Глава 1 В САМОМ НАЧАЛЕ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 1

В САМОМ НАЧАЛЕ

Доисторическое время и бесписьменные общества

Современный человек впервые появился на землях Запада около 40 тысяч лет назад. На этой границе между геологическим и доисторическим временем Европа пережила несколько оледенений, которые наложили глубокий отпечаток как на ее ландшафт, так и на флору и фауну. Первые люди перекочевали на материк не после окончательного отступления льда, а в межледниковый промежуток — история самых ранних европейцев есть история приспособления к постоянно меняющемуся миру. Первые современные люди прибыли в Европу из северо–восточной Африки и Ближнего Востока, где, судя по археологическим данным, жили уже 90 тысяч лет Возможно, какое?то время они существовали бок о бок с неандертальцами, однако около 40 тысяч лет назад те вымерли, оставив Homo sapiens sapiens единственным представителем рода Homo.

Как и сегодня, Европа того периода состояла из нескольких природных зон. Ледовый покров на севере (и вокруг Альп) к югу сменялся обширным поясом тундры и степей, леса же занимали только узкую полоску средиземноморского побережья. Уровень моря был примерно на 120 м ниже современного, и на месте южной части Северного моря и западной Франции простирались огромные прибрежные равнины, образовывавшие с нынешними Британскими островами непрерывную поверхность суши и вдававшиеся в океан. Несмотря на суровость зимы в полосе тундры и степи, эти просторы были местом обитания многочисленных стад травоядных: прежде всего северных оленей, также бизонов, диких лошадей, туров, а в самые древние времена — мамонтов и других «ледниковых» млекопитающих.

Весьма вероятно, что самые древние люди в Европе, ар- хантропы, добывали себе пропитание поисками павших животных, однако уже неандертальцы и современные люди научились для этой цели убивать крупных млекопитающих. Охота — предприятие, сложность которого не стоит недооценивать: для такого животного, каким является человек (физически слабый, лишенный когтей примат), убийство даже самого малоподвижного травоядного представляет собой непосильную задачу в отсутствие орудий и некоторой доли организации. С пришествием современных людей начинают широко распространяться пластинчатые изделия из камня: скребки, резцы, наконечники, ножи, шила — в производстве орудий ранние европейцы демонстрируют замечательную изобретательность и сноровку. 33–тысячелетней давности изделия из кости и бивня показывают, с каким поразительным мастерством они умели вырезать, распиливать, затачивать и полировать доступные материалы.

Холодный климат означал, что людям, как и животным, на которых они охотились, поневоле приходилось быть сезонными кочевниками — продвигаться на север в летний период и отступать на юг в зимний. Вначале они, вероятно, не занимались охотой систематически, однако вскоре были найдены способы охоты, которые не так сильно зависели от удачи и которые в результате привели к переменам в социальной организации ранних людей. Уже 30 тысяч лет назад места обитания групп охотников–собирателей начинают подтягиваться к основным маршрутам сезонной миграции травоядных млекопитающих. К примеру, река Везер и долина Дордони находились на пути миграции северных оленей с летних пастбищ в районе Центрального массива на Атлантическую равнину, их зимнему ареалу Костные останки, найденные в этих местах, как правило, по одному животному на каждую стоянку, указывают на систематическую эксплуатацию одного вида добычи. Человеческие сообщества становятся крупнее — на стоянках Ложери–От и Лоссель на юге Франции, в Дольни Вестонице, Виллендорфе и Костенках в Центральной и Восточной Европе жили десятки и даже сотни человек. Подобное расширение групп стало возможным благодаря большей оседлости — вместо того чтобы следовать за стадами, теперь люди могли поджидать их в определенных местах. Это позволило селиться в пещерных системах, а также на открытой местности, устраивая достаточно долговечные жилища из костей, камня и деревянных столбов. Хотя Европа преимущественно оставалась безлюдным континентом, плотность населения и число крупных стоянок значительно выросли в тех областях, где было достаточно животных ресурсов.

12 сентября 1940 года четверо подростков случайно забрели в одну из пещер комплекса Ляско на юге Франции, где обнаружили знаменитую «картинную галерею». Верхние части пещеры и почти весь свод сплошь покрывали реалистические изображения туров, лошадей, буйволов, каменных козлов и других животных; в галереях, найденных в глубине пещеры, нашлось еще больше высеченных и нарисованных анималистических изображений, возраст которых оценивается в 17 тысяч лет. К тому времени на севере Испании в пещерном комплексе Альтамира, где раскопки велись с 1879 года, вместе с орудиями и другими артефактами были обнаружены образцы архаической наскальной живописи, оставленные людьми, которые обитали там 18–14 тысяч лет назад. Хотя красота и искусность этих находок никем не оспаривались, открытия, сделанные в Ляско и Альтамире, породили долгие, не прекратившиеся по сей день дебаты о функции искусства в доисторических обществах. Наскальная живопись находится в глубине пещер, она почти целиком сводится к изображению добываемых животных (изображения человека редки и, как правило» нереалистичны), наконец, что удивительнее всего, рисунки часто располагаются один поверх другого. Мы можем только предполагать, что рисование животных включалось в какой?то ритуал и что изображение, например, бизона было чем?то вроде попытки установить связь с животным или приобрести над ним сверхъестественную власть. Такая догадка может показаться слишком функциональной, однако не следует забывать, что до самого последнего времени человек был глубоко погружен в природный мир — этот мир являлся д ля него источником пропитания, естественной средой, одновременно оставаясь источником опасности и всего необъяснимого.

