1.6. Суворов о своем участии в Пугачевской войне Какими средствами Панин и Суворов добились победы над «Пугачевым»

1.6. Суворов о своем участии в Пугачевской войне

Какими средствами Панин и Суворов добились победы над «Пугачевым»

Приведем здесь полностью отрывок из известной «Автобиографии» Суворова [821:0], где он говорит о своих действиях против «Пугачева». Как мы уже отмечали, Суворов нигде не употребляет имени «Пугачев», называя своего противника только безлично — «разбойником» или «злодеем».

«В силу именного высочайшего повеления, где прописано ехать мне в Москву, в помощь генералу князю Михаиле Никитичу Волконскому, отбыл я тотчас из Молдавии и прибыл в Москву, где усмотрел, что мне делать нечего, и поехал далее внутрь, к генералу графу Петру Ивановичу Панину, который при свидании, паки мне высочайшее повеление объявил о содействии с ним в замешательствах и дал мне открытой лист о послушании меня в губерниях воинским и гражданским начальникам. Правда, я спешил к передовым командам и не мог иметь большого конвоя, — так и не иначе надлежало — но известно ли, с какою опасностью бесчеловечной и бесчестной смерти? Сумасбродные толпы везде шатались; на дороге множество от них тирански умерщвленных, и не стыдно мне сказать, что Я НА СЕБЯ ПРИНИМАЛ ИНОГДА ЗЛОДЕЙСКОЕ ИМЯ; сам не чинил нигде, ниже чинить повелевал, ни малейшей казни, разве гражданскую, и то одним безнравным зачинщикам, но усмирял человеко-любивною ласковостию, обещанием высочайшего императорского милосердия.

По прибытии моем, в Дмитриевском сведал я, что известной разбойник — в близости одной за Волгою слободы; несмотря на его неважную силу, желал я, переправясь, с моими малыми людьми на него тотчас ударить; но лошади все выбраны были, чего ради я пустился вплавь, на судне, в Царицын, где я встретился с г. Михельсоном.

Из Царицына взял себе разного войска конвой на конях и обратился в обширность уральской степи за разбойником, отстоящим от меня верстах в четырех. Прибавить должно, что я, по недостатку, провианта почти с собою не имел, но употреблял место того рогатую скотину, засушением на огне мяса с солью; в степи я соединился с гг. Иловайским и Бородиным; держались следов и чрез несколько дней догнали разбойника, шедшего в Уральск. Посему доказательно, что не так он был легок, и быстрота марша — первое искусство. Сие было среди Большого Узеня. Я тотчас разделил партии, чтоб его ловить, но известился, что его уральцы, усмотря сближения наши, от страху его связали и бросились с ним, на моем челе, стремглав в Уральск, куда я в те же сутки прибыл.

Чего ж ради они его прежде не связали, почто не отдали мне, то я был им неприятель, и весь разумной свет скажет, что в Уральске уральцы имели больше приятелей, как и на форпостах оного. Наших передовые здесь нечто сбились на киргизские следы, и, чтоб пустыми обрядами не продолжить дело, немедленно принял я его в мои руки, пошел с ним чрез уральскую степь назад, при непрестанном во все то время беспокойствии от киргизцов, которые ОДНОГО БЛИЖНЕГО ПРИ МНЕ УБИЛИ И АДЪЮТАНТА РАНИЛИ, и отдал его генералу графу Петру Ивановичу Панину, в Симбирске. В следующее время моими политическими распоряжениями и военными маневрами смуты башкирцов и иных без кровопролития сокращены, императорским милосердием.

Высочайшим императорским соизволением в 1776 году был я определен к полкам московской дивизии, в Крым» [821:0].

Заметим следующее.

1) Описание Суворова его действий против «Пугачева» местами весьма туманно. В то же время, все остальные свои воинские деяния он описывает весьма четко. Создается впечатление, что здесь Суворов что-то недосказывает.

2) Крайне интересно признание Суворова, что ему ПРИХОДИЛОСЬ ПРИНИМАТЬ НА СЕБЯ ЗЛОДЕЙСКОЕ ИМЯ. То есть — ИЗОБРАЖАТЬ ИЗ СЕБЯ «ПУГАЧЕВА». Это признание приподнимает краешек завесы над тайнами «пугачевской» войны. По-видимому, Панин и Суворов осознавали, что не смогут победить противника в открытом бою просто потому, что их собственные войска в решающий момент перейдут на противоположную сторону. И потому, по всей видимости, прибегли к ПРОВОКАЦИИ. По-видимому, Суворов изображал из себя «Пугачева» и переманивал солдат Панина на свою сторону. То есть, якобы на сторону тобольцев. А затем хватал перебежчиков и жестоко наказывал их на виду у всех. Что, в конце концов, поселило в войсках страх и неуверенность перед переходом на сторону противника. Боясь попасть в ловушку, солдаты перестали перебегать. Тот же провокационный прием, по-видимому, применялся и для усмирения местного населения, тяготевшего к Тобольску и ненавидевшему Петербург.

3) Суворов лишь один раз вскользь упоминает Михельсона, сухо отмечая, что в Царицыне он «встретился с г. Михельсоном». При этом, Суворов ни слова не говорит о пресловутых «заслугах Михельсона» в войне против «Пугачева». Совершенно ясно, что Суворов таким образом выражает свое молчаливое НЕСОГЛАСИЕ с романовской версией, согласно которой основная заслуга в разгроме «Пугачева» принадлежала именно Михельсону.