СТРАТЕГИЯ АЙЮБИДОВ В НАЧАЛЕ 1192 ГОДА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

СТРАТЕГИЯ АЙЮБИДОВ В НАЧАЛЕ 1192 ГОДА

Пережив продвижение христиан к Иерусалиму, Саладин подвел итог ситуации, сложившейся в первые месяцы 1192 года. Империя Айюбидов находилась в удручающем состоянии. Султан годами вплотную не занимался пополнением своей казны, и теперь его финансовые ресурсы были истощены: срочно требовались деньги, чтобы платить наемникам и за всевозможные необходимые для войны материалы. Жизненно важной была связь с процветающим Египтом, но взятие Ричардом Аскалона представляло нешуточную угрозу для поддержания постоянного сообщения между Сирией и Нильским регионом.

Экономические проблемы были напрямую связаны с еще одним тревожащим вопросом — уменьшающейся боеспособностью и лояльностью армий. Из-за практически непрерывных военных действий предшествующих четырех лет Саладин выдвинул непомерные требования к поставке людской силы из своих владений в Сирии, Египте и Джазире. Также он попросил о помощи большинство своих союзников из Месопотамии и Дийяр-Бакра. Доказательством удивительной харизмы Саладина как лидера, эффективности его политической и религиозной пропаганды и благочестивой привлекательности джихада явилось то, что даже такие потенциальные противники, как Зангид Изз ад-Дин Мосульский и Имад аль-Дин Занги Синджарский, продолжали соблюдать свои обязательства участвовать в священной войне и откликнулись на призыв султана к оружию. Но такие просьбы не могли удовлетворяться бесконечно. Если конфликт в Палестине продолжится, постепенный разрыв уз лояльности и общей цели, соединяющих мусульманский мир, — вопрос времени. Именно поэтому Саладин пошел на риск и в декабре 1192 года распустил свои армии.

К полному смятению султана, многочисленные проблемы усугубились проявлениями нелояльности в его собственной семье. Еще в марте 1191 года Саладин позволил своему доверенному и очень способному племяннику Таки аль-Дину завладеть частью территории в Джазире, к востоку от Евфрата, на которой находились города Эдесса и Харран. В ноябре того же года, во время латинского наступления на Святой город, султан получил печальную весть о смерти Таки аль-Дина от болезни. К началу 1192 года взрослый сын Таки аль-Дина аль-Мансур Мухаммад начал выказывать то, что помощники Саладина назвали «признаками противодействия». Опасаясь лишиться наследства, аль-Мансур попытался склонить своего двоюродного дедушку, султана, или подтвердить его права на земли Джазиры, или выделить ему другую территорию в Сирии. Эта просьба была подкреплена угрозой, что, получив отказ, аль-Мансур начнет восстание против власти Айюбидов на северо-востоке.

Саладин пришел в ужас от столь вопиющего проявления неверности в своей же семье, и его настроение отнюдь не улучшилось, когда аль-Мансур попытался использовать в качестве посредника аль-Адиля — на самом деле столь вероломная тактика привела султана в ярость. Данная досадная ситуация, продлившаяся до начала лета 1192 года, отвлекла на себя внимание султана. Первоначально Саладин отреагировал, отправив в апреле своего старшего сына аль-Афдаля, чтобы подчинить Джазиру, наделив его полномочиями требовать помощи от своего брата аль-Захира из Алеппо, если, конечно, в ней возникнет необходимость. Однако к концу мая султан смягчился. Вероятно, аль-Адиль все же оказал некоторое давление, как третейский судья, да и эмир Абул Хайджа на созванном для обсуждения ситуации совете высказался за снисходительность и терпимость. Он справедливо заметил, что нельзя воевать одновременно со своими собратьями по вере и «неверными». Поэтому Саладин дал аль-Мансуру земли в Северной Сирии, а аль-Адилю — права на Харран и Эдессу. Однако это довольно-таки резкое и внезапное примирение вызвало некоторое отчуждение с аль-Афдалем. Обозленный непостоянством отца и решением вознаградить аль-Адиля, аль-Афдаль проявил нежелание возвращаться в Палестину, остановившись сначала в Алеппо, потом в Дамаске, тем самым лишив Саладина ценной людской силы.[323]

В начале 1192 года Саладин столкнулся с финансовыми трудностями, нехваткой людской силы и подстрекательством к мятежу. Неудивительно, что он усовершенствовал свой подход к священной войне. Предшествующей осенью он выбрал оборонительную стратегию, избегая решительных столкновений с франками, но пока еще поддерживая относительно тесный контакт с противником. С весны 1192 года и далее султан вывел почти всех своих солдат с поля. Если не считать случайных нападений из засады и набегов, армии Айюбидов перешли к обороне на всей территории Палестины, ожидая нападения христиан. Впоследствии Саладин начал широко распространенную рабочую программу укрепления основных крепостей и фортификационных сооружений Иерусалима.

Эти приготовления отражали фундаментальные изменения его политики. В 1192 году Саладин, очевидно, сделал вывод, что больше не может ожидать полной победы над Третьим крестовым походом. Это понимание подсказало ему вернуться к дипломатическим методам и восстановить диалог с Ричардом I и Конрадом Монферратским. Оно также заставило султана произвести переоценку своих позиций. Сделка, основанная на разделе Иерусалима, согласно которой латиняне сохранят прибрежный участок территории, теперь показалась ему приемлемой. Однако пока суд да дело, Саладин сохранял два твердых требования: ислам должен господствовать в Иерусалиме, и Аскалон — египетские ворота — должен быть оставлен франками.

Всеобъемлющая стратегия Саладина, использовавшая оборонительную стратегию и дипломатические приемы, теперь подчинялась одной цели — пережить Третий крестовый поход. Он знал, что латинские христиане, которые тысячами шли на Восток, чтобы вести священную войну, когда-нибудь вернутся домой. В первую очередь король Ричард не мог позволить себе оставаться в Леванте долго. Целью Саладина было пережить шторм, по возможности ограничив потери и любой ценой избегая открытых столкновений. Но он должен был обеспечить быстрое завершение войны в Палестине — раньше, чем военная машина Айюбидов рухнет. Когда же крестоносцы уберутся восвояси, он успеет подумать о восстановлении своих позиций.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.