Скорее всего, возникновение художественной деятельности на столь раннем этапе человеческой истории связано с небольшим, но существенным отличием между человеком и другими животными, хотя в то же время сам предмет раннего искусства демонстрирует его тесную связь с окружающими существами. Все животные уникальны; генетические мутации, приведшие к появлению человека, просто подарили миру еще одного члена семейства приматов. По всей видимости, для этого примата характерна способность сознания, которая позволяет ему мыслить, планировать и понимать особым образом, недоступным другим приматам (впрочем, его психика, мозг, основные анатомические черты гарантируют также определенную общность с ними: в способности к привязанности, к собственничеству, в сексуальном влечении, в способности к общению, товариществу, насилию). Определяя эти отличительные признаки, нам приходится соблюдать осторожность, так как недавние исследования показали, что приматы и другие животные способны к языковой коммуникации и некоторым другим видам деятельности (например, к обману и злоупотреблению наркотическими веществами), которые долго считались уникальной принадлежностью человека. Ткк или иначе, у людей всегда было стремление к изображению окружающего мира в рисунках и других визуальных образах, которое, насколько нам сейчас известно, является уникальным. Вполне обоснованно предположить, что это стремление связано с особенностями нашего сознания—возможно, представляет собой его побочный продукт. Благодаря способности обобщать, планировать и думать наперед люди получили очевидные преимущества в изготовлении орудий, организации собирательства и охоты, строительстве убежищ — что в сумме наделило их неизмеримо большим по сравнению с родственниками–приматами потенциалом в аспекте пропитания и обитания. Однако то же самое сознание, как мы знаем из собственного опыта, заставило людей настойчиво искать смысл в окружающем мире. Способность изготовить копье, с помощью которого лишенный когтей примат может убить северного оленя, есть часть того же самого ментального инструментария, благодаря которому у этого примата появляется вопрос, не связаны ли, к примеру, фазы луны с погодой, или с удачной охотой, или с болезнью. В то время как большинство животных справляются с превратностями этого мира в прагматической, рефлекторной манере, человеческое сознание не может смириться с отсутствием смысла. Поэтому люди начали создавать символы, выдумать истории и соблюдать ритуалы, делавшие окружающий мир осмысленным, — все для того, чтобы переменчивость погоды, судьбы, здоровья, охоты и земледелия не осталась непонятной. Искусство, культура, религия и, позднее, наука стали частью того процесса, в который, скорее всего, мы были вовлечены с самого начала нашей истории.

Пещеры Ляско и Альтамиры перестали быть обитаемыми с началом очередной фазы стремительной трансформации европейского климата. Пик последнего оледенения пришелся на 18 тысяч лет назад, и 13–10 тысяч лет назад быстрое потепление в Европе начало серьезно влиять на ландшафт и размер человеческой популяции. Эта доисторическая фаза известна как переход от палеолитического периода к мезолитическому. 10–8 тысяч лет назад густые леса распространились по большей части континента, поднявшийся уровень океана затопил многие прибрежные равнины и перерезал пути миграции, открытая тундра была оттеснена на крайний север. Тогдашние европейцы тоже начали переселяться на север — не столько вслед за отступающими льдами, сколько подгоняемые наступающими лесами. Популяция Южной Европы (прежде самой населенной части континента) резко сократилась в связи с оскудением пищевых ресурсов. Северный олень как основной предмет добычи уступил место лесным видам животных, таким как благородный олень и дикий кабан. На тот же временной промежуток приходится вымирание мамонта и гигантского оленя. Размер человеческих групп сократился, доступные артефакты того времени демонстрируют меньшую заботу о совершенстве орудий и реализме изображений. Исчезают изделия из бивня, сменившие их изделия из дерева, кости и рога отличаются большим количеством и разнообразием. К тому же мезолитическому периоду относятся довольно распространенные кремневые наконечники для стрел (некоторые из них были обнаружены археологами внутри животных), лезвия топоров и тесел, скребки и сверла, а также мотыги из рогов и сплетенные из прутьев ставные неводы.

