Подлинный Люцифер и будущие вервольфы

Подлинный Люцифер и будущие вервольфы

22 октября 1945 года по Германии были разосланы двести тысяч копий официального извещения, в котором в числе прочего говорилось: «Мартин Борман обвиняется в преступлениях против мира, в военных преступлениях и преступлениях против человечества, описанных в обвинительном акте… Если Мартин Борман объявится, он должен будет предстать перед судом…»

Это объявление, дававшее возможность заслушать дело Бормана в его отсутствие, являлось результатом работы международного военного трибунала, в который входили представители Соединенных Штатов Америки, Франции, Великобритании и Советского Союза. Заместитель главного обвинителя, Дэвид Максвелл-Файф, заявил главе трибунала: «До сих пор существует большая вероятность того, что он жив».

Бормана признали виновным в военных преступлениях и преступлениях против человечества. Срок его заключения трибунал мог уменьшить, если бы Борман открыл встречное дело и предоставил смягчающие вину доказательства. Дверь оставили открытой…

Одной из трудностей в ведении процесса стало то, что роль секретаря фюрера оказалось невозможно описать при помощи каких-либо документов. Все его личные документы, тысячи страниц записей речей Гитлера, все партийные бумаги, за которые он отвечал, исчезли. Сторону обвинения заслушали 16 января 1946 года. Обвинительная речь начиналась следующими словами: «Любому школьнику известно, что Гитлер был плохим человеком. Но мы хотим особо подчеркнуть, что без людей, подобных Борману, Гитлеру вряд ли удалось бы захватить и удержать власть… На самом деле Борман был архангелом зла на службе Люцифера-Гитлера».

Подлинным Люцифером, конечно, являлся сам Борман. В те дни, при отсутствии документальных доказательств, было трудно осознать его роль. К тому же политическая ситуация стремительно менялась. Дьявол сидел в Москве, а антихристом считался большевизм.

Желание стереть из памяти людей пять лет всеобщего ужаса символизирует переход жены и детей Бормана в католичество. Он совершился тихо и незаметно почти сразу по окончании войны. Всего лишь год назад Герда писала мужу о своей надежде, что их дети будут помнить, как в Германии искоренили христианство и иудаизм. Она всегда разделяла яростную ненависть Бормана к церквям. Теперь же, летом 1945 года, она отдала Адольфа Мартина Бормана и его братьев в руки священников, которые впоследствии оказались членами «Ватиканской линии», организации, помогавшей скрываться разыскиваемым нацистам. Старший сын Бормана отказался от имени Адольф, данного ему в честь Гитлера.

Герда уже была больна и вскоре после этого умерла от рака. Ее решение помогает понять то, что иначе выглядело бы невероятным: по всему выходит, что общественное мнение в Германии благоприятствовало нацистам, ушедшим в подполье. Многими западными наблюдателями попытки союзников очистить государственные структуры от нацистов тогда считались тщетными. Но в это время страх перед призраком нацизма сменился страхом перед коммунизмом. Борману, как хранителю нацистской философии, так сказать, пламени нацизма, нечего было бояться собственных людей-. А они все время ссылались на то, что вели себя, как верноподданные своей страны, которые естественным образом подчинялись ее законам.

Идея войны между западными союзниками и Советским Союзом лелеялась нацистами многие годы.

На Западе заговорили о существовании в СССР «железного занавеса». Впервые это выражение употребил бывший министр финансов Гитлера граф Шверин фон Крозиг 2 мая 1945 года, тщетно пытаясь добиться признания союзниками правительства адмирала Деница. Шверин фон Крозиг был скользким типом, никогда не забывавшим слова Гесса, произнесенные им накануне побега, о том, что два народа, немцы и англичане, сражались друг против друга к вящему удовольствию большевиков. Граф, бывший ученик создателя южноафриканской империи Сесила Родса, казалось, так ничего и не узнал об Англии за все время пребывания в Оксфорде и предположил, что Гесс произвел благоприятное впечатление на британцев. «Железный занавес задвигается, — объявил он по радио. — Люди, попавшие в могучие руки большевиков, уничтожаются».

Термин был подхвачен. Черчилль использовал его, телеграфируя 12 мая президенту США Гарри Трумэну: «Железный занавес опущен. Мы не знаем, что за ним происходит». Год спустя он вновь ввернул это выражение в своей речи, произнесенной в США. Это показывает, насколько заразны оказались страхи, намеренно распространяемые последователями Гитлера, чтобы добиться расположения со стороны Запада.

Тысячи послушных слуг Гитлера знали о требовании от них союзниками «безусловной капитуляции». Они слышали, что военных преступников будут настигать во всех уголках земли, и они опасливо пробирались по руинам немецких городов. Некоторые знали точно, куда и как идти. Остальным были известны лишь названия «безопасных» укрытий. Но уже летом 1945 года беглецы поняли, что на самом деле у союзников нет желания мстить всем им. Популярность приобрела идея проведения военно-полевых судов над несколькими представителями нацистской верхушки. Это предложение высказал государственный секретарь США Корделл Хэлл, его поддержали Черчилль и министр финансов Генри Моргентгау. Они желали, чтобы были расстреляны самые отъявленные нацистские преступники.

