Глава 2 Время правления «Мудрых министров»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 2

Время правления «Мудрых министров»

Для историка политики и для историка философии ключ к вопросу о том, как определять период с 538 года до н. э. (когда Конфуций в возрасте пятнадцати лет впервые устремил свои помыслы к учению) до 523 года до н. э. (когда он в возрасте тридцати лет наконец приступил к формулировке собственной концепции), когда складывались взгляды Конфуция, лежит в смерти Цзы Чаня, первого министра княжества Чжэн, в 522 году до н. э., когда Конфуцию был тридцать один год. Чжэн было одним из государств центральной равнины, и смерть его министра, мудрого администратора, имела глубокое значение для периода обучения Конфуция, когда он отличался особой восприимчивостью.

Рядом с Цзы Чанем, чье имя из-за его эрудиции было известно во всем Китае, следует поставить Янь Ина, ученого и первого государственного деятеля Ци, могущественного государства на востоке, с севера граничившего с Лу, чьим именем был назван трактат по искусству управления государством «Янь-цзы Чуньцю». Кроме того, в Цзинь, княжестве, которое в то время было главой конфедерации равнинных государств, жил Шу Сян – фактически он не занимал никакой должности, но все же был влиятельным советником в делах управления. Время, когда эти мудрые и достойные администраторы контролировали политику городов-государств центральной равнины, было одним из славных моментов политической истории Древнего Китая. Его вполне можно назвать эпохой «достойных министров». Сначала, в 554 году до н. э., за два года до рождения Конфуция, Цзы Чань занял незначительный пост в правительстве Чжэн. Умер он в 522 году до н. э., как раз в то время, когда Конфуций начал претворять в жизнь свои идеи. Период формирования взглядов Конфуция точно совпадает со временем государственной службы этого знаменитого министра.

Общей характеристикой трех мудрых администраторов – чжэнского Цзы Чаня, циского Янь Ина и цзиньского Шу Сяна – было то, что все они родились в довольно слабых знатных семьях. С начала периода Чуньцю в Чжэн участились внутренние беспорядки, связанные с проблемой престолонаследия, и реальный контроль над княжеством перешел к аристократическим кланам, из которых избирались самые высокопоставленные чиновники государства. Привилегия предложения кандидатов на пост первого министра была строго ограничена семью родственными семьями, которые назывались «Семь My» и происходили от чжэнского Му-гуна. Цзы Чань также происходил от Му-гуна, но влияние его семьи было несравнимо с влиянием семей Сы или Лян, которые имели право выдвигать кандидатов на должность премьера.

В Ци первого министра в это время избирали из влиятельных семей Цуй, Цин и Чэнь. Семья Чэнь постепенно усилилась путем браков с двумя более старшими семьями. Семья Янь, из которой происходил Янь-цзы, принадлежала к иноземному роду, жившему на морском побережье в восточной части провинции Шаньдун. Это была действительно скромная и обедневшая семья. В Цзинь на должность первого министра имели право представители шести кланов (они назывались «шестью чиновниками») – Хань, Вэй, Чжао, Фань, Чжунхан и Цзи. Шу Сян родился в княжеском клане Яншэ, который вел происхождение от древнего правителя Цзинь. Влияние семей, родственных правящему дому Цзинь, долгое время оставалось небольшим, и в то время они были на грани пресечения рода. Шу Сян, видимо, был их последним представителем перед тем, как они погрузились в полную неизвестность.

Вполне может возникнуть вопрос, каким образом три этих отпрыска слабых и незначительных семей, Цзы Чань, Янь-цзы и Шу Сян, смогли занять важное положение и оказаться на должностях, с которых велся контроль над управлением их государствами. В политической истории периода Чуньцю это было крайне важным явлением, которое можно объяснить по-разному. Тем не менее, на мой взгляд, эту ситуацию вызвало состояние временного равновесия общественных сил в середине периода Чуньцю. С самого начала периода Чуньцю реальная власть в правительстве городами-государствами постепенно перешла к сильной аристократии – к шести семьям в Цзинь (так называемые «шесть министров»), к трем семьям («Трем Хуань») в Лу. Фактически это было переходом к олигархии. Однако к середине периода Весен и Осеней между этими знатными и высокопоставленными семьями разразилась жестокая борьба за власть, и в ходе постоянно возникающих внутренних восстаний многие из этих родов пресеклись.