Все это указывает на то, что на юге Европы людям поначалу пришлось отвоевывать себе право на существование у наступающих лесов и что излюбленными местами заселения становятся север и атлантическое побережье континента, где внутриматериковые и прибрежные воды превосходно обеспечивали как пропитание, так и пути сообщения. В Тибринд-Виге, в море неподалеку от датских берегов, были найдены рыболовные крючки на бечевке и «текстиль», сотканный из пряжи, которую получали из растительных волокон. Там же обнаружилось и разукрашенное лодочное весло. Глиняные сосуды (раньше предполагалось, что гончарное дело впервые появилось у земледельцев неолита) были известны на территории Скандинавии уже 5600 лет назад, как и хижины с ямами для столбов и деревянными полами, которые настилались из расщепленных березовых и сосновых бревен, переложенных слоями коры. Стар–Карр, мезолитическая стоянка неподалеку от восточного побережья в Йоркшире, почти наверняка являлась летним форпостом мезолитической культуры Скандинавии. Среди найденного в этой озерной местности — головные уборы из оленьих рогов, деревянное весло для каноэ, гарпуны из рогов и зазубренные наконечники для стрел. Летние гости этого края охотились в лесах на территории более 200 квадратных миль, добывая благородных оленей, косуль, кабанов, рыбу, уток и других водоплавающих птиц (по некоторым оценкам, численность только благородного оленя на этой территории доходила в то время до 3000 голов).

Береговая линия и зоны растительности Западной Европы в период максимального оледенения, ок. 18 000 лет до н. э.

В период оледенения, около 200 000 лет назад, преобладающая часть территории Западной Европы представляла собой открытую тундру включая области нынешнего южного Северного моря и Атлантического океана у западного побережья Франции

Эти североевропейцы сумели адаптироваться к жизни на краю постоянно наступающего леса, однако их среда обитания продолжала меняться. Исследования торфа в районе Стар–Карр показали, что около 11 тысяч лет назад ива и осина начали наступление на мелкое озеро, постепенно высасывая остававшуюся в нем воду. Несмотря на борьбу с деревьями и кустарником с помощью огня, изменения в структуре растительности заставили местных обитателей отступить, и когда около 10,5 тысяч лет назад густые заросли орешника окончательно заболотили озеро, люди ушли из Стар–Карр.

Приспосабливаться в то время означало постоянно менять местожительство.

Из поселений мезолитической Европы лучшего всего сохранились стоянки в Лепенском Вире на Дунае, где люди жили со второй четверти VI по третью четверть V тысячелетия до н. э. В этой рыболовецкой деревне охотники перешли к оседлости. Их жилища, площадью до 30 квадратных метров, в плане имели форму трапеции и строились на террасах, выкопанных в речных берегах. Изготавливаемые здесь статуэтки изображали людей с рыбьими головами, а мертвых хоронили головой по направлению течения — как предполагается, чтобы дать реке унести с собой духов. Река также воплощала идею обновления — каждую весну белуга, некоторые особи которой достигали 9 м в длину, шла в верховья реки на нерест, и это считалось возвращением мертвых.

Береговая линия и лесная зона Западной Европы ок. 6000 лет до н. э.

В результате быстрого роста среднегодовых температур 8000 лет назад эти территории оказались покрыты густыми лесами, к которым нашим древним предкам пришлось заново приспосабливаться

Человеческие группы приспосабливались к наступающим лесам, заселяя речные равнины, морские и озерные побережья, остатки тундры, однако с течением времени они научились осваивать и сам лес. Топография Европы, с ее уникальным разнообразием гор, долин, холмов, равнин и плоскогорий, втиснутым в сравнительно небольшое пространство, давала возможность древним европейцам основывать сезонные базы, подобные Стар–Карр. Эти люди уже не были прежними кочевниками, теперь они совершали регулярные миграции с низменностей, где обитали зимой и где леса, лишенные густого летнего подлеска, позволяли достаточно быстро передвигаться во время охоты, на плоскогорья в теплое время года. В Европе позднего мезолита (6 тысяч лет назад) осталось меньше мест оседлого обитания, но они укрупнились, и каждое имело несколько поселений–сателлитов, или форпостов. В целом возобновился рост европейского населения после первоначального спада, обусловленного наступлением постгляциальных лесов, — люди заново учились извлекать выгоду из окружавшего их природного разнообразия.

