Последнее трудное решение

Последнее трудное решение

Еще до рассвета 6 марта события словно пустились вскачь. В 4.45 из Стокгольма позвонил Эркко, которому министерство иностранных дел Швеции передало следующее заявление: «В 10.30 вечера финский ответ был получен в Москве. Молотов заметил, что он не вполне определенен. Советское правительство не согласится на перемирие до тех пор, пока войска из Виипури и Выборгского залива не будут эвакуированы. Он обещал доложить вопрос своему правительству и вернуться к нему вечером».

В 7.00 раздался телефонный звонок от Сахлина, и он повторил мне то, что уже сообщил Эркко; в 8.45 добавил новые подробности: «Прошлой ночью Молотов передал через Ассарссона следующее: „Учитывая тот факт, что финское правительство приняло условия, выдвинутые Советским Союзом, правительство Советского Союза согласно начать с финским правительством переговоры с целью заключения мира и прекращения военных действий. Местом проведения переговоров предлагается Москва, где ожидают финскую делегацию“».

Ассарссон спросил, почему не получено согласие на прекращение военных действий. Молотов ответил, что положение на фронте очень неопределенное и Советский Союз определит свое отношение к прекращению военных действий в ходе переговоров. Когда Ассарссон обратил внимание на опасность, которую влечет такое промедление, на возможность вмешательства других государств, Молотов сказал, что не следует опасаться подобного поворота событий, если Финляндия сама не желает его. Финская делегация может отправляться немедленно. Безопасность Ленинграда не должна быть предметом обсуждения. Выдвинутые условия мира являются минимальными требованиями советской стороны.

Гюнтер говорит, что он ожидает немедленного ответа.

Сразу после Сахлина позвонил из Стокгольма Эркко. Он сообщил то же, что и Сахлин, добавив, что Швеция может организовать прямое самолетное сообщение из Стокгольма в Москву. Советский Союз не верит в западную помощь. Он сказал, что в Швеции рады подтверждению дружеского отношения Советского Союза к Швеции.

В 10.30 я позвонил Гюнтеру в Стокгольм. «Ответ Молотова, — сказал я ему, — наглядно демонстрирует всю сущность политики советского руководства. Они согласны на переговоры, но не хотят прекратить военные действия на это время. Ситуация становится очень запутанной. Если мы примем приглашение Москвы к переговорам, то на Западе махнут на нас рукой, предложенная помощь будет сразу забыта; нам не будут поставлять даже оружие. Тем временем Красная армия может перейти в наступление, и мы окажемся в ее руках. Может ли Швеция обещать, что она придет нам на помощь, если мир не будет заключен?»

Гюнтер всячески побуждал нас ехать в Москву. Его правительство в любой момент было готово организовать нашу поездку из Стокгольма.

В одиннадцать часов кабинет министров снова собрался на заседание. Присутствовали также президент Каллио и генерал Вальден. На этом заседании я подробно доложил о событиях последних часов. Я сообщил, что Москва согласна на переговоры, но советское правительство не собирается прекращать военные действия. Тем не менее я пришел к заключению, что мы ничего не потеряем, если отправим делегацию в Москву. Внешнеполитический курс Запада остается для нас опасным: если мы пойдем по этому курсу, нас может ожидать судьба Польши. Запад сможет прийти нам на помощь в будущем, если захочет открыть новый фронт против Германии. Завершая свой доклад, я предложил, если мы решим начать переговоры, отправить делегацию в Москву в этот же день.

Премьер-министр Рюти поддержал мое предложение. Он также сказал, что на Западе могут ждать наш ответ до 12 марта.

Ханнула снова требовал, чтобы мы немедленно обратились к Англии и Франции за помощью. Он категорически возражал против принятия советских предложений в качестве основы для переговоров.

С точки зрения Ньюкканена, вопрос прекращения военных действий являлся второстепенным. Он считал, что русским придется принести в жертву по меньшей мере 100 тысяч человек, прежде чем они смогут занять Виипури (Выборг). Так что, если мы сможем в Москве добиться приемлемого соглашения, он готов поддержать это решение. Он считал, что новая линия границы должна пройти южнее Виипури (Выборга) и к востоку от Сортавалы.