Среди оставшихся аристократических семей сложилась ситуация, в которой знатные семьи, стремясь прекратить возникавшую среди простых людей панику и продлить период внутреннего спокойствия, согласились избирать на должность первого министра представителя нейтральной партии. Надеялись, что его нейтралитет в междоусобицах будет способствовать большей стабильности и последовательности в управлении государством. Наиболее подходящими кандидатами для выполнения таких посреднических функций сочли людей из старых знатных семей, чье влияние никогда не было очень сильным и откуда ранее не избирали первых министров. Некоторые представители таких семей сочетали в себе политическую проницательность с обширной общей образованностью. То, что Цзы Чань, Янь-цзы и Шу Сян, выходцы из небольших и слабых семей, смогли занять ключевые государственные должности, объяснялось состоянием равновесия власти противоборствующих знатных семей всех этих государств.

Именно так люди, подобные Цзы Чаню и Янь-цзы, оказались на должностях, на которых они могли приобрести популярность и поддержку в народе и контролировать управление своими государствами. Их слава и популярность распространились за пределы их собственных государств, и они на самом деле получили возможность оказывать некоторое влияние на международной политической арене. Шу Сян был советником в Цзинь, лидере союза государств. Янь-цзы был первым министром в Ци, государстве, которое раньше возглавляло союз государств центральной равнины. Однако Чжэн, государство Цзы Чаня, был маленьким и слабым, ни в каком отношении не сравнимым с Цзинь и Ци, и то, что голос первого министра такого княжества стал настолько весомым в международных политических делах, было крайне неожиданным. Сян Сюй, первый министр Сун, незадолго до выдвижения Цзы Чаня пользовался большим влиянием в области дипломатии в Китае эпохи Чуньцю, а Сун, как и Чжэн, было маленьким княжеством на центральной равнине. При внимательном изучении международного положения того времени становится ясной причина, по которой главы правительств таких маленьких и по видимости незначительных государств смогли сделать ощутимым свое влияние в международной дипломатии.

В это время города-государства (так называемые двенадцать государств периода Весен и Осеней) делились на две большие, сильные группировки. На севере находился союз Цзинь, а на юге – союз, который возглавляло Чу. На протяжении всего периода Чуньцю между двумя этими конфедерациями шла непрерывная жестокая борьба и сохранялось почти предопределенное противостояние. Тем не менее, непосредственно перед временем, о котором мы сейчас говорим, в 546 году до н. э., по инициативе Сян Сюя, прославленного министра Сун, княжества, ставшего неизбежным пунктом столкновения интересов двух группировок, разные государства Китая, устав от долгих лет варварских вторжений и войн, созвали мирную конференцию. В ходе этих переговоров два союза заключили соглашение о прекращении междоусобных военных действий.

К несчастью, оно было нарушено меньше чем через десять лет, и вновь началась захватническая война. Однако международное положение стало более устойчивым, чем до соглашения: опасность развертывания крупномасштабных военных действий немного уменьшилась, что возвещало начало периода относительного спокойствия. Сохранение равновесия между коалициями Цзинь и Чу сформировало базис для таких условий, и именно усилиями меньших государств, таких, как Сун, Чжэн и Чэнь, чья территория лежала на равнине, где встречались сферы влияния двух сил, эта международная ситуация была правильно использована, а на два лидирующих государства оказано умелое воздействие.

Был достигнут компромисс, который затем привел к периоду относительного спокойствия. Вначале предпринял шаги в этом направлении первый министр княжества Сун, Сян Сюй. Чжэнский Цзы Чань еще более талантливо распорядился состоянием равновесия между двумя коалициями, созданным его предшественником, и сыграл ключевую роль на совещании равнинных княжеств. Непосредственным результатом временного баланса сил было то, что Цзы Чань стал репрезентативной фигурой периода управления мудрых и достойных министров в истории государств центральной равнины.

Оказавшись в такой ситуации, Цзы Чань первым делом поставил себе целью воспользоваться миром для восстановления экономики в Чжэн, поскольку государство было полностью истощено постоянными внутренними беспорядками и сменяющими друг друга набегами и вторжениями государств цзиньской и чуской коалиций. При той политике примирения между ними, которую вело Чжэн, этому княжеству пришлось предложить дань каждой из коалиций. Цзы Чань находился во главе делегаций, направленных в государства – лидеры коалиций, и его эрудиция и красноречие привели к уменьшению этого бремени до абсолютного минимума. Тем не менее тот минимум, по поводу которого было достигнуто соглашение, все же следовало уплачивать, и для этого Цзы Чань в первую очередь привел в порядок межи и границы, ввел дополнительные налоги на имущество и принялся поощрять бережливость. Используя полученный таким образом избыток, он стал планировать увеличение урожайности. Однако для интенсивного и стабильного осуществления его мер по экономическому восстановлению было необходимым подкрепление этой политики со стороны закона. Вводя в действие свои законы, он велел начертать их на отлитых заново бронзовых сосудах – таких, какие использовали на праздниках в честь предков. Этот поступок был важным нововведением, так как это стало первой формой кодифицированного закона в Китае.

До того в городах княжеств периода Чуньцю, которые были сформированы на клановой основе, все административные проблемы, общие для разных кланов, решались на собрании ведущими семьями наиболее важных кланов. Исполнение принятого таким образом решения гарантировалось контрактом, заверенным кровью знатных людей, принадлежащих к каждой из сторон. Преступления, затрагивавшие членов одного клана, входили в юрисдикцию самого клана, но любое правонарушение, затрагивавшее разные кланы, становилось поводом для такого собрания и в большинстве случаев улаживалось посредством выплаты компенсации. Для разрешения споров, касающихся двух и больше кланов, писаного закона не было.

Такие процедуры, оставлявшие большое пространство для автономии клана, были идеализированы позднейшими конфуцианцами, которые называли их «добродетельным правлением», в то время как вынужденное повиновение писаному закону, введенное Цзы Чанем, косвенно осуждалось – его называли «легизмом». Идеалистические и теоретические словесные битвы такого рода возникли намного позже, и все же эта разработка зафиксированного письменно свода законов привела к серьезному волнению среди аристократов княжеств центральной равнины. Передают, что Цзы Чань получил сообщение с протестом от Шу Сяна, выдающегося государственного деятеля из Цзинь. В этом сообщении Шу Сян отстаивал принцип клановой автономии внутри системы аристократического управления города-государства.

Как бы то ни было, чтобы поддержать мирные отношения Чжэн с другими государствами, и особенно с лидерами двух коалиций, было необходимо обеспечить государственный доход, достаточный для уплаты дани. Для этого жизненно важным было увеличение урожайности, дальнейшее преобразование системы налогообложения и введение механизмов взимания налогов с основной массы населения, не считая членов главных кланов. Чтобы простой народ узнал о его административных мерах, единственным доступным для Цзы Чаня средством был разрыв с давно существовавшей традицией клановой автономии и учреждение его кодифицированных законов, которые провозглашались публично. Сначала революционные меры Цзы Чаня встретили враждебность народа его собственного государства и неодобрение людей из других княжеств, но через три года, когда было достигнуто повышение урожайности, прежняя недоброжелательность обратилась в восхищение и поддержку.

Чтобы способствовать экономическому процветанию, Цзы Чань провел размежевание земель в Чжэн и приступил к осуществлению политической и экономической революции, распространяя кодифицированные законы и отрицая принцип клановой автономии. Поэтому он выглядел человеком, подвергшим серьезной критике освященную веками теорию управления городом-государством потомственной аристократией. Разумная революция Цзы Чаня, сторонника прогресса в политической сфере, соответствовала его рационалистическому осуждению традиции в сфере мысли.

Я уже объяснял, что города-государства Древнего Китая были общинами, сформированными с целью совместного отправления религиозного культа. В таких общинах не делали различий между функциями церкви и государства, между управлением и религией. Управление следовало осуществлять в соответствии с волей Неба, и отсюда возникала проблема – как эту волю узнать. Вера в персонифицированное и обожествленное Небо по большей части рухнула в ходе периода Чуньцю, и ее в какой-то степени заместило представление, согласно которому Небо не было индивидуализированным или подобным одному человеку; воля Неба должна была проявляться в воле всего человечества.

В других местах, тем не менее, сохранялось верование, согласно которому волю духов можно познать при помощи магических искусств и практик. Во времена правления династии Инь процветало магическое искусство гадания по черепашьим панцирям. В ходе такого гадания волю Неба определяли посредством изучения трещин, которые появлялись на панцире черепахи после его нагревания. Гадание по черепашьим панцирям было унаследовано также домом Чжоу. Даже во времена Чуньцю оно оставалось частью традиции до такой степени, что принятие решений об объявлении важной войны или о выборе полководца находилось в тесной связи с указаниями гадания по панцирям. Помимо хлопот, связанных с хранением и подготовкой черепашьих панцирей, существовало и дополнительное неудобство, вызываемое процессами сгорания. Неудивительно, что в действительности применение таких гадательных методов в связи с государственными делами было ограничено самыми важными для сообщества делами, такими, как решение объявить войну.

Бок о бок с гаданием по черепашьим панцирям существовало другое магическое искусство гадания по тысячелистнику. Для этого метода решающим было количество очищенных и заточенных стеблей тысячелистника, которые доставали из пучка. Изначально этот способ считался дополняющим гадание по черепашьим панцирям. Однако постепенно он развился в отдельное искусство, полностью независимое от гадания по панцирям, и в период Чуньцю, поскольку операции со стеблями не влекли таких сложностей, именно гадание по тысячелистнику стало чаще применяться для выяснения сущности воли Неба. Извлечение палочек из пучка, решение спорного вопроса при помощи получившейся цифры, запутанные вычисления, основанные на постоянных числах календаря (числе месяцев в году или дней в месяце), и выдуманная связь между этим искусством и движением небесных тел – все это делало гадание по тысячелистнику более искусственным в его мистицизме, чем простое предсказание воли Неба при помощи изучения появляющихся на нагретом черепашьем панцире трещин. Гадание на панцирях тоже было формой мистицизма, однако оно еще сохраняло естественность. Более удобное гадание на тысячелистнике было соединено с учением о числах, быстро развивавшимся из-за своей связи с календарем. В сфере такого преобразованного гадания возникла необходимость более точных методов вычисления, и на этой базе произошло становление образно-числовой метафизики. Но как бы ни развивалось это искусство, каким бы математизированным ни становилось, в той мере, в какой использовалось для выяснения воли Неба, оно оставалось разновидностью магии.

Кроме того, как проявления воли Неба интерпретировались солнечные затмения, явления природы – ветер и дождь, поведение животных, например особенности полета птиц или нашествия саранчи, и даже некоторые следствия человеческой деятельности, например пожары. Любой необычный феномен природного или человеческого мира рассматривался как предзнаменование кары, которой Небо собиралось подвергнуть род человеческий.

В 524 году до н. э. свирепый ураган обрушился на центральную равнину, и вслед за этим четыре государства, включая Сун и Чжэн, были охвачены разрушительным пожаром. За год до этого главный гадатель княжества Чжэн предсказал этот пожар, основываясь на астрономических наблюдениях. Он настоятельно просил первого министра Цзы Чаня попытаться предотвратить бедствие при помощи немедленного и длительного жертвоприношения, но последний отказался, проигнорировав данный ему совет. После пожара, когда главный гадатель предсказал еще один пожар, все граждане Чжэн, и знатные, и простые, страшно перепугались, причем некоторые даже стали предлагать перенести столицу в какое-нибудь другое, не столь злосчастное, место. Но Цзы Чань лишь возразил: «Путь Неба далек, к нам близок путь человека». Он имел в виду, что путь человека, то есть принцип, контролирующий человеческий мир, близок и может быть понят человеком, в то время как путь Неба (воля Неба) это нечто отдаленное и непостижимое – об этом следует помнить при гаданиях. Однако, поскольку главный гадатель постоянно что-нибудь предсказывает, само собой, его предсказания иногда должны сбываться, как и в тот раз. Но это не доказывает неизменной точности слов предсказателя. Цзы Чань до конца упорно не обращал внимания на предостережения и, согласно записям, второго пожара в Чжэн так и не случилось.

Есть сообщение о том, что примерно через два месяца после большого пожара Цзы Чань в процессе жертвоприношения духу земли прочел длинную молитву. Он вполне мог верить в то, что волей Неба могут случаться бедствия в природном и человеческом мире. И главный гадатель, и народ Чжэн в общем полагали, что события в человеческом мире до известной степени предсказуемы, но бедствия, случающиеся по воле Неба, предвидеть трудно. Однако только Цзы Чань провел четкое различие между путем Неба (то есть сверхчеловеческим миром) и путем человека. В его позиции содержались семена рационализма и признание необходимости проводить различие между познаваемым и непознаваемым. Внимательный читатель заметит, что в основе его законнической революции в политике лежал скрытый дух рационализма. В истории мысли Древнего Китая Цзы Чань играет важную роль первого человека, каким-то образом отвергшего суеверия и сделавшего шаг по направлению к просвещению. Итак, одной из специфических характеристик этих лет управления мудрых и достойных министров было внезапное возникновение рационалистических и просветительских тенденций.

Эти новации означали конец единства религии и управления в объединенных для жертвоприношений общностях, формировавших город-государство. Менее твердой стала и независимость кланов, сохранявших за собой важные позиции в государстве. Возникновение кодекса письменно зафиксированных законов влекло за собой разделение функций управления и религии и отдаление друг от друга этих сфер деятельности человека. К тому же разграничение непознаваемого пути Неба и познаваемого пути человека означало отделение религии от знания. В действительности каждую новую социальную тенденцию, проявившуюся в этот век достойных министров, можно истолковать как проявление просветительского лейтмотива. Хотя этому лейтмотиву не суждено было развиться, эти годы были свидетелями того, как родилось понимание человеческой природы.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.