Изменение структуры поселений, датируемое серединой V тысячелетия до н. э., совпало с изменением практики погребений — отдельные могилы уступили место общим захоронениям. Крупнейшее мезолитическое захоронение в Западной Европе, курган Кабешу–да–Арруда в Португалии, объединяет более 170 могил; известно немало захоронений с числом могил более 100. Все это указывает на существование оседлого общества и на возникновение интереса к загробной судьбе человека. Позднемезолитические захоронения дают и еще одну подсказку относительно происходивших тогда социальных изменений: останки крупных поселений (например, в Скате- хольме и Ведбеке) демонстрируют значительное расширение спектра человеческих заболеваний — в первую очередь артрита и кариеса, но также гиперостоза и рахита — по сравнению с жилищами предшествующих, более мобильных групп (Грот- та–делль–Уццо, Арене–Кандиде), где кроме следов кариеса ученые не нашли почти ничего достойного внимания с медицинской точки зрения. По всей видимости, постоянные крупные поселения создали условия для интенсивного распространения паразитарных и инфекционных заболеваний.

В мезолитических могилах обнаруживаются украшения, сделанные из частей добываемых животных, — к примеру, кулоны из зубов, — а также статуэтки животных и людей, гарпуны, гребни, копья и топоры (в некоторых найдено до 400 таких предметов). Хорошо заметно, как искусство палеолита с его реалистическим изображением животных сменяется новым, более символическим искусством, в котором уже нередки изображения человека и которое не уступает предыдущему в мастерстве исполнения и выразительности. Несмотря на уход от реализма, умение мезолитических художников использовать простые линии и формы для передачи движения и драматизма ситуаций не может не вызывать восхищения.

Из наиболее развитых поселений мезолита многие были обнаружены археологами на атлантическом побережье — от Португалии до Бретани, а также на Британских островах и на юге Скандинавии, — что создало почву для предположений о существовании отдельной атлантической культуры. Несомненно, этот регион изобиловал самыми разнообразными пищевыми ресурсами, и древний человек эксплуатировал их в полной мере. Так, на мезолитических стоянках на острове Рисга, неподалеку от шотландского Аргайла, обнаружены остатки всех типов съедобных моллюсков, рыб (мелкие виды акул, скаты, морской угорь, кефаль, пикша, морской лещ), птиц (бескрылая и обыкновенная гагарка, чайка, iycb, баклан, кайра) и морских млекопитающих (длинномордый и обыкновенный тюлень). Миллионы выброшенных ракушек найдены в датском Эртебелле, на стоянке, обитаемой на протяжении приблизительно 700–800 лет.

Хотя до нас не дошли ранние суда, предназначенные для мореплавания, из состава добычи мезолитических рыболовов — треска, пикша, скаты и другие виды, кормящиеся в придонных водах, — явствует, что уже в то время люди плавали на чем?то вроде традиционной западноирландской карры, то есть на лодках, состоящих из деревянного каркаса, обтянутого кожей. Речные суда, сделанные из выдолбленных стволов и дубового теса, скрепленного тисовыми и ивовыми прутьями, были обнаружены в Норт–Ферриби на Хамбере. Самые древние упорядоченные захоронения в Западной Европе также были найдены на атлантическом побережье, дав еще одно подтверждение гипотезе о существовании отдельной морской культуры, развивавшейся в зоне, богатой пищевыми ресурсами.

Конец мезолита в Европе наступил с пришествием земледелия —результата так называемой «неолитической революции». В течение 30 из последних 36 тысяч лет Центральную, Западную и Северную Европу населяли исключительно охотники–собиратели. За этот период естественная среда трансформировалась до неузнаваемости. Климат, растительность, даже конфигурация и площадь континента претерпевали разительные перемены, и выживание человеческой популяции зависело от умения приспосабливаться к окружающему миру. Для сравнения, в последние 6 тысяч лет собственно природные изменения были не столь уж и многочисленны, гораздо более серьезный эффект на естественную среду оказала человеческая деятельность.

Около 9 тысяч лет назад на юго–востоке Европы начала складываться практика содержания одомашненных животных и выращивания зерновых культур. В течение следующих примерно 3,5 тысяч лет эти практики распространились на север и запад континента, достигнув Центральной и Западной Европы 7,5 тысяч лет назад, а крайнего севера и запада —около 2 тысяч лет назад. Однако процесс распространения земледелия не был плавным — уже на этом примере мы можем видеть изначальное отсутствие единообразия в формировании современного европейского человечества.

Несмотря на то, что европейские охотники–собиратели научились использовать ограниченные изменения среды обитания к своей выгоде, общая география континента имела принципиальное значение для его популяционной истории.

