Глава XXVI

Глава XXVI

Распределение казачьих полков по Русским армиям. Дела — у Кореличи 26-го июня, Мира — 28-го июня, Романова — 2-го июля. Набег Платова в тыл французской армии. Назначение главнокомандующим Кутузова. Бородинское сражение 26-го августа. Военный совет в Филях 2-го сентября.

Первыми, с кем столкнулись передовые конные части армии Наполеона, когда душною летнею ночью с 12-го на 13-е июня они переправились через Вислу и вступили в пределы Российской Империи, были донские казаки Лейб-Гвардии Казачьего полка. Первый выстрел, разбудивший ночную тишину в знаменательный двенадцатый год, был выстрел из лейб-казачьего ружья.

Атаман Платов, всего на несколько дней заехавший с турецкого похода на Дон, оставил за себя наказным атаманом Адриана Карповича Денисова, а сам во главе 14-ти донских казачьих полков и роты казачьей артиллерии поспешил к армии Багратиона. При корпусе Витгенштейна было 3 донских казачьих полка, при армии князя Багратиона еще до прихода Платова было 9 полков и рота Донской артиллерии, у генерала Тучкова — 1 полк, у генерала Тормасова 9 полков, и на Дунае оставалось 14 полков. К началу отечественной войны Донское войско выставило на фронт 60 казачьих полков.

26-го июня казачий арьергард Платова столкнулся с авангардом Наполеона, состоявшим из польских уланских полков графа Турно, у деревни Кореличи.

Казачий вентерь полков Атаманского, Сысоева, Иловайского 5-го, Краснова 1-го, Иловайского 10-го, Иловайского 11-го, Перекопского, Татарского и Ставропольского калмыцкого замотал улан. Смелые атаки их были опрокинуты. Поля и перелески были покрыты убитыми и ранеными. Более 260 израненных улан было подобрано казаками. Донося об этом деле, Платов писал: «У нас урон был не велик, потому что перестрелкой занимались мало, но дружно атаковали в дротики».

Платов был подкреплен отрядом генерала Васильчикова и 5-го егерского полка, Киевского драгунского, Ахтырского гусарского и Литовского уланского полков.

28-го июня начальник авангарда Наполеоновой армии генерал Латур Мобур, подкрепив графа Турно польской конной дивизией Рожнецкого, приказал занять город Мир.

Бесконечно разнообразна была в этом кавалерийском сражении казачья лава. То заманивала она жидким вентерем поляков под выстрелы казачьих пушек и егерских цепей, то подвозила их под фланговый, боковой удар драгун, улан и гусар Васильчикова, то сама кидалась на расстроенные польские эскадроны. Дивизии Турно и Рожнецкого были разбиты; в Мире ночевали полки Платова.

2-го июля у Романова, 3-го июля у Слуцка, 12-го июля в набеге в тыл неприятелю, когда полки Платова вдруг появились в самой гуще Наполеоновой армии, когда везде вздымались дымы и блистали зарева пожаров, когда казаки побывали в Могилеве, Орше, Шклове и в Копысе — вот непрерывные бои Донцов Платова с войсками Наполеона.

Русские армии, отступая, соединялись. Наполеон ничего не знал о том, что происходит в Русском стане. Пленных не было. Перебежчики не являлись. Наполеон, имея прекрасную кавалерию, шел в слепую. Разведке мешали казаки. Они никогда не сдавались — они сами брали в плен.

Перед Смоленском произошло соединение армий Барклая-де-Толли и Багратиона. Прислушиваясь к народному голосу, Александр назначил главнокомандующим всею армией престарелого Кутузова. Говорили в народе: «Приехал Кутузов — бить французов»…

Кутузов побил французов под Смоленском, но после сражения продолжал отступление к Москве.

26-го августа у села Бородино Кутузов дал «генеральное сражение» армии Наполеона. У Русских было 103 тысячи, у Наполеона 130 тысяч. В разгар сражения, казаки Платова и конница Уварова хозяйничали в тылу армии Наполеона, внося ужас в ее ряды.

Сражение длилось с рассвета до ночи. Французы не могли сломить сопротивление Русских. Поле сражения осталось за Кутузовым.

27-го августа обе армии оставались на месте сражения. 28-го Кутузов приказал отходить к Москве.

2-го сентября, в маленькой деревушке Фили, в виду Москвы, Кутузов пригласил генералов своей армии на военный совет. На этом совете был поставлен вопрос о том, давать ли сражение для защиты Москвы, или оставить Москву без боя.

Генерал граф Бенигсен начал прения вопросом:

— Оставить ли без боя священную и древнюю столицу России, или защитить ее?

Наступило тяжелое молчание. Оно было прервано сердитым голосом Кутузова:

— Священную, древнюю столицу России, — повторил слова Бенигсена Главнокомандующий. — Позвольте вам сказать, ваше сиятельство, что вопрос этот не имеет смысла для Русского. Такой вопрос нельзя ставить и такой вопрос не имеет смысла. Вопрос, для которого я просил собраться этих господ, это вопрос военный. Вопрос следующий: «Спасение России и армии. Выгоднее ли рисковать потерею армии и Москвы, приняв сражение, или отдать Москву без сражения?» Вот на какой вопрос я желаю знать ваше мнение.

Начались долгие прения. Никто из генералов не решился взять на себя оставление Москвы без боя. Каждый понимал, какое впечатление такое решение произведет на Государя и Русский народ. Оставить Москву! Всем это казалось невозможным и позорным. Кутузов молча слушал то, что говорилось кругом него. Смеркалось, когда Кутузов тяжело поднялся с табурета, на котором сидел в голове стола и сказал:

— Господа, я слышал ваши мнения… Но я… Властью, врученною мне моим государем и отечеством… приказываю… Отступать!..

Совещание было кончено. Молча расходились генералы. Невозможным казалось принятое главнокомандующим решение. Отдать Москву без боя!

Кутузов остался в избе один. Вошедший к нему позднею ночью за распоряжениями адъютант Шнейдер застал его сидящим в тяжелом раздумье за столом.

— Этого… Этого я не ждал, — сказал, как бы говоря с самим собою, Кутузов. — Этого я не ждал… Этого я не думал… — Он ударил кулаком по столу. — Да нет же!.. Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки! Будут и они!