Последнее путешествие Пржевальского

Последнее путешествие Пржевальского

Одиннадцать лет жизни провел в странствиях великий русский путешественник, почетный член Петербургской Академии наук, генерал-майор Николай Михайлович Пржевальский (1839–1888), преодолевший 31 500 километров по степям, пескам, тайге, горным тропам. Научные материалы, собранные им в Уссурийском крае и Центральной Азии, по сей день не утратили актуальности, и сведения, содержащиеся в его обширном архиве, еще долго будут служить надежным маяком для тех, кто отправляется на поиски неизведанного, а если добьется выдающихся результатов, сможет претендовать на одну из медалей его имени – серебряную, учрежденную в 1891 г., и золотую – в 1946-м.

Оставив в стороне то неоценимое, что сделал Николай Михайлович для государства Российского, остановимся на малоизвестных фактах биографии ученого, породивших в душе его «горячечную страсть», стремление доказать существование невероятного, что и спровоцировало его кончину в расцвете сил, как сказано в одном из некрологов, он пал, надорвавшись под тяжестью разочарований и неясных целей.

Современникам Пржевальского, входившим в его экспедиционный отряд, цели, кажущиеся неясными непосвященным, были абсолютно ясны. Путешественник не отступил перед труднейшей задачей: найти на дне тянь-шаньского озера Иссык-Куль (на территории нынешней Киргизии) древний город – «побратим» легендарного российского града Китежа. Пржевальский мечтал доказать реальность государства-поселения, ускользающего от праздного греховного человечества. И не случайно писатель П.И. Мельников-Печерский, увлеченный былинами о потаенных городах неизреченного света, предложил такую гипотезу: «Цел город до сих пор. Цел град, но невидим… Откроется перед страшным Христовым судом».

Пржевальский, впрочем, таинственный иссык-кульский град видел, о чем свидетельствует одно из его писем: «Никто не возьмется определить, сколько по миру разбросано недоступных нашему зрению городищ для праведников – этих средоточий гуманных мыслей, человеколюбия, мудрости. В России монахи сказывают о Млевских неприступных подземных монастырях в Тверской губернии, о Кирилловой горе возле Городца, под сводами которой обитают незримо и неощутимо наставляющие и опекающие нас всезнающие старцы. Возьмем еще алтайский народец чудь, богоизбранный и богоравный… И вот здесь в азиатской горной глуши, в синей озерной воде, которой киргизы излечиваются от туберкулеза, с плота видели мы не раз хрустальные купола высоких кубически очерченных строений, видели колышущиеся дерева, под стать ископаемым земным. Видели людей в самоходных приспособлениях для передвижения. Эти невероятности возможно созерцать, ежели солнечные лучи падают на спокойную водную гладь под углом 45 градусов, и вода в верхних слоях утрачивает естественную свою голубизну, делаясь белою, как молоко».

Третье путешествие Пржевальского по Центральной Азии (1879–1880)

Далее ученый повествует о вовсе невероятном, утверждая, что ни о каком обмане зрения, ни о каких миражах не может быть речи. Речь может идти лишь о непривычном физическом эффекте: в деталях город света неизреченного позволяло разглядеть второе после привычного нам Солнце, подвешенное над строениями и… «невероятно высокая концентрация серебра, растворенного в этих водах».

Координаты месторасположения чудесного города Николай Михайлович не указывает: «Убедившись самолично в том, что не ошибаюсь, вправе таиться, чтобы не заподозрили в болезненных озарениях, в сказительстве».

Монахи-уйгуры, обитающие в деревянном монастыре на северном берегу Иссык-Куля, уверяли Пржевальского и его спутников в том, что донный город святых лучше всего просматривается с предгорий и не во всякое время, а чаще – на закате в середине июля, когда воздух холоден, а вода тепла.