«Иногда я задаюсь вопросом, не стоило ли в свое время строить более впечатляющие планы на конец войны, — писал глава разведки Эйзенхауэра Кеннет Стронг. — Немцы закончили свою западную кампанию в 1940 году с пышными церемониями и официальным подписанием договора о перемирии. Подписание состоялось в железнодорожном вагоне, который был точной копией того, в котором в 1918 году маршал Фох принимал капитуляцию Германии. Но тогда мы все хотели как можно скорее со всем разобраться и покончить с резней. После разбирательства с делами нацистов предстояла война на Дальнем Востоке».

1Мартин Борман рассчитывал на крестовый поход против коммунизма, и теперь, когда вновь начиналось создание пугала коммунизма, его сторонник граф Шверин фон Крозиг в своем выступлении на радио предсказывал, что намеченная в Сан-Франциско конференция никогда не закончится созданием мировой конституции, если в ней примут участие «красные подстрекатели». Он предрекал, что большевизация Европы станет первым шагом к «осоветченному» миру. Поражение Германии уже не выглядело столь позорно. Представители немецкой военной верхушки заявляли, что они сражались против коммунизма, а не за нацизм, и без всякой поддержки со стороны Запада противостояли большевистским полчищам. Это означало героизм! «Следуйте за светом трех звезд, озаряющих истинные свойства настоящего немецкого характера, — восклицал Шверин фон Крозиг, — единство, справедливость, свобода!».

Однако не все шло гладко. Англичане не позволили немецким командирам эвакуировать свои войска, стоявшие на пути наступления русских. К концу войны Аргентина заняла антинемецкую сторону. Папа Пий XII неожиданно обрел голос и в самый последний день войны осудил нацистов, заявив, что фашизм был плохой системой в дурных руках.

Тем не менее через три недели после капитуляции фашистской армии в Норвегии немецкие командующие продолжали вести себя так, словно совместно с союзниками готовятся к новой войне против Советского Союза. В штабе военно-морского флота в Осло военный суд вынес приговор молодому матросу, заявившему своему командиру: «Я теперь свободный человек, а ты — нацистская собака!» Судьей, приговорившим этого юного нахала, был Ганс Фильбингер, впоследствии ставший видной фигурой в политической жизни Западной Германии. Приговор Фильбингера по делу матроса датировался 19 июня 1945 года. А в 1972 году в разговоре со Стивенсоном он высказывал еще большую уверенность относительно правомерности нацистских военно-полевых судов, приговаривавших людей к смерти за дезертирство и после окончания войны. Но если обстановка благоприятствовала нацистским военным судам, то спустя недели после исчезновения Бормана она оказалась еще более комфортной для бежавших военных преступников.

Когда с подлодки Шефлер высадил на берег небольшую группу людей и отправился в Аргентину, Фильбингер находился в Осло. Было ли ему известно, почему этот корабль сперва заходил в воды Норвегии? Нет. Знал ли он, что военные преступники спасаются бегством через Норвегию? Вполне вероятно.

В ходе ни к чему не обязывающей беседы с полковником Леоном Дегреллем Стивенсон узнал, как нечто само собой разумеющееся, что Дегрелль, близко связанный с Братством и Скорцени, нашел убежище в франкистской Испании. Леон Дегрелль, бельгийский фашист, командовавший войсками «СС-Запад», покинул Гиммлера у границы Дании и бежал в Норвегию. Там он искал помощи у Видкуна Квислинга, норвежца, чье имя стало синонимом предательства. Дегрелль обнаружил, что Квислинг также стремился избежать возмездия и пребывал в полном замешательстве. Тогда Дегрелль обратился к Йозефу Тербовену, рейхскомиссару Норвегии, который впоследствии застрелился. Тербовен обратился к Швеции с просьбой предоставить бельгийцу убежище, но ответ был отрицательным.

— Я попытался бы помочь тебе попасть на подводную лодку, отправлявшуюся, возможно, в Японию… Нет, это слишком далеко. Может быть, в Аргентину. Но выбраться из гавани практически невозможно. Поблизости слишком много военных кораблей союзников.

Он посоветовал Дегреллю договориться о полете на частном самолете бывшего министра военной промышленности Альберта Шпеера. Самолет находился в Осло, очевидно, готовый для того, чтобы доставить Шпеера в безопасное место, если ему удастся вырваться из Фленсбурга. Экипаж торопился подняться в воздух, опасаясь, что норвежские силы сопротивления заметят самолет. Дальность его полета была меньше, чем расстояние до Испании.

Хотел ли Дегрелль воспользоваться этим шансом? Он ухватился за него! В полночь самолет пересек занятую союзниками территорию, приземлился на пляже в Сан-Себастьяне из-за того, что кончилось топливо. Дегрелль немедленно связался с Мадридом, где ему оказали радушный прием. Там он и остался.

