Соединенные войной

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Соединенные войной

Эта история никогда не получила бы своего завершения, если бы не настойчивость Рихарда Бартельса. С ним судьба свела меня в начале 1990-х годов. Его давно уже нет в живых, но мне нередко кажется, что мы продолжаем общаться. Ведь его мечты о примирении над солдатскими могилами стали сегодня реальностью. Он был инициатором первой встречи в 1989 году в Гамбурге между советскими и немецкими ветеранами. Они встретились, чтобы попытаться понять друг друга и найти пути примирения. Инициатива Бартельса запомнилась еще и тем, что он стал первым немецким партнером в контактах между городами-побратимами Ленинградом и Гамбургом, выступившим со словами покаяния за то, что был орудием в руках нацистов. Это было совершенно необычно для наших ветеранов: во-первых, потому что не укладывалось в привычную схему «немецкий оккупант-фашист», а во-вторых, потому, что о прощении просил немец из благополучной и сытой Западной Германии. У него имелось все: дом, машина, достойная пенсия. Подошла спокойная старость, когда можно было удалиться на покой, по утрам, не торопясь, подстригать кусты и поливать цветы в уютном садике, прилегающем к дому. А вместо этого Бартельс не только повинился перед бывшим своим противником по войне, но и начал движение, направленное на развитие контактов между бывшими врагами.

С его легкой руки такие встречи стали традиционными. В 1992 году в Санкт-Петербург прибыла большая группа бывших солдат вермахта из Гамбурга и Бремена. Они представляли ветеранские союзы нескольких немецких дивизий, воевавших под Ленинградом. Неожиданным откровением стало то, что, сохраняя верность войсковому товариществу, они решили через полвека посетить могилы земляков, лежавших в ленинградской земле.

Меня как офицера-переводчика, уже закончившего службу в Ленинградском военном округе, пригласили на Кутузовскую набережную в городской Совет ветеранов. Бартельс тоже участвовал в этой встрече. Сухонький, среднего роста, в огромных роговых очках, которые ему явно не шли, и оттого он казался каким-то нелепым, – бывший солдат вермахта тем не менее постоянно оказывался в центре внимания. Его энергетика притягивала, хотелось его слушать, тем более что и слова он произносил непривычные: «Примирение, покаяние, взаимопонимание». Для людей советской закалки, воспитанных по принципу «кто не с нами, тот против нас», они звучали диссонансом. Но это одновременно завораживало и привлекало, потому что сопровождалось доброй, искренней улыбкой, внушавшей доверие. Благодаря этой первой встрече в Петербурге лед вражды между бывшими солдатами начал таять. Завязалась переписка между ветеранами, в которой я тоже участвовал, помогая в переводах.

Видимо, знание немецкого языка сыграло свою роль и в том, что Бартельс пригласил меня приехать к нему в Гамбург. Люди, увлеченные важной для них идеей, нередко переносят ее на свою повседневную жизнь. Интерес к России выражается у них в коллекционировании матрешек, собирании народных песен, чтении книг о нашей стране, наконец, в изучении русского языка. Не стал исключением и Бартельс, которого с Россией соединила война. С первых дней блокады Ленинграда он в звании ефрейтора оказался со своей 93-й пехотной дивизией в Петергофе, а после войны еще несколько лет провел в плену в наших лагерях. Его привязанность к России выразилась в том, что в начале 1990-х годов он приобрел «Ладу» восьмой модели и лихо раскатывал на ней по своему Гамбургу. Скорее всего, он был в этом смысле исключением из правил, так как, когда мы с ним вместе ехали на этой машине, на нее с интересом оглядывались другие водители.

В одну из поездок Бартельс неожиданно свернул с оживленной улицы Гамбурга, и мы оказались в парке. Сначала все в нем было естественным: деревья, цветы, лужайки, однако затем я понял, что парк необычный. На аккуратно подстриженных лужайках виднелись многочисленные кресты и надгробия. Это было центральное городское кладбище Ольсдорф, по территории самое крупное в Европе. Здесь проложены асфальтированные дороги – люди прямо подъезжают на машине в нужное им место.

Оказывается, Бартельс завез меня сюда совсем не случайно, ему хотелось показать, как немцы достойно ухаживают за военными могилами. В данном случае он имел в виду не своих соотечественников, а советских военнопленных. Им отведены два отдельных участка. Чувствовалось, что немецкий ветеран испытывал удовлетворение от того, что именно эти могилы поддерживаются в надлежащем состоянии. Надписи на плитах были четкие, не размытые или затертые, как на многих наших солдатских кладбищах, трава подстрижена, везде росли цветы. Это производило впечатление, и Бартельс явно рассчитывал на подобный эффект. Не спеша, шли мы мимо надгробных плит, вглядываясь в имена, и я воочию ощущал, насколько расточительно богата была советская страна своими людскими ресурсами. Здесь лежали в основном наши русские солдаты, но бок о бок с ними покоились украинцы, прибалты, казахи, белорусы, грузины. Всех их, военнопленных концлагеря Нойенгамме, смерть соединила на немецкой земле. Внезапно мне показалось, что одну из солдатских фамилий я только что видел. Действительно, через могилу находилась плита точно с такими же данными. Латинскими буквами там было высечено:

Povilas BUKAWIANY

18.2.1918 – 20.4.1945

– Рихард, здесь, наверное, опечатка, – поделился я своим недоумением с Бартельсом. Несколько минут немец бегал от одной могилы к другой, не веря своим глазам. У него не укладывалось в голове, что на немецком кладбище мог быть непорядок, пусть даже если при этом речь шла об иностранных воинских захоронениях. Когда он все же убедился, что один и тот же советский солдат оказался похороненным дважды, то весь как-то сжался и всю обратную дорогу пытался найти какие-то оправдания, рассуждая вслух, почему могла произойти подобная нелепость.

Возвратившись в Петербург и уйдя в текущие дела, я уже не вспоминал об этом случае. А Бартельс, оказывается, ночами не спал, мучился. Для него этот вопрос канцелярской ошибки стал принципиальным. Ему теперь казалось, что если ее не исправить, то нельзя будет идти дальше в вопросах примирения с бывшими противниками. В конце концов немецкий ветеран направил письмо в сенат Гамбурга, где обстоятельно описал всю ситуацию и попросил дать разъяснение этому факту. Ответ немецких властей стоит привести как достойный пример исправления чиновничьей ошибки.

Глубокоуважаемый господин Бартельс!

Администрация кладбища произвела проверку картотеки и установила:

В могиле 11, ряд 15 захоронен литовец Повилас Букавяны, рожд. 18.2.1918 г.

Умер 20.4.1945 года.

В могиле 13, ряд 15 захоронен украинец Иван Шамбаров. Умер 13.4. 1945 года.

Неправильная надпись на плите № 13 возникла из-за ошибки, сделанной 30 лет назад, когда были произведены перезахоронения тысяч жертв войны и насилия на городском кладбище Ольсдорф.

Городское управление по благоустройству и кладбищенскому хозяйству благодарит Вас за проявление такого знака внимания. Администрации кладбища дано указание в кратчайший срок заменить могильную плиту, установив памятную табличку с правильно указанным именем советского гражданина.

С выражением глубочайшего уважения

Домрес

Начальник управления

Это письмо Рихард Бартельс незамедлительно переправил мне в Петербург и пригласил при первой же возможности вновь съездить с ним в Ольсдорф. Но мне долгое время не удавалось побывать в Гамбурге. Потом Бартельс тяжело заболел, и вскоре его не стало. А меня по-прежнему не оставляла мысль увидеть плиту с именем возникшего из небытия советского солдата Ивана Шамбарова.

В августе 2011 года мы с Ларисой, моей женой, и нашим гамбургским другом, тоже ветераном войны, Гюнтером Цигельски, побывали в Ольсдорфе. От посещения советских могил осталось двойственное чувство. С одной стороны, вновь я с благодарностью вспомнил Бартельса, увидев рядом могилы Повиласа Букавяны и Ивана Шамбарова. Однако неприятно поразило, что на этот раз лишь на некоторых из захоронений можно было прочитать имена и фамилии. Остальные заросли мхом, в том числе надгробия литовца и украинца.

Мы стояли обескураженные, не зная, что делать. И тут Гюнтер предложил нам самим привести могилы в порядок. На другой день, вооружившись щетками, мы стали счищать зеленый мох, и вскоре можно было прочитать надписи на плитах. Радости нам добавил Гюнтер. Он пообещал заходить к этим могилам всякий раз, когда будет класть цветы к надгробию своей жены, тоже покоящейся в Ольсдорфе.

Ну, и мы с женой, если вновь будем в Гамбурге, непременно отдадим дань памяти солдатам Второй мировой войны. Двое из них стали для нас не то что родственниками, но точно уж не чужими людьми.

По мере того, как отдаляются друг от друга страны бывшего Советского Союза, становится все более очевидным смысл поступка немецкого ветерана. Ведь благодаря ему из небытия воскрес Иван Шамбаров. Кто-то из великих сказал, что человек умирает, когда исчезает память о нем. Этот советский солдат Иван Шамбаров теперь останется в памяти и украинского народа. В прежние времена не так уж было важно, какой национальности был тот или иной солдат. Он являлся, как справедливо отмечено в письме немецких чиновников, советским гражданином. А сегодня он уже, в первую очередь, украинец, так же как и Повилас Букавяны – литовец. Это стало принципиально важным, и видимо, тоже правильно. Это не национализм, а вопрос уважения к нации.

Хочется надеяться, что, несмотря на непростые отношения между Россией, Литвой и Украиной, дипломаты этих трех стран приходят в памятные даты к этому уголку прошедшей войны. Нельзя забывать о людях, подаривших Европе долгожданный мир.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.