Первая политическая голодовка в России

Первая политическая голодовка в России

Царское правительство не без оснований считало Чернышевского опасным для себя человеком. В 1860-е годы в центре революционно-демократического движения в России стоял журнал «Современник», роль которого еще больше возросла, когда в нем стал сотрудничать Н.Г. Чернышевский. Вскоре он стал общепризнанным вождем и учителем прогрессивно настроенной интеллигенции, особенно молодежи, поэтому неудивительно, что правительство увидело в нем смертельного врага. А тут в III Отделение поступил анонимный донос, автор которого прямо-таки взывал к жандармам: «Что вы делаете, пожалейте Россию, пожалейте царя! Правительство не видит, какие идеи проводит Чернышевский – этот коновод юношей… Ежели вы не удалите его, то быть беде – будет кровь: ему нет места в России – везде он опасен… Избавьте нас от Чернышевского – ради общего спокойствия!»

^{Н.Г.Чернышевский}

Положение еще больше осложнилось, когда в сентябре 1861 года за распространение прокламации «К молодому поколению» были арестованы поэт М.Л. Михайлов, а в начале октября – В.А. Обручев, сотрудник «Современника». Со второй половины 1861 года за писателем был установлен неусыпный надзор. Дом на Большой Московской улице, где он жил, буквально со всех сторон окружали агенты III Отделения. Швейцар, подкупленный царской охранкой, отдавал ее агентам всю корреспонденцию, которая приходила на имя Н.Г. Чернышевского.

Чтобы осуществлять постоянное «наружное наблюдение», III Отделение сняло комнату напротив дома, в котором жил Н.Г. Чернышевский, и всегда знало, кто у него бывал, когда он сам выезжал, с кем встречался и т. д. Из донесений от 6 декабря, например, следовало, что «к Чернышевским на днях будет определена в кухарки жена подкупленного швейцара, и через нее, быть может, удастся узнать более, чем наружным наблюдением». Жена швейцара действительно поступила к Чернышевским, и «для поощрения ей было выдано несколько рублей на кофе». А она за это доставляла в полицию все черновики рукописей, которые доставала из мусорной корзины писателя. Однако все усилия полиции оставались тщетными – улик против Н.Г. Чернышевского найти не удавалось.

Через некоторое время писатель заподозрил неладное, и в начале мая 1862 года кухарку уволили, что сразу же сказалось на полноте агентурных сведений о Н.Г. Чернышевском. Таким образом, у правительства не было ни малейшего повода обвинить его в антигосударственной деятельности, но оно хотело любым путем «обезвредить» властителя дум молодежи. Летом 1862 года на восемь месяцев был запрещен выпуск журнала «Современник», еще раньше был закрыт основанный по инициативе Н.Г. Чернышевского «Шахматный клуб» – место встреч свободолюбивой интеллигенции и своеобразный штаб революционного подполья. А вскоре нашелся предлог, чтобы бросить в тюрьму и самого писателя.

Летом того же года на границе был задержан отставной коллежский асессор П.А. Ветошников, который вез из Лондона письма А.И. Герцена и Н.П. Огарева к А.А. Серно-Соловьевичу. В одном из писем была приписка: «Мы готовы издавать “Современник” здесь с Чернышевским или в Женеве… Как вы думаете?» У властей не было никаких юридических оснований для ареста Н.Г. Чернышевского, как не было и вещественных улик, доказывавших его вину. И тогда его попытались обвинить в том, что он в течение 9 лет на страницах «Современника» занимался антиправительственной пропагандой. Даже была составлена «записка о литературной деятельности Н.Г. Чернышевского», но и ее содержание не могло стать поводом для ареста. И все же в III Отделении любыми способами пытались раздобыть какие-либо документы, обличавшие бы писателя, и доказать, что именно он был автором распространявшейся прокламации «Барским крестьянам от их доброжелателей поклон».