Физическая география Западной Европы

На современных картах моря изображаются как своеобразные пробелы, разделяющие участки суши, однако для наших предков моря и реки запада были дорогами, оборонительными рубежами и неисчерпаемым источником продовольственных ресурсов

Огромную низинную равнину, простирающуюся от Атлантического океана до Уральских гор, пересекают реки, текущие на север и юг, и эти реки представляют собой как естественные границы, так и удобные транспортные каналы. Горные цепи достаточно высоки, чтобы обеспечить легко обороняемые убежища, но ни одна не столь велика, чтобы человеку нельзя было ее пересечь. Европейская береговая линия, с ее несметным количеством закрытых бухт, речных дельт, полуостровов и прибрежных островов (более 10 тысяч), со сравнительно небольшими расстояниями между участками, удобными для высадки, создает благоприятные условия для мореплавания и морской торговли и одновременно способствует развитию независимых прибрежных поселений, защищенных от вторжения с суши. Италия, Греция, Скандинавия, Португалия. Испания, Франция, Британия и Ирландия имеют множество островов и долин, практически неприступных со стороны суши и легкодоступных со стороны моря.

Почти наверняка земледелие принесли в Европу малые группы мигрантов —либо по суше с юго–востока, либо по Средиземному морю на запад и затем на север. Это не был процесс изобретения новых способов пропитания охотниками–аборигенами, это было новшество пришлых людей, несущих с собой собственную культуру, свои виды одомашненных животных и возделываемых растений. Виды пшеницы, ячменя, проса, выращиваемые в Европе на протяжении тысяч лет, ведут свою родословную от ближневосточных культур, и тоже самое относится к одомашненным породам овец и коз.

В густо залесенных районах Центральной и Западной Европы эти пришельцы редко соприкасались с группами охотников, и после вырубки деревьев и выжигания подлеска они получали возможность кормить животных и выращивать урожай на богатых лессовых почвах пойм Дуная, Вислы, Одера, Эльбы, Рейна, Гаронны, Роны и множества их притоков. Земледельцы строили «длинные дома», иногда по несколько на стоянку, которые, как правило, имели размер 15–30 м на 6-7 м и были лишены какого?либо защитного частокола. Ранние земледельческие поселения группировались вместе, как» например, те, что были обнаружены в Мерцбахской долине неподалеку от Кельна. Эти люди также принесли с собой особый тип гончарного производства, известный как культура колоколовидных кубков (одна разновидность этой керамики, линейно–ленточная, пришла через восточную Европу, другая —так называемая культура импрессо, в которой узоры наносились вдавливанием по сырой глине, — через западное Средиземноморье). Керамику находили и на более древних охотничьих стоянках, но регулярное ее употребление началось именно с приходом земледельцев.

По Центральной Европе земледелие распространилось сравнительно быстро (приблизительно за вторую половинуVI тысячелетия до н. э.), однако когда земледельцы прибыли на север и запад, произошла интересная перемена. Во–пер- вых, на северном краю Европы они наткнулись на песчаные и каменистые почвы, которые не слишком способствовали выращиванию злаков, — еще примерно тысячу лет обитатели северного побережья от Нидерландов до Польши оставались рыболовами и охотниками. Во–вторых, на атлантическом краю Европы они обнаружили развитую оседлую культуру сообществ охотников–рыболовов, которая не видела особой нужды в освоении земледелия. По всей видимости, именно благодаря соприкосновению земледельческой культуры — пришедшей сюда либо путем миграции, либо через диффузию — с устоявшейся атлантической культурой возник тот удивительный феномен, который не имеет аналогов в европейской истории.

По всему ландшафту северо–западной Европы раскиданы массивные и совершенно загадочные каменные монументы, размеры, разнообразие и изощренность конструкции которых бросают вызов современному пониманию того, как был устроен мир наших предков. Ни охотники и рыболовы — коренные жители этих мест, — ни пришлые скотоводы в своей прежней истории не производили на свет ничего подобного.

Более того, ничего подобного нельзя найти и в других частях континента — эти монументы являются уникальной чертой западноевропейской культуры. Начиная примерно с 4800 года до н. э. мегалитические захоронения, часто в форме коридорных гробниц, начинают появляться на иберийском побережье и в Бретани, как правило, окруженные огромными стоячими камнями, многие из которых украшены высеченными узорами. Коридорные гробницы предназначались для продолжительного использования — новые могилы располагались в них вдоль центрального прохода. По мере распространения земледелия на запад с середины V до середины IV тысячелетия до н. э. мегалитические монументы стали возводить на атлантическом побережье Британии и Ирландии, а также в Уэссексе — в виде длинных курганов. Среди наиболее впечатляющих примеров — ирландские коридорные гробницы Нью- Г)рейндж и Наут, каменные кольца неподалеку от Калланиша на острове Льюис, курган в Маэс–Хоу, каменные жилища в Скара–Брэ и стоячие камни Маэс–Хоу. Бродгара и Стейнесса на Оркнейских островах; возраст этих сооружений — 4–6 тысяч лет.