Все члены кабинета министров единогласно поддержали предложение об отправке делегации.

Затем мы обсудили состав делегации для переговоров в Москве. Но единства мнений не было, поэтому решение отложили на более позднее время того же дня.

На заседании комиссии по внешнеполитическим вопросам парламента я сообщил о том, что кабинет министров решил послать делегацию на переговоры в Москву и в то же время просил Англию и Францию продлить время для обращения к ним за помощью до 12 марта. Я сказал, что просил комиссию собраться для того, чтобы узнать, готова ли она принять условия мира, представленные нам Советским Союзом.

Все выступившие члены комиссии поддержали принятие этих условий, за исключением депутата Кареса. Он не одобрил позиции кабинета министров.

В 13.30 мне позвонил Гюнтер и сообщил, что он разговаривал с мадам Коллонтай, высказав ей сожаление по поводу отрицательного ответа относительно прекращения военных действий. Она ответила, что прекращения военных действий, возможно, удастся достичь, когда финская делегация отправится в путь; в Москву ушло соответствующее предложение.

Кабинет министров в 15.00 снова собрался, чтобы решить, кто поедет в Москву. Присутствовал президент Каллио. Основные споры разгорелись вокруг того, должен ли ехать на переговоры премьер-министр. Паасикиви подчеркивал важность того, чтобы в составе делегации был премьер. В Москве надо будет улаживать сложные вопросы, которые будут влиять на судьбу наших людей длительное время. Премьер-министр пользуется доверием своих сограждан; его участие в переговорах произведет впечатление и на советскую сторону: это будет показывать, что мы подходим к переговорам со всей серьезностью.

Сам Рюти полагал, что его присутствие в Хельсинки будет более важным, но он готов был отправиться в Москву, поскольку большинство этого желало.

Участие в переговорах генерала Вальдена также сочли важным благодаря его военному опыту и прекрасному владению русским языком. Маршал Маннергейм возражал против отъезда генерала, но его возражения не приняли во внимание.

Наконец было решено, что в делегацию войдут Рюти, Паасикиви, Вальден и Войонмаа. Члены делегации должны были отбыть в тот же день в 19.00 автомобилем в Турку, затем самолетом до Стокгольма. В шведской столице их должен был ждать прямой самолет до Москвы. Вся поездка держалась в полной тайне.

В 18.00 я позвонил Эркко в Стокгольм, попросив его сообщить Гюнтеру о поездке и персональном составе делегации. В Стокгольме членам делегации должны были вручить паспорта, выписанные на вымышленные имена, визы следовало получить там же. Шведское правительство брало на себя все хлопоты по организации прямого рейса до Москвы.

Теперь, когда решение было принято, я отдал распоряжение послам Грипенбергу и Хольма известить власти в Лондоне и Париже о начале мирных переговоров.

Кабинет министров Финляндии принял решение, чрезвычайно важное для судеб всего мира, и нес бремя ответственности, тяжесть которой вряд ли кто мог представить. Если бы Финляндия обратилась к Англии и Франции с призывом о помощи, война между крупнейшими державами мира приняла бы совсем другой поворот.

Тогда Запад вступил бы в войну с Советским Союзом весной 1940 года, который мог обратиться за помощью к тогдашнему союзнику — Германии. Фронты мировой войны выстроились бы по-другому. Скандинавские страны, вероятно, стали бы театром военных действий. Какой оказалась бы судьба Норвегии?! Удалось бы Англии и Франции обеспечить себе там столь прочный плацдарм, что германское нападение на Норвегию потерпело бы неудачу? Остается только гадать! А смог бы Запад нанести поражение Германии, поддержанной Советским Союзом? Все это только спекуляции, но под ними лежит основа из фактов. Вполне вероятно, что мировая история была бы написана иначе, если бы в этот судьбоносный момент Финляндия избрала другой курс.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.