Дело Н.Г. Чернышевского поручили вести «Особой следственной комиссии», учрежденной «высочайшим указом» от 16 мая 1862 года. Но комиссия оказалась в затруднении, так как улик против писателя по-прежнему не было. Правда, при обыске его квартиры нашли несколько «недозволенных книг», но такие книги можно было обнаружить в библиотеке почти каждого интеллигентного человека. Статьи, опубликованные в «Современнике» хоть и содержали крамольные мысли, но печатались с разрешения цензуры. И в «деле Н.Г. Чернышевского» лишь сиротливо лежала единственная бумажка с двумя строчками из письма А.И. Герцена.

Четыре месяца самых тщательных поисков не дали против Н.Г. Чернышевского ничего. Но 7 июля 1863 года его все равно арестовали и заключили в Алексеевский равелин в «покой № 11». Тюремный режим для писателя был установлен довольно мягкий: ему разрешили получать книги, переписываться с родными, писать и даже печататься. Через три месяца заточения он уже писал жене, что «большая половина нашего времени разлуки прошла». В одном из своих писем он упомянул, что в камере находится только в двух положениях – сидит или лежит, даже не прохаживается. Он целыми днями читал или писал: чтобы больше работать, перешел от обычного письма к разработанной им системе скорописи. Прогулки писателю были разрешены, но он отказался от них.

В не пропущенном к жене письме от 5 октября 1862 года Н.Г. Чернышевский сообщал ей о предстоящих планах: «Я начну многотомную “историю материальной и умственной жизни человека” – историю, какой до сих пор не было, потому что работы Гизо, Бокля (и Вико даже) деланы по слишком узкому плану и плохи в исполнении. За этим пойдет “Критический словарь идей и фактов”, основанный на этой истории. Тут будут перебраны и разобраны все мысли обо всех важных вещах, и при каждом случае будет указываться истинная точка зрения. Наконец на основании этих двух работ я составлю “Энциклопедию знания и жизни” – два-три тома, написанные так, чтобы были понятны не одним ученым, как два предыдущих труда, а всей публике. Потом я ту же книгу переработаю в самом легком, популярном духе, в виде почти романа, – с анекдотами, сценами, остротами, чтобы ее читали все, кто не читает ничего, кроме романов… Со времени Аристотеля не было сделано еще никем того, что я хочу сделать, и я буду добрым учителем людей в течение веков, как был Аристотель».

Этим письмом следователи воспользовались, чтобы «уличить» Н.Г. Чернышевского в непомерном честолюбии, а такой человек не может не быть врагом существующего порядка. Узник же оправдывался тем, что судьи не поняли его иронии над самим собой.

Н.Г. Чернышевский был человеком поразительной творческой активности и в тюрьме целиком был поглощен работой. Здесь появился на свет его роман «Что делать?», оказавший большое влияние на читателей; через пять месяцев из-под его пера вышла повесть «Алферов: Из воспоминаний о новых людях». В тюрьме он написал 29 рассказов, автобиографическую повесть, несколько статей и сделал многочисленные переводы, которые служили ему «для отдыха». Всего за 678 дней заточения Н.Г. Чернышевский написал почти 205 печатных листов; некоторые его рукописи были пропущены цензурой; остальные отсылались в III Отделение. Здесь чиновники складывали их в пакеты и сдавали в архив, где они и пролежали до 1917 года. Много времени своего тюремного заточения Н.Г. Чернышевский отводил чтению: перечитал произведения Ч. Диккенса, Ж. Санд, Н.В. Гоголя, М.Ю. Лермонтова, А. Кольцова, Ф.И. Тютчева, А.И. Фета и других авторов.

Лишь через четыре месяца после ареста Н.Г. Чернышевского первый раз вызвали на допрос, а еще через 10 дней – на второй. Писатель протестовал против своего пребывания в тюрьме и против отказа ему в свиданиях с женой. Подкрепляя свои требования, он в январе – феврале 1863 года объявил голодовку – первую голодовку политического узника в тюрьме, которая нам известна.