В возведение этих монументов было вложено невероятное количество труда и человеческой изобретательности. Например, стоячий камень, находящийся в Бретани и носящий название Большой менгир (Grand Menhir), весит 348 тонн — для его транспортировки из места добычи понадобились бы 2 тысячи человек. Коридорная гробница Нью–Грейндж покрыта 200 тысячами тонн булыжника и дерна. Над карнизным камнем входа в тот же Нью–Грейндж строители оставили специальный зазор, с тем расчетом, что при восходе солнца в день зимнего солнцестояния 5 тысяч лет назад солнечный луч, проникающий сквозь него, должен был совпасть с осью центрального прохода и осветить фигуру из трех спиралей, высеченную в стене главной погребальной камеры. Камерное захоронение в Маэс–Хоу (возраст которого около 4800 лет) сложено из каменных плит, пригнанных друг к другу с поразительной точностью и образующих над склепом ступенчатый свод. Как и Нью–Грейндж, оно сориентировано по положению солнца в день зимнего солнцестояния.

В районе английского Уэссекса эпоха каменных монументов наступила позднее, чем на Оркнейских островах. Здесь найдено пять комплексов, посередине каждого из которых имеется «хендж» — круглая площадка с каменными сооружениями, отгороженная мелким рвом и внешним валом (самый известный из этих комплексов — Эйвбери). Возникновение нескольких больших курганов и огромного Силбери–Хилл относится к тому же времени. Самое раннее строительство в Стоунхендже относится к началу III тысячелетия до н. э. Использованные здесь глыбы серо–голубого камня транспортировали из западного Уэльса, но вертикальное положение им придали лишь тысячу лет спустя. Затем были воздвигнуты трилиты, а камни расставили так, чтобы образовать внутренний круг и подкову, и сделали Стоунхендж центром ритуального комплекса, тянущегося от побережья Ла–Манша до Чилтернских холмов, — сооружения, не имеющего аналога в доисторической Европе. Транспортировка материала из западного Уэльса, распространенность спирального, квадратного и шевронного орнаментов, которые высекали на «входных» камнях, демонстрируют наличие тесных связей между человеческими группами, которые были разделены значительными расстояниями. Свидетельство территориального охвата этой культурной общности — присутствие керамики с нарезным орнаментом (известной как Райнио–Клэктон) в столь удаленных друг от друга местах, как Оркнейские острова и Уэссекс, причем само их географическое положение показывает, что для наших предков «крайний» север и запад Европы не представлялись неким захолустьем, наоборот, это была область с собственной высокоразвитой культурой.

Высокий уровень развития человеческого общества того периода подтверждается находками, свидетельствующими о существовании в период неолита межрегионального обмена. К примеру, среди каменных топоров, найденных в Пеннинских горах на севере Англии, встречаются изделия известных «индустрий», открытых в северной Ирландии, северном Уэльсе, Камбрии, на шотландской границе, в юго–восточной Англии, в центральных графствах, в Норфолке. Саффолке и, возможно, Суссексе. Склон холма Пайк–оф–Стикл в Камбрии усыпан 450 тоннами каменного лома—остатками произведенных здесь 45–70 тысяч топоров.

Неолитические комплексы на Атлантическом побережье Европы были центральной частью жизни наших предков, и процесс их сооружения — как и само существование в веках — несомненно, имел важнейшее значение. Их астрономическая составляющая доказывает наличие у живших здесь людей культуры, развивавшейся на протяжении долгого времени, а сами монументы являются выразительным символом связи этих людей с определенной территорией и с духами предков. Хотя сооружение мегалитических построек прекратилось примерно 4400 лет назад, огромные холмы и ритуальные хен- джи на протяжении тысячелетий оставались одной из главенствующих черт ландшафта и наверняка несли глубокий духовный смысл для многих поколений потомков.

Вслед за распространением земледелия и скотоводства Европейский континент довольно скоро познакомился с другим важнейшим технологическим нововведением — выплавкой металлов. Древняя металлургия основывалась на использовании методов получения высокой температуры, первоначально выработанных для обжига глины в гончарном производстве, и, вероятно, возникла независимо в нескольких местах около 7–6 тысяч лет назад: на Ближнем Востоке, в юго–восточной Европе и в Иберии. В самом начале обрабатываемые металлы, в основном медь и золото, употреблялись для изготовления украшений. В захоронении шеститысячелетней давности, раскопанном под Варной (черноморское побережье Болгарии), найдены шесть килограммов золота и еще больше меди, а в испанской Альмерии медь обнаружили на стоянке, возраст которой составляет 6,5 тысяч лет.

Несмотря на возможное независимое происхождение металлургии в нескольких регионах, около 5 тысяч лет назад развитие городских сообществ в Месопотамии стало оказывать влияние на европейцев — через потребность в товарах и распространение технологий. Двусоставные литейные формы и сплавы меди с мышьяком, колесный транспорт, легкий плуг и шерстное овцеводство, одомашненная лошадь и новое, более прочное деревянное строительство — все это в данный исторический период впервые оказалось в Европе. Разные регионы воспринимали новшества в согласии с собственными нуждами, однако с начала III тысячелетия до н. э. общность погребальных практик свидетельствует об определенной унификации европейской культуры. Подсечно–огневое земледелие вытесняет мелкое огородничество, а в каменоломнях добывают все больше кремния для топоров, в которых появляется все большая необходимость.