Фильбингер никак не объяснил присутствие самолета Шпеера в Норвегии и приказ, данный его экипажу вывозить важных немецких беглецов на свободу. На самом деле, наряду с немецкими «кондорами» воздушной эскадры люфтваффе дозор несли захваченные немцами американские «летающие крепости», и это давало командирам возможность делать все, что заблагорассудится. Несмотря на то что большинство преследуемых могли раствориться в толпе, многие немцы пребывали в постоянном ужасе. Ими владел страх как следствие многолетних полицейских репрессий и агитации вервольфов — стоять до последней капли крови.

Долгосрочные планы побегов были частью работы особого подразделения вервольфов немецких военно-воздушных сил. Предполагалось, что они сбрасывали молодых десантников за линию фронта. Также они упоминались и в планах побега, разрабатывавшихся Мартином Борманом. Организация «Вервольф» была еще одним его детищем. Он осуществлял политический и административный контроль над фольксштурмом, специфической народной армией, состоявшей из очень юных и совсем старых мужчин и женщин, вооруженных чешскими винтовками и однозарядными противотанковыми гранатометами «панцерфауст».

Гиммлер, проводя смотр первого из отрядов фолькс-штурма, заявил: «Новое движение сопротивления нанесет удар в спину союзников, — заявил он. — Добровольцы будут нападать подобно оборотням — вервольфам». Так впервые публично прозвучало название, позднее окутанное атмосферой страха и неопределенности.

Когда на немецкую территорию ступила нога иноземцев, понадобились надежные люди для крайне важного дела — переправки документов и ценностей в безопасные места. Решающим шагом в личных маневрах Бормана стало продвижение по службе здоровяка, впервые попавшегося ему на глаза в 1940 году и состоявшего в первой дивизии СС, числившейся в личной охране Гитлера, — Отто Скорцени. Его поставили во главе организации «Вервольф», отвечавшей наряду с прочими необычными операциями за осуществление прикрытия при перемещении основных ценностей. Генералу Рейнхарду Гелену было поручено военное командование организацией «Вервольф», но в 1972 году в разговоре со Стивенсоном он отрицал свою причастность к этому.

Гелен и Скорцени должны были одеть бойцов сопротивления в военную форму союзников. Также в их обязанности входило формирование и снабжение группировок, способных исполнять приказы, суть которых описана в письме Гиммлера шефу полиции «СС-Запад» генералу Карлу Гутенбергу: «Наставлять население, наказывать его за сотрудничество с врагом путем исполнения смертных приговоров».

Но какие бы планы ни строил относительно новой организации воспаленный рассудок Гитлера, окружавшие его преступники в атмосфере сумятицы и страха увидели превосходную возможность организации побега. Верхушка СС и гестапо, планировавшая уйти в подполье, имела в своем распоряжение униформу союзников, транспорт, продовольствие и оружие. Они могли бы получить помощь от своих соотечественников, находившихся в зоне союзной оккупации. Это казалось реальным, так как уже начиналась вселявшая ужас кампания против пособников врагу. Вервольфы карали за предательство Гитлера.

В полной мере было использовано слепое почитание фюрера, существовавшее среди молодежи. Молодым вервольфам предстояло стать частью войск, охранявших «национальный редут» вокруг гитлеровского дома в горах Берхтесгадена, больше известном как Альпийская крепость. Седьмая армия США докладывала, что там сосредоточено 200 тысяч опытных эсэсовцев и вервольфов. Защищаемая ими территория в Баварии, Австрии и части Италии составляла до 50 тысяч квадратных километров. Естественно, это место служило укрытием для бежавших за границу гитлеровцев.

Атмосфера неразберихи и ужаса помогла многим преступникам скрыться. Это хорошо иллюстрирует осуществленное вервольфами загадочное и устрашающее убийство бургомистра старого имперского города Аахена.

Аахен стал первым немецким городом, занятым иностранными завоевателями за последние сто лет. Чиновникам, помогавшим врагу, полагалось понести публичное наказание. По радио «Вервольф» постоянно передавали одну и ту же фразу: «Лучше быть мертвым, чем красным!», остававшуюся популярной еще многие годы спустя. Истинным врагом назывался большевизм, и нацисты всегда противостояли большевикам, а посему любой немец, помогавший врагам нацизма, считался предателем.

29 марта 1945 года было объявлено, что бургомистр Аахена Франц Оппенгоф казнен по приказу народного немецкого суда. Его убила девушка из объединения «Девы Гитлера» и шестнадцатилетний подросток. Они входили в отряд вервольфов, сброшенных с летающей крепости 252-й эскадрильи. Юноша, именуемый как «человек-П», был назван в честь генерала СС Ганса Пруцмана, поставлявшего детей из Прибалтики для «онемечивания». Впоследствии он терроризировал гражданское население Украины, занимая пост главы полиции группы армий «Юг» в Киеве. Еще до окончания 1941 года по его вине оказались уничтоженными 200 000 евреев.