Чтобы расправиться с вождем революционных демократов, власти прибегли к подлогу. С момента ареста Н.Г. Чернышевского жандармское управление держало про запас важного «свидетеля» – Всеволода Костомарова, имя которого встречается в одном из документов III Отделения. «В. Костомаров служил корнетом в уланском полку, в свободное время занимался переводами стихов западноевропейских поэтов. Каким-то образом ему удалось втереться в доверие к поэту А.Н. Плещееву, который и рекомендовал его в журнал “Современник”. Здесь корнет познакомился со многими сотрудниками журнала, в том числе и с Н.Г. Чернышевским, даже принимал участие в его нелегальной деятельности. В частности, ему было поручено отпечатать на гектографе прокламации “К молодому поколению” и “Барским крестьянам от их доброжелателей поклон”. Автором последней прокламации был Н.Г. Чернышевский, но В. Костомаров об этом не знал и мог разве что лишь догадываться».

В 1861 году вместе с литератором М. Михайловым полиция арестовала и В. Костомарова, но последний оказал некоторые услуги жандармскому управлению и вскоре был выпущен на свободу. Однако царская охранка не упускала В. Костомарова из виду в надежде, что он будет еще полезен, а тот в свою очередь старался подороже продать свои услуги. И вот 21 февраля он «изъявил готовность обнаружить известные ему преступные замыслы и действия отставного титулярного советника Чернышевского». В. Костомаров написал длинное письмо вымышленному лицу (Николаю Николаевичу Соколову), в котором изобразил полемику с Н.Г. Чернышевским по поводу его литературного творчества и т. д. Однако на самом деле письмо сочинялось для того, чтобы между строк упомянуть, что автором прокламации «Барским крестьянам» является Н.Г. Чернышевский.

В своем рвении В. Костомаров пошел еще дальше. Он подделал почерк Н.Г. Чернышевского и написал от его имени в свой адрес записку: «В.Д. Вместо «срочно – обяз.» (как это по непростительной оплошности поставлено у меня) наберите везде «временнообяз.», как это назыв. предложение. Ваш Ч.». С помощью этой «улики» следственная комиссия и начала расследование. Во время «допросов» В. Костомаров во всем «признался», после чего комиссия взялась за Н.Г. Чернышевского, но писатель держался твердо и непоколебимо. На вопросы отвечал, что никогда связей с А.И. Герценом не имел – ни прямых, ни «каких-либо через посредничество»; воззвания «Барским крестьянам» не писал, предъявленную ему «подложную» записку не писал… Экспертиза почерка Н.Г. Чернышевского и «подложной» записки делает осторожный вывод: «Почерк записки имеет некоторое сходство с почерком Чернышевского», а комиссии большего и не требовалось.

Обвинители и судьи больше уже не заботились о достоверности улик и жестоко расправились с Н.Г. Чернышевским, приговорив его к 14 годам каторги с последующим поселением в Сибири навсегда. По царскому указу срок каторги писателю был сокращен до 7 лет, а потом его надлежало «с лишением всех прав состояния отправить на поселение в Сибирь навсегда».

В середине мая 1864 года Н.Г. Чернышевского подвергли гражданской казни на Мытной площади Петербурга. Хмурым, пасмурным утром посереди площади уже стоял невысокий черный помост, над которым возвышался столб с железной цепью. Солдаты выстроились вокруг эшафота в каре, за ними выстроились конные жандармы, а позади них – городовые, которые оттесняли многолюдную толпу.

Н.Г. Чернышевского привезли в карете. В сопровождении жандармов он поднялся на помост, чиновник скороговоркой огласил текст приговора, после чего палач подвел писателя к позорному столбу и просунул его руки в кольца цепи. Так Н.Г. Чернышевский простоял около 15 минут с лицом несколько бледным, но спокойным… Затем руки его освободили от цепи, палач вывел писателя на середину помоста, резким движением сорвал с него шапку и бросил на пол. Осужденного поставили на колени, палач сломал над его головой шпагу и обломки ее бросил в разные стороны. Н.Г. Чернышевский встал, надел шапку, жандармы подхватили его под руки и свели с эшафота. Толпа пришла в движение, и кто-то бросил писателю букетик цветов. Через несколько минут карета с узником, окруженная кольцом жандармов, рванулась с места и вскоре скрылась из виду.

После почти 30-летней ссылки писателю разрешили вернуться в родной Саратов, где он через четыре месяца после возвращения умер.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.