Вырубка леса, возделывание злаков и выпас домашнего скота ускорили процесс антропогенных изменений в естественном ландшафте. Локальные явления способны иметь глубокий и длительный эффект. Только один пример: открытый ландшафт торфяников северного Йорка на северо–востоке Англии (в нескольких милях к северу от Стар–Карр) до пришествия сельского хозяйства покрывали смешанные леса. Первые фермеры начали с вырубки и выжигания деревьев, чтобы очистить место для загонов, в которых они держали диких оленей и домашний скот, а также для полей под урожай. Через несколько столетий эта деятельность привела к тому, что тонкий и легкоразрушаемый слой плодородной почвы был лишен питательных веществ и структурной базы. Не пригодные ни для возделываемых культур, ни для травы, ни д ля первоначально произраставших здесь деревьев, 200 квадратных миль этой земли стали — и остаются по сию пору — огромной вересковой пустошью, сохранившей сотни неолитических курганов. (По иронии судьбы, хозяйственная практика, уничтожившая культивационный потенциал этой местности, способствовала формированию дикого ландшафта, красота которого высоко ценится современными людьми.) Преображение Европы в континент интенсивно хозяйствующих земледельцев привело к вымиранию культуры мегалитических строителей» и лишь в западной Британии и Ирландии прежняя монументальная традиция продолжалась еще какое?то время. Однако западные изображения демонстрируют разительное отличие от того, что происходило в Центральной Европе.

Сегодня археологи подчеркивают, что освоение сельского хозяйства аборигенными охотниками–собирателями следует рассматривать как последовательность решений, связанных с выбором способов пропитания. Особенно непростую историю они имеют в таком регионе, как Атлантическое побережье. Что было более продуктивно: отправляться в море в поисках рыбы, добывать дары моря на отмелях, ставить сети в прибрежных водах, расчищать лес и засевать зерновые, охотиться в лесах на оленей и кабанов или заводить домашний скот? Ответ на этот вопрос должен был отличаться для разных мест и временных периодов и вовсе не приводил с неизбежностью к освоению сельского хозяйства. Также утверждается, что для многих такое освоение не представляло собой безусловно выигрышную стратегию: жизнь, в которой время охоты сменялось временем отдыха, уступала место жизни, состоящей из беспрестанного труда, — последняя позволяла людям существовать крупными группами, но извлечь выгоду из такого положения дел в этих группах могла лишь верхушка иерархии. Скорее всего, образ жизни первых фермеров Западной Европы еще не вполне вписывался в подобную картину, поскольку внутри небольших групп они имели контроль над способом производства и добычи пропитания. Однако по мере оскудения естественных ресурсов охотничьей дичи пространство выбора сокращалось, и к началу III тысячелетия до н. э. Европа превратилась в регион с подавляющим преобладанием производящего сельского хозяйства.

Около 4 тысяч лет назад распространение металлообработки сделало еще один шаг вперед благодаря возникновению бронзового литья. Скорее всего, европейцы научились технике получения сплава из меди (добываемой в горах Гарца) и олова (добываемого в Богемии), контактируя с Ближним Востоком. Со временем, однако, они выработали собственные, весьма сложные методы изготовления из бронзы кинжалов, орнаментированных чаш, ювелирных украшений и топоров — изделий, в которых сочетались красота и полезность. Несметные количества предметов из бронзы и золота, демонстрирующих высокое мастерство их создателей, обнаружены в пышных захоронениях центральной Германии — этот регион столетиями оставался центром европейской бронзовой индустрии. Сети обмена, возникновение которых спровоцировал германский бронзовый промысел, охватывали собой весь континент: оловянная и медная руда доставлялись сюда из Корнуолла, северного Уэльса, Ирландии, Бретани и Иберии; в свою очередь бронзовые изделия в обмен на янтарь, пушнину и кожу шли в Скандинавию и западные регионы. Общины Центральной Европы также напрямую торговали с восточным Средиземноморьем.