Участь Оппенгофа не была связана с его личными убеждениями, типичными для сановников, считавшихся «не нацистами». Перед захватом города в Аахене сформировалась новая элита. По описанию британских секретных агентов, она состояла из «проницательных, волевых и агрессивно настроенных инженеров, юристов, технических специалистов, предпринимателей, промышленников и представителей духовенства… В последние десять лет правления Гитлера их зарплата составляла от семи до двухсот тысяч марок в год (что соответствовало уровню доходов среднего класса). Никто из них не пострадал при нацистском режиме и никогда ни словом, ни делом не противостоял ему».

Двенадцатая американская армия выделила из этой элиты Оппенгофа, и он стал бургомистром под контролем американцев. Его поддерживал епископ Ван дер Вальден, который, по словам капитана Сауля Падовера, профессора истории и сотрудника отдела психологической борьбы двенадцатой армии, «разделял точку зрения Оппенгофа, заключавшуюся в том, что американское военное правительство даст им время для восстановления экономики без вмешательства со стороны политических партий и профсоюзов. Они считали, что если бы США последовательно придерживались своих интересов, они бы присоединились к Германии в войне против Советского Союза».

Оппенгоф, юрист-католик, придерживавшийся правых взглядов, заявил: «Немецкий народ можно разделить на две части: тех, кто подчиняется, и тех, кто командует». Он видел, что до прихода Гитлера был хаос, когда сорок политических партий грызли друг другу глотки, и «если американцы разрешат деятельность политических партий, нам останется надеяться только на помощь с неба», — сказал новый бургомистр Падоверу.

Оппенгоф нанимал людей, придерживавшихся фашистских взглядов. Это оскорбляло демократическое мировоззрение Падовера: «То один, то второй повторяет лозунг и штампы, оставленные Германией после Версальского договора, затем один из них резко заявляет о том, что бедный рейх совсем стеснен и должен расширяться… Военные правительства назначают на важные должности людей, симпатизирующих нацистам, членов партии и немецких националистов, так как они являются единственными доступными специалистами. Они выглядят очень впечатляюще, обладая профессиональным опытом, сходным с тем, который имеют сотрудники американского военного правительства. Они ставят на второстепенные посты своих друзей, которые мыслят примерно так же. В итоге наше безразличие к складывающейся ситуации приведет к политической неразберихе». Вервольфы продемонстрировали, что они никогда не проявят слабости.

Спустя пятнадцать лет в Ганновере был арестован глава вервольфов — Гюнтер Вельтерс. Ему предъявили обвинение в неонацистской деятельности. Остальные лидеры вервольфов выжили, но их редко удавалось схватить. Во время союзной оккупации с ними обращались достаточно жестко. В зоне советской оккупации СМЕРШ расстреливала их без суда и следствия. По иронии судьбы Оппенгоф высказывал Падоверу именно их политические взгляды, говоря, что немецкой ментальности с ее «рабской покорностью» больше бы подошла тоталитарная система Муссолини или Франко.

Планы по организации «Вервольфа» возникли у Гелена в результате кабинетных размышлений. Он заявлял, что они основывались на разведданных по польскому сопротивлению. В эти планы входило создание тайных складов боеприпасов немецкой армии и сохранение важных документов, которые позволили бы возродиться военной верхушке. Впоследствии он утверждал, что эти приготовления были направлены против большевиков, которые всегда являлись главным врагом.

Военные грузовики неделями перевозили документы, имевшие значение для сохранения нацистского мифа, включая последнюю версию «Бесед Гитлера». Их копии на микропленке были помещены в банковские сейфы, откуда их извлекли лишь годы спустя, а к тому времени оригиналы уже выполнили свое назначение. Нацистская пропаганда ополчилась на предложение Генри Моргентау — превратить Германию в сельскохозяйственную страну. «Это разрушит немецкую промышленность! — возмущались выступавшие по радио «Вервольф». — Немцы начнут голодать или будут вынуждены эмигрировать в качестве рабов. Еврей Моргентау поет те же песни, что и евреи, сидящие в Кремле».

Покуда все новые мальчики пополняли ряды «людей-П», генерал СС Пруцман пытался прорваться в безопасное место, облачившись в лохмотья беженца. Гелен же обзавелся фальшивыми документами: «В этом не было ничего сложного для моего агентства разведки. Там сделали подложные приказы, подделали подпись гауляйтера. Гитлер строго запретил нам эвакуировать семьи, но для моей будущей миссии было крайне важно переместить жену и детей в Альпы». И он начал подготовку еще зимой. Вместе со Скорцени, выполнявшим сходные поручения, он спрятал в Альпийской крепости документы, которые так пригодились ему после прихода американцев.

В это время Мартин Борман находился в бункере Гитлера. Его союзник Эрих Кох, когда-то бахвалившийся тем, как он усмирит украинцев кнутом и водкой, зарезервировал ледокол, чтобы через Балтийское море бежать в Киль, где его, очевидно, должен был ждать Борман.

Деяния вервольфов и приготовления в Альпийской крепости, информация о намерении Скорцени убить Эйзенхауэра, а также радиозаявления, в которых пособникам оккупантов (русских) грозили повешением, — все это отвлекало внимание от Берлина, где в своем бункере Гитлер не особо готовился к военным действиям. Эйзенхауэр не мог игнорировать сообщения об Альпийской крепости. Впоследствии он писал: «Если бы мы дозволили, немцы втянули бы нас в длительную партизанскую войну… Целью организации вервольфов были терроризм и убийства». В Вашингтоне он получил от генерала Джорджа Маршала предложение о незамедлительных действиях по предотвращению формирования очагов организованного сопротивления. «Потенциально опасной считается горная местность на юге», — подчеркивал Д. Маршал.

Черчилль опасался каких-либо отклонений от курса, направленного на Берлин, и поэтому Великобритания резко возражала против любых изменений в плане, которые могли бы изменить облик Европы. Эйзенхауэр телеграфировал, что он сделает все возможное для ослабления Альпийской крепости прежде, чем она превратится в оплот вервольфов. Отовсюду поступали доклады о существовании школ вервольфов, и английская разведка оценивала число подростков, еженедельно обучавшихся под руководством офицеров СС, в пять тысяч. Появилась брошюра «Вервольф: основные положения для охотничьих отрядов», усиливавшая атмосферу всеобщего страха. На самом же деле главный вервольф Пруцман в это время торговался через датское подполье с британцами, в надежде получить охранное свидетельство в обмен на предательство своих друзей.

Легенды «Фогельфрай», возрожденные вервольфами, особенно подходили Борману. Это слово означает «свободный от птиц». Оно берет свое начало в средневековом кодексе отмщения, объявлявшем, что любой человек, признанный виновным, превращается во время охотничьего сезона в мишень. Молодой Мартин Борман после Первой мировой войны принимал участие в подобной охоте, творя самосуд над «ноябрьскими предателями» за их переговоры в 1918 году с союзниками. Средневековые мстители клялись собственной жизнью, что не посвятят в тайну своего святого дела «ни жену, ни детей; ни мать, ни отца; ни сестру, ни брата; ни огонь, ни ветер — ничто, существующее между небом и землей». Любой признанный виновным и отсутствовавший на ритуальном суде объявлялся «дичью», и любой мог его убить безнаказанно. В народном ополчении, к которому после 1918 года присоединился Борман, не пытались изображать благородство. Рыцарями становились дурно воспитанные вояки, а жертвами — заподозренные в сопротивлении бандам. Нацисты, возрождая фольклор, сделали из сочинителя баллады веррольфа — оборотня, который в германской мифологии находился под влиянием дьявола и обладал способностью превращаться из человека в волка и обратно.

Радиопередачи Геббельса и трансляции радио «Вервольф» были полны истерических предупреждений: «Бог уже не защищает наш народ… наступило царство сатаны… Жуткие злодейства творятся над нашими женщинами и детьми». Для мальчиков и девочек, некоторым из которых было всего девять лет, существовали тайные опознавательные знаки, а на домах тех, кому суждено было стать жертвой, рисовали руку ангела-волка. Геббельс разражался речами подобного рода: «Мы, вервольфы, считаем нашим высшим долгом убивать, убивать и еще раз убивать! Используя всю свою хитрость, мы будем красться по городам и деревням подобно волчьим стаям, бесшумно и таинственно под покровом ночи!»

Согласно данным SHAEF (главного штаба экспедиционных войск союзников), в ходе воздушной разведки в марте 1945 года было зафиксировано по меньшей мере двадцать мест и многочисленные пещеры вокруг Берхтесгадена, в которых велась подпольная деятельность. Аллен Даллес докладывал из своего наблюдательного пункта в Швейцарии, что фанатичные нацисты могут создать там последний оплот сопротивления. Он располагал свидетельствами о поспешных приготовлениях к сооружению горной крепости, которыми командовал генерал-майор фон Марцинкевич.

Борман изменил весь ход военных операций союзников, прибегнув к обманному маневру. Поддельная крепость давала убежище многим нацистам, строившим планы на будущее. Прежде чем отправиться в лагерь в качестве военнопленного, там можно было скрыть документы, обладая которыми можно было торговаться. Там скрывали бесценные полицейские сводки, награбленные иностранные акции и облигации, затаившись до тех пор, пока союзный ветер не начнет дуть в нужном политическом направлении. Там отсиживались те, кто был уверен, что в случае обнаружения его точно повесят. Все они собирались в Альпийской крепости, зная, что им некуда спешить. Прежде, чем поисковые группы союзников могли оказаться для них реальной угрозой, должны были пройти недели, а то и месяцы. По многим дорогам можно было пройти либо пешком, либо на вездеходе.

Спустя многие годы Эйзенхауэр продолжал требовать полномасштабного расследования этого дела. В то время, когда он был главнокомандующим союзных войск, паника достигла таких размеров, что его служба безопасности запрещала ему выходить за пределы парижской территории главного штаба экспедиционных войск союзников. Утверждали, что будто «Скорцени и воздушные силы СС намерены убить его». Впоследствии глава разведки Эйзенхауэра заявлял: «Поступали доклады о сбрасывающихся на парашютах вооруженных немецких десантниках, переодетых священниками и монахинями».

Данный маневр Бормана облегчил русским захват территории вокруг Берлина. Позже это стало одной из причин, по которым считалось, что Борман все время работал на русских. После ухода с поста главы западногерманской разведки Гелен настаивал на том, что Борман специально сделал все так, чтобы Берлин очутился в руках русских. Но не стоит забывать еще одно обстоятельство: Борман располагал недвижимостью на территории Альпийской крепости, которая вскоре стала резиденцией новой шпионской сети Гелена. Именно там он придумал отчет для американцев, в котором существование среди приближенных Гитлера советского шпиона подтверждал, ссылаясь на данные адмирала Вильгельма Канариса, «короля шпионажа» и бывшего главы абвера, немецкой военной разведки.

Что касается адмирала, то имеются свидетельства о его сотрудничестве с британцами. Но Канарис никогда не называл Бормана шпионом, хотя действительно заявлял, что Кремль получал сверхсекретную информацию, и это его крайне беспокоило. Канарис не был предателем. После падения Франции он предупредил британцев о готовящемся немецком вторжении, но сделал это в надежде предотвратить столкновение с извечным сильным противником. К тому же он все еще надеялся создать западный блок против Советского Союза. Тайны инициатив Канариса заключены в его дневниках, полностью еще не опубликованных.

Борман принял решение остаться с фюрером. Позднейшие исследования, направленные на изучение образа мышления Бормана, пролили свет на его скрупулезную разработку весьма интересных концепций. То, что на первый взгляд представлялось безумными схемами, Борман исполнял с таким хладнокровием, что он заработал репутацию бесчувственного тупого крестьянина. Он упорно добивался письменного распоряжения фюрера о назначении его на пост министра партии. Все остальные кадровые перестановки ничего не значили! Он совершенно спокойно отнесся к назначению пропагандиста Геббельса, этого мелкого безумца, рейхсканцлером, ибо знал, что Геббельс будет мертв не позднее, чем через несколько часов после того, как Гитлер составит свое завещание.

Почти все, кто наблюдал за его действиями, ненавидели его, но это была та ненависть, что порождает страх, а потом и подчинение. Он методично уничтожал остававшихся врагов: после смерти Гитлера — смерть Геббельса, превратившегося в лакея Бормана и уже не способного ни на что полезное. Далее было подготовлено смещение Гиммлера. «Новое предательство!!! — телеграфировал Борман гитлеровскому наследнику Деницу еще до того, как Гитлер умер. — Гиммлер предлагает сдаться… Необходимо срочно принять самые жесткие меры…». Смерть уготована и заклятому врагу — Герингу. «Вы знакомы с интригами, которые плел Борман, чтобы меня уничтожить?» — скорбно вопрошал Геринг Деница. Необходимо было упаковать и спрятать ценные документы и записи, сделанные Борманом на первом этапе саги о национал-социалистической трансформации мира. Ганна Райч видела, как он «отражал на бумаге величественные события, дабы сохранить их в вечности», прежде чем похитить все документы. Прежде, чем выбраться из развалин, Борману нужно было свести кое-какие счеты.

Развалины в Берлине кое-кто до сих пор называет «собранием произведений Гитлера». Там были просто горы обломков, семь миллионов квадратных метров руин. В войне погибли восемь миллионов немцев. Некоторые особо чувствительные души до сих пор чувствуют в Берлине зловоние. От бывших восточной и западной зон к небесам возносится запах оперной трагедии и вареной капусты.

Непредвзятый исследователь все еще может обнаружить удивительные детали, меняющие взгляд на официальную историю — примером может служить случай с Артуром Аксманом.

Кто видел Бормана последним? Кто утверждал, что Борман погиб? Артур Аксман — единственный свидетель, на которого ссылаются все, кто заявляет, что Борман погиб под огнем утром 2 мая 1945 года. В свое время эксперт по нацистской Германии Хью Тревор-Ропер комментировал это следующим образом: «Верить Аксману или нет — дело вкуса… Если у него имелась цель — защитить Бормана, самым естественным было бы сделать ложное заявление о его смерти».

Берлинец Артур Аксман являлся главой отрядов гитлерюгенда, брошенных на защиту Берлина. События, происходившие, когда ему было тридцать два года, живы в памяти, будто все случилось только вчера. Места, названия которых мелькают во всех книгах, написанных об этом периоде, для него являлись территорией повседневной жизни.

Его описание ночной бомбежки Берлина отличается живыми подробностями. Он заявляет, что не могло быть и речи о беспечной вылазке Бормана из гитлеровского бункера, даже если бы русские не взяли его на мушку. «Вам нужно быть солдатом, чтобы понять, что русские не просто болтались по Берлину. Они вступали в город, который символизировал все, что они ненавидели, с такой же одержимой свирепостью, с какой мы атаковали Сталинград — не ради его стратегической ценности, но чтобы разрушить его как символ. Русские слышали наши радиопередачи и знали, что Гитлер в Берлине. Также они знали о том, что англичане и американцы верят докладам о последнем редуте в Баварии. Они не торопились вступать в город, но были беспощадны. Они стреляли во все, что двигается».

Так, значит, Бормана могли убить? В свои пятьдесят девять лет Аксман был уже не столь в этом уверен. Он полагал, что видел труп Бормана бок о бок с телом личного хирурга Гитлера доктора Людвига Штумпфеггера. Их убило взрывом на мосту над железнодорожными путями, ведущими к станции Лертер. Теперь он припоминал лишь, что в ночной темноте он прошел мимо двух мужчин, лежавших среди многих других мертвых и умиравших. Позднее ему говорили о радиопередачах Штумпфеггера из Советского Союза.

В ту ночь он отправлялся в Альпийскую крепость, зная, что там не увидит никаких укреплений. Но получив инструкции, должен был присоединиться к одному из отрядов гитлерюгенда, скрывавшемуся в горах. Ему повезло меньше, чем остальным, нашедшим прибежище в Италии, но тогда он и не собирался бежать из Германии. Его личное дело было чистым, и он мог лучше послужить общему делу, оставшись на родине.

Первые сомнения в истинности рассказа Аксмана появились в 1965 году, когда была предпринята попытка найти тело Бормана. Поиски основывались на том, что берлинское почтовое отделение № 40, расположенное на станции Лертер, сообщило госпоже Гертруде Штумпфеггер о гибели ее мужа. Говорилось, что были посланы четыре железнодорожника, чтобы похоронить его вместе с трупом коренастого невысокого мужчины в Выставочном парке. Парк перекопали, но не обнаружили ничего, что подтвердило бы эти сведения, и уж точно не было найдено тело Бормана. В ходе второй попытки в 1973 году нашли черепа и кости, к которым общество отнеслось с сомнением.

Вырисовывалась следующая версия. Аксман, ревностный нацист, занимавший ответственный пост в гитлерюгенде, преемник старого друга Бормана — гомосексуалиста Бальдура фон Шираха, поспешно отправился в Альпийскую крепость, преодолев путь в шестьсот километров, пролегавший по чрезвычайно опасной территории, занятой армиями противника. Он двигался очень быстро, зная, что Гитлер мертв, а Германия находится на пороге капитуляции. Он направлялся туда, где собирались остальные люди, объявленные в розыск за военные преступления. Ко времени, когда там оказались эти преступники, союзники уже знали, что не существует крепости, откуда Гитлер мог бы командовать партизанскими армиями в новой войне, способной продлиться годы. Гитлер был в Берлине и был мертв. Борман исчез. Солдаты союзных армий расслабились.

Аксман знал о путях отступления, проложенных в Альпах. Ему было известно о том, что вервольфы и Альпийская крепость созданы, чтобы сыграть основную роль в кампании по обману противника. Он знал, что Борман будет двигаться в противоположном направлении — к северо-западу Германии, к большим докам подводных лодок Фленсбурга. Аксман не сделал ничего настолько дурного, чтобы попасть под международный трибунал, и ему не было нужды бежать. Он оказался очень полезен в качестве приманки. После войны Аксман стал удивительно преуспевающим бизнесменом, учитывая то, что он открыл свое дело довольно поздно. То же самое произошло и с Ширахом: отсидев двадцать лет за преступления против человечества и покинув тюрьму в Шпандау, он занялся прибыльным издательским делом. Оба лидера гитлерюгенда проявили полную лояльность и заслужили свою награду.

Мартин Борман вряд ли предвидел то, как будет использоваться часть недвижимости, принадлежавшая ему в баварском убежище, попавшая в его руки после побега Гесса в Англию. Впоследствии, когда его коллег повесили, она перешла во владение союзной миссии. Речь идет о «Белом доме» и окружавшем его поселке в Пуллахе, примерно в десяти километрах к югу от Мюнхена. Семья Бормана использовала старый дом Гесса для приема гостей. В поселок приезжали отдыхать и развлекаться офицеры, служившие в концентрационном лагере Дахау.

После исчезновения Бормана в Пуллахе обосновался генерал Гелен со своим штабом разведки. Его деятельность финансировалась Западом и направлялась против советских интересов. В старом особняке Бормана над дверью германский орел держал в когтях обломки, оставшиеся от свастики. В саду скульптуры изящных молодых людей, которыми когда-то любовался Гесс, покрылись зеленой плесенью. Но на стене обеденного зала Гелена сохранились изображения пышных блондинок, соответствовавших нацистским представлениям о немецких женщинах. Над домом реял американский флаг, на воротах на медной табличке была выгравирована дезориентирующая надпись: «Южно-немецкая компания утилизации промышленных отходов». Охранники, одетые баварскими егерями, в кожаных шортах и вышитых подтяжках, патрулировали вдоль высоких стен и нового забора, находившегося под напряжением. Бывший учебный центр гитлерюгенда превратился в школу разведчиков.

Спустя год в Пуллахе по проекту Гелена возвели крепость, где большая группа специалистов занималась исследованием советских секретов и заговоров. Все это финансировалось США. Некоторые люди, покинувшие это агентство, рассказывали, что в то время Гелен стал как бы эхом Гитлера — не только в том, что касалось внешнего сходства, но и в склонности к грандиозным планам. В крепости существовало три уровня подземных бункеров. Сейфы были обиты сталью и обложены бетоном. Дома приспособили под нужды сотрудников, чьи выходы за пределы крепости, кроме как по делу, не приветствовались. С жителями деревни их семьи не общались. Двери и ворота в стенах Пуллаха управлялись при помощи электрических реле. За посетителями наблюдали через телекамеры и вели запись на пленку.

Став частью федерального немецкого правительства, организация Гелена все же продолжала получать основную часть финансирования из американских источников. Комитет свободной Европы оплачивал пропагандистские трансляции радиостанции «Свободная Европа», при этом ее спонсорами выступали главы крупнейших и уважаемых американских компаний. Гелена с этой новой «игрушкой» связывал бывший руководитель отрядов штурмовиков — Петер Фишер, работавший под псевдонимом «майор Фидлер». Во время войны он разработал технологию радиообмана для поимки британских агентов, забрасываемых в страны Бенилюкса с воздуха. Его начальником в то время был майор СС Йозеф Шрейдер, хваставшийся, что от него не уйдет ни один человек, причастный к голландскому движению сопротивления.

Радио «Свободная Европа» на момент начала вещания в 1950 году находилось в парке в центре Мюнхена. Со временем возникла целая сеть радиопередатчиков, транслировавших на территории всего Советского Союза и маоистского Китая антикоммунистическую информацию вперемешку с развлекательными программами.

За назначением Гелена стоял американский консул по защите от коммунистической агрессии, американские друзья Российской свободы и прочие «гражданские» сообщества.

Когда глава бывшей нацистской разведки Шелленберг понял, что его главный соперник Гелен не собирается нанимать его на службу в новую американо-немецкую разведку, он начал активнее сотрудничать со своими британскими тюремщиками. Он рассказал им немало интересного о доступных немцам устройствах и приспособлениях. В них входил радиопередатчик размером с пачку сигарет, имевший маленький диск с тремя кнопками. Агент нажимал первую кнопку и наговаривал свое закодированное сообщение, которое записывалось на магнитную пленку внутри коробки. Затем он задействовал вторую кнопку, и когда она загоралась ярким светом, это означало, что аппарат настроился на нужную частоту. При помощи третьей кнопки осуществлялась высокоскоростная передача информации, занимавшая, по словам Шелленберга, всего лишь три пятых секунды, время, слишком малое для перехватывающих устройств. Такие передатчики очень пригодились беглецам, перемешавшимся по Европе, оккупированной врагом. Из досье их снабжали именами и адресами «друзей» на нейтральной территории.

Вальтер Шелленберг описывал обстановку своего кабинета в военное время: «Повсюду были микрофоны, спрятанные в стенах, под столом, даже в одной из ламп, и каждый разговор, любой звук автоматически записывался… Стол напоминал небольшую крепость. Он имел встроенные автоматы, которые могли усыпать пулями всю комнату. В случае опасности оставалось только нажать кнопку, и автоматы начали бы стрелять. Одновременно с этим включалась сирена, и охрана окружила бы здание, перекрыв все входы и выходы… Отправляясь за границу, я вставлял искусственный зуб, в котором находилось достаточно яда, чтобы убить меня за полминуты. Для пущей надежности я всегда носил перстень-печатку, в котором под большим голубым камнем была спрятана золотая капсула, содержавшая цианистый калий».

Система документов, разработанная главой нацистской разведки, была своеобразным шедевром. Существовали записи о психологических особенностях друзей и происхождении каждого представителя союзников, чье имя когда-либо упоминалось в военных донесениях или отчетах иностранной разведки. «У нас были досье на каждого агента, сотрудника, работника штаба, включавшие сведения относительно мотивов, побудивших их сотрудничать с нами, — говорил Шелленберг. — Мы могли выбрать имя какого-либо лица в Стамбуле и через минуту при помощи перекрестных ссылок получить информацию обо всех его связях и человеческих слабостях». Имелась сложная циклическая цепочка индексированных документов, которые моментально снабжали исследователя всей информацией по той или иной проблеме.

Эта система, ставшая прототипом современных компьютеризированных банков данных, использовалась и Геленом. Ее содержимое было тщательно изучено еще до конца войны в ODESSA.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.