Пржевальский, чуткий к стороннему мнению, дождался заветных дней и с предгорий в зрительную трубу вновь увидел город-загадку. Не только ему, но и тем, кто разделял с ним наблюдения, показалось, что величественные постройки обратились в руины, что уцелели лишь деревья, что никаких людей, никаких самодвижущихся повозок нет. Только подводное солнце освещает некий гигантский пузырь, вобравший в себя городище праведников.

Как понимать эти метаморфозы? Монахи-уйгуры ничуть не удивились. Сказали: «Можно видеть все, что угодно, да войти без приглашения нельзя». Они же предупредили о том, что если Пржевальский продолжит попытки открыть запретные врата, то непременно умрет.

Поручик И.А. Луковников, картограф экспедиции, дополнил разговор Пржевальского с уйгурами интересной деталью. Николай Михайлович будто бы возразил, что еще не настолько стар, чтобы желать смерти. Монахи ответили:

– Человек умирает не когда старый, а когда спелый. Нам сдается, что твое время, мудрейший, пришло…

Пржевальский рассмеялся:

– Негоже человеку разумному праздновать победу в дни поражений. Не отступимся. Будем искать. Найдем подводный город…

Увы, технические приспособления, которыми располагал отряд Пржевальского, оставляли желать лучшего: несколько сетей для траления дна, ограниченный запас пенькового каната и пять кованых кошек-якорей… Потому-то работы по тралению вели лишь на мелководье, где смутно просматривалось что-то каменное, возможно, рукотворное. В результате из развалин подняли покрытые растительным орнаментом черепки древней посуды, обработанные руками человека куски гранита и что-то стеклоподобное, похожее на цилиндр, вероятнее всего, естественного происхождения. С точки зрения археологии находки, безусловно, представляли интерес. Однако Николай Михайлович был разочарован: «Над этим морем-озером, судя по поднятым останкам, вечно суждено витать теням бесчисленных цивилизаций, зарождавшихся и погибавших здесь. Конечно, этого мало, до обидного мало, что привело к вынужденному пределу – смотреть, коли повезет, сквозь водяные толщи на чудный живой город, одухотворяющий чудесные живые воды озера. Представляется мне, что не покину эти места».

И.А. Луковников, остававшийся с Пржевальским до последнего его вздоха, в 1901 г. вспоминал: «Монтень говаривал, что только безумец судит о том, что истинно, а что ложно на основе скудных человеческих познаний. Пржевальский, уверен я, знал все, что дано знать смертному. Не знал он дня своей кончины, да и к лучшему это! Но ему, знаю, был в точности указан роковой день человеком, явившимся в рясе православного священника. А вдруг мытарь этот на самом деле отряжен богоизбранными иссык-кульского Китежа? Что же, Пржевальский поверил? Не знаю. Знаю, было вручено ему такое, что смертным рано знать, что унес он с собою в могилу».

Легенда о том, что самшитовый футляр со свитком, на котором начертана самая важная для человечества тайна, переданная посланцами подводного города и замурованная в гранит памятника великому путешественнику, установленного на берегу Иссык-Куля, недалеко от его могилы, оказалась настолько живучей, что вплоть до 1920 года не прекращались попытки разрушить постамент. Напрасно: каждая массивная плита проложена листами свинца – монолит не берет даже взрывчатка…

И все-таки, что рассказал Николаю Михайловичу человек, выдававший себя за православного священника? Какую тайну открыл? Если верить И.А. Луковникову, он сказал одно: «Удел смертных и бессмертных врозь идти, вместе быть». До откровения великой тайны это явно не дотягивает.

Может быть, разумнее прислушаться к самому Пржевальскому: «Познающие озеро непременно замечают, что долгое пребывание на его берегах подменяет разум ослепленностью, ибо пространство властвует, пространство духовно. Воды торят вход в беспредельность неизреченного света».

Этот вывод путешественника взяли на вооружение современные поисковики. Начиная с 1980-х гг. их деятельность на Иссык-Куле активизировалась. Появились обнадеживающие результаты. Но это уже другая тема.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.