Сумма таких явлений, как быстрый рост интенсивного земледелия, распространение металлургии бронзы и других металлов, открытие маршрутов межрегионального обмена, на наш взгляд, подразумевает культурную унификацию и существование инстанций централизованной власти. Однако, по–видимому, мелкие субрегиональные группы обнаружили, что для обеспечения собственной безопасности им достаточно заключать союзы между собой и что ни одна из них не сильна настолько, чтобы навязывать другим свою волю. Распространение по всей Европе «кубковой»* культуры (названной так по кубкам, обнаруживаемым в захоронениях) в свое время заставило археологов предположить, что около 5 тысяч лет назад произошло нечто вроде массового нашествия или даже завоевания. Но сегодня ученые убеждены, что тогдашние европейские сети обмена были вполне развиты, чтобы обеспечить диффузию гончарных приемов и экзотических погребальных ритуалов; они также полагают, что эти последние перенимались элитами в качестве особого умения, отличающего их от остальных членов группы. Судя по богатым одиночным захоронениям Уэссекса (ставшего торговым перекрестком Англии)» Бретани, Ирландии, западной Иберии, а также центральной Германии, поздний бронзовый век был временем возникновения состоятельных элит.

К началу I тысячелетия до н. э. Европа представляла собой мозаику небольших поселений. Хозяйственная деятельность жителей в основном обращалась вокруг работы в поле — выпаса скота и земледелия — и нескольких ремесел, в том числе металлургии. Существовала обширная устоявшаяся сеть каналов обмена—корабль в восточном Средиземноморье мог перевозить слоновью кость из Африки, янтарь из балтийских областей, стекло из Финикии, медь из Иберии и олово из Корнуолла (доставленное к Средиземному морю по речным системам Луары, Гаронны, Рейна и Дуная). Связи между Ближним Востоком, городскими культурами восточного Средиземноморья и Европой по–прежнему оставались ненадежными, однако случившееся 3,3 тысячи лет назад крушение минойской и микенской цивилизаций (см. главу 2) привело к образованию полноценной торговой системы западного и восточного Средиземноморья, что в свою очередь оказало важное влияние на западную часть Европы.

Порядок передвижения народов, культур и технологий, последовавшего за разрушением Микен и упадком Хеттского царства, довольно трудно восстановить. Согласно некоторым теориям, людские массы ринулись в тот момент на запад из Анатолии — при этом кое?кто из множества отклонился в регион Эгейского моря, чтобы впоследствии построить на руинах микенской цивилизации новую эллинскую культуру, а остальные продолжили путь на запад, в Центральную Европу. где и основали культуру, известную нам под именем кельтской. В свете уже сказанного о кубковой культуре эти теории следует воспринимать с осторожностью. Мы лишь можем констатировать: начиная примерно с 1300 года до н. э. новые технологии и культуры начали укореняться на обширной территории материковой Европы.

Производство бронзы пережило невиданный количественный подъем: одновременно применение новой техники выплавляемой восковой модели дало возможность добиваться необычайной тонкости деталей (показательный пример — «солнечная повозка», найденная в Трундхольме), а одноразовые глиняные формы значительно облегчили процесс отливки. Список пищевых культур, помимо пшеницы и ячменя, пополнился горохом и чечевицей; также начали возделывать кормовые бобы, просо, лен и мак (используемый для получения масла). Широко распространились употребление меда и йогурта (как способа сохранения молока). Разные группы в разных регионах уже специализировались на разведении различных типов животных (коров, свиней, коз); гораздо более привычным явлением стала ездовая лошадь — бронзовые и, позже, железные детали упряжи начинают в этот период рассматриваться как признаки социального статуса.

Одно изменение, о котором свидетельствует археология, выделяется на фоне остальных — это появление около 1300 года до н. э. практики кремации умерших и сохранения останков в урнах. Так называемая культура урновых полей быстро распространяется по Европе — опять же. вероятно, отчасти путем миграции, отчасти через культурную диффузию. Формирование культуры урновых полей в позднем бронзовом веке тесно связано с тем, что, насколько мы можем судить, оказалось возникновением новой народности — в любом случае, новой культуры, —кельтов. Кельтская культура, дожившая до эпохи письменной истории (а в фрагментах —до наших дней), общепризнанно рассматривается как ключевое звено, связывающее нас с доисторическим прошлым. Однако сегодня с определенной долей уверенности можно утверждать, что сами кельты, особенно населявшие западную часть Европы, были потомками и наследниками еще более древней культуры.

История кельтов в который раз ставит старый вопрос о миграции и диффузии. Были кельты пришельцами с востока, из кавказской «колыбели народов», которые расселились по всему континенту и позднее были вытеснены на крайний запад другими мигрирующими группами? Или это был процесс освоения существующими обществами определенных культурных практик? В последние годы второй вариант ответа находит все больше приверженцев: он рисует увлекательную ретроспективу развития оседлого западноевропейского общества и его культуры (пусть и испытавшей целый ряд серьезных влияний), которая простирается далеко в прошлое — к эпохе мезолита и еще дальше в глубь истории. Наша культура исторически несомненно является культурой смешанной, однако ее истоки оказываются более давними, чем мы привыкли думать.

Приблизительