. Американские следователи в 1952 году сделали публичное заявление, что Крюгер замел следы фальшивомонетного предприятия и уехал на своем «Альфа-Ромео», доверху набитом настоящими купюрами, добытыми посредством финансовых операций на черном рынке в оккупированных столицах, а также с поддельными паспортами высочайшего качества. С тех пор о нем ничего не слышали, несмотря на то что полиция шести стран объединила свои усилия в попытке поймать его.
Когда Радкин и Чатбурн из Скотленд-Ярда вернулись к своим расследованиям, им сказали, чтобы они более не занимались вопросами, которые теперь находятся в ведении британского министерства финансов и так называемой «высшей власти» и подпадали под действие закона о государственной тайне.
Поиском нацистских запасов занялись те, чьи руки не были связаны путами закона, т. е. ухищрениями, придуманными чиновниками, чтобы покрывать собственные ошибки. Эрнест Кунео сохранил свое особое положение в окружении Белого дома после того, как вместе с сэром Уильямом Стивенсоном проверил в 1950-х годах при Трумэне серию отчетов из различных источников Южной Америки, в которых говорилось о том, что деловая активность в этих странах ведется за счет нацистских денег.
У.Стивенсон обладал обширными сведениями о передвижении немецких курьеров, агентов и контрабандистов. Во время войны его служба разведки имела по крайней мере одного надежного наблюдателя на каждом судне, курсировавшем между американским континентом и Европой. Эти наблюдатели по прибытии в порт отчитывались перед местным агентом британской разведки. На каждом гражданском аэродроме среди наземного персонала и порой среди самих летчиков у него были свои люди. Одной из причин, по которым он упорно отказывался устраивать диверсии на борту морских и воздушных судов, являлось то, что там находились его наблюдатели. К тому же, будучи пилотом, он никогда не решился бы уничтожить самолет и команду такими варварскими методами.
Стивенсон действовал совместно со специалистами американского бюро военно-морской разведки. В 1947 году они пришли к общему выводу, что все грязные деньги и находившиеся в бегах нацисты будут перемещаться одними и теми же маршрутами. Но в какой-то момент любопытство Кунео и У.Стивенсона — двух «удачливых сыщиков-любителей» — было обуздано по причинам, о которых сейчас можно только догадываться.
Оба разведчика знали, что Бразилия и Венесуэла являлись основными производителями промышленных алмазов, в которых остро нуждался министр военной промышленности гитлеровской Германии Альберт Шпеер, и что после войны торговля продолжалась. Основным товаром, приобретаемым в Колумбии и Эквадоре за золото или конвертируемую валюту, была платина, необходимая для магнето самолетных двигателей. И снова, спустя долгое время после окончания войны, немецкие агенты платили по 15 долларов за один грамм платины, хотя официальные мировые ставки оказывались примерно в десять раз ниже этой цифры. Через пять лет после того, как Крюгер и Швенд скрылись, маркированные купюры появились в обращении указанных выше латиноамериканских странах. Номера этих банкнот в свое время были внесены в списки купюр, купленных в швейцарских банках за фальшивую валюту.
В ФБР всегда отрицали свою ответственность за «особые операции», подобные тем, что устраивал У.Стивенсон. После войны нормальная работа разведывательных служб Великобритании и США была подорвана.
Между тем генералу Гелену и его команде в считанные месяцы удалось убедить своих новых американских друзей в том, что в «холодной войне» с коммунизмом любые средства хороши. Его агентов называли «людьми-V». Их набрали из бывших гестаповцев и эсэсовцев. Нацистские доносы, в которых немцев, осмеливавшихся выступать против нацизма, клеймили «коммунистами», неожиданно превратились в союзный список «неблагонадежных» граждан Западной Германии. Казалось, произошло смещение ценностей. Теперь нацисты среднего класса могли в открытую заявлять о своих заслугах в борьбе с большевизмом. Бесследное исчезновение Крюгера и его многочисленных сотрудников в такой обстановке вполне понятно. Отметим, что начальником Крюгера в предприятии по подделке денег был Фредерик Швенд, а его партнером по бизнесу, основанному при помощи поступивших контрабандных денежных запасов, стал Клаус Барбье, также известный под именем боливийского бизнесмена сеньора Альтмана.
К лету 1972 года о Барбье-Альтмане кричали заголовки всех парижских газет, в которых его называли не иначе как «лионским палачом». Он давал интервью, издавал мемуары и постоянно повторял, что он исполнял свой долг настоящего немца и выполнил свои обязательства перед демократией, будучи одним из геленовских «людей-V».
Популярная газета «Франссуар» в мае и июне заполняла свои первые страницы самооправданиями Барбье-Альтмана и резкими ответными репликами тех бывших членов Сопротивления, которые пострадали или потеряли из-за него своих товарищей. В спор были вовлечены видные представители римской католической церкви. Писали, что организация Скорцени, отождествлявшаяся с Братством, имела в своем распоряжении более ста тысяч человек, сочувствовавших нацистам в двадцати двух странах, и снабжалась деньгами из нацистских запасов. Информанты, находившиеся в некоторых из десяти отделений Братства, действовавших во Франции под видом частных компаний, говорили об общем капитале в 500 миллионов франков. При этом активы составляли около 200 миллионов. Барбье заявил, что Отто Скорцени являлся главой сети «Паук» (die Spinne).
В консервативно настроенной «Фигаро» утверждали, что Барбье-Альтману помогали избежать правосудия послы Западной Германии в Боливии и Перу. В прессе процитировали пункт «Международного списка разыскиваемых нацистских преступников»: «Барбье, Клаус: подполковник или капитан СС, глава отдела IV (гестапо), участвовавший в преступлениях в Лионе, Дижоне и Страсбурге в 1934–1944 гг., разыскивается Францией и Великобританией по обвинению в убийствах», В марте 1973 года Барбье был арестован полицией Боливии. Из заявления государственного чиновника следовало, будто Барбье пытался бежать в соседнюю страну, чтобы уклониться от экстрадиции.
Гневные протесты со стороны французских организаций ветеранов Сопротивления заставили мюнхенских следователей обнародовать некоторые подробности их расследования относительно Барбье. Сначала упоминалось о предоставлении вида на жительство в Западной Германии тридцатилетней женщине, назвавшейся Утой Альтман, дочерью Клауса Альтмана, проживавшего в Боливии. Она заявляла, что родилась в Касселе, недалеко от Лейпцига. Но там в бюро записи актов гражданского состояния об этом не было сделано записи, зато имелась запись о рождении Уты Барбье. Был назван также брат этой женщины, Клаус-Георг Альтман, сын Клауса Альтмана, который будто бы родился в деревне Казель недалеко от Лейпцига. Оказалось, такого места не существует. Жена Клауса Барбье родила сына в клинике доктора Куна в Касселе.
Это заявление, выдавленное из представителей Мюнхена, было сделано после следующих шагов.
7 декабря 1959 года: западногерманская ассоциация жертв нацизма потребовала информацию по делу Клауса Барбье от Людвигсбургского отделения. Ответа не последовало. Людвигсбургское отделение, занимавшееся практически всеми расследованиями, касавшимися преступлений нацистов, в то время возглавлял Эрвин Шюле, осужденный за военные преступления. Впоследствии он был амнистирован и передан западногерманским властям.
16 мая 1967 года та же самая ассоциация уведомляла Людвигсбургское отделение, что после первого обращения жертв нацизма прошло более семи лет, но они не теряют надежду получить ответ.
23 мая 1967 года Людвигсбугское отделение сообщило, что материал предварительного расследования был передан в 1963 году в администрацию государственного прокурора в Касселе. Выяснилось, что Барбье в последний раз жил в Аугсбурге, поэтому в августе 1965 года его дело перевели туда. Затем аугсбургский суд заявил, что дело находится вне его компетенции, так как Барбье был приговорен к смертной казни французским военным судом, а значит, западно-германский суд не может вновь предъявлять ему те же самые обвинения. «В любом случае судебное преследование не представляется возможным, так как считается, что Барби находится в Египте и вряд ли вернется добровольно или подвергнется экстрадиции».
22 июня 1971 года администрация государственного обвинителя в Мюнхене заявила, что дело против Барбье закрыто. Хотя Барбье, по всей вероятности, принимал участие в депортации евреев, но «не существует доказательств того, что подозреваемый знал об ожидавшей их судьбе». Что касается уничтожения бойцов французского Сопротивления, невозможно доказать участие Барбье в казнях, хотя он и отдавал приказания об арестах. «Выяснение обстоятельств казней, проведенных в лионском отделении гестапо, не представляется более возможным ввиду прошествия большого времени и количества убийств, совершенных в зоне ответственности лионского отделения гестапо».
На самом деле Барбье командовал подразделениями гестапо, уничтожавшими французов. В 1944 году он сообщал в свой штаб в Париже, что отправляет трехлетних еврейских сирот в «трудовые лагеря» в Восточной Европе. И эта хвастливая телеграмма до сих пор хранится в его папке.
Итак, Беата Карлсфельд могла убедиться, что ее соотечественники вовсе не стремятся свершить правосудие.
Привлекая внимание общественности к процессу Барбье, Беата пыталась вывести Германию из состояния равнодушия, на которое, по ее мнению, и рассчитывал Борман. Она знала, что и от Франции вряд ли можно ждать правосудия: там в судах заседали люди, не стремившиеся ворошить прошлое. В своих расследованиях она обнаружила примеры того, как убийцы спасаются от суда, продавая свои «таланты» разведкам Востока и Запада. Так, Клаус Барбье работал на агентство по импорту-экспорту на Шилленштрассе, 38 в Аугсбурге, а подобные агентства нередко становились частью шпионских сетей. Аугсбургским агентством заведовала организация Гелена.
…Чиновник международного еврейского агентства характеризовал Беату Кларсфельд как «параноика», стремящегося решить какие-то свои психологические проблемы. Она будто бы принадлежала к душевно неустойчивым людям, мечтающим о мученическом венце. Она хотела стать еще одной Жанной д’Арк! Этот чиновник был квалифицированным психологом, экономистом и профессором международных отношений. Он подробно рассказывал о путях преодоления Западной Германией своего нацистского прошлого, о том, что суды делают все возможное, чтобы наказать основных преступников… Но немцы, подобные Беате Кларсфельд, по его мнению, только мутят воду!
К тому же девушка нарушила приличия, влепив пощечину канцлеру Курту Кизингеру на съезде ХДС в Берлине, «чтобы привлечь внимание общественности к постыдному появлению нацистов на политической арене».
Стивенсона привела в замешательство мощь этой чиновничьей атаки на Беату Кларсфельд, явно не адекватная масштабам происшествия. Стивенсон просмотрел официальный парламентский бюллетень о дебатах в британской палате общин, состоявшихся вскоре после того, как в 1966 году Кизингер стал канцлером. Тогда лорд Монтгомери, убежденный консерватор, предупреждал пэров Соединенного королевства об опасностях немецкого милитаризма. Еще один представитель правого крыла — виконт Бриджман — сказал, что двенадцать лет назад невозможно было представить более абсурдную ситуацию, чем возвращение немцев к нацистским принципам.
Теперь положение стремительно становилось иным. В памяти всплывали тридцатые годы, показавшие миру, как быстро может измениться обстановка в такой стране, как Германия. Хотя министерство иностранных дел Великобритании старательно избегало всяческих намеков на разочарование в политике Западной Германии, но дебаты в палате общин говорили сами за себя. Монтгомери также озвучил опасения очень многих людей в связи с тем, что обширный вывод британских войск мог оставить немцев в распоряжении северной армейской группировки. И это в то время, когда мало что сдерживало возрождение неонацистских идей.
Монтгомери не раз приписывали разнообразные недостатки, но даже его заклятые враги не могли бы принять его за параноика, услышав эти речи.
Почему же Беату Кларсфельд записали в параноики?
Данный текст является ознакомительным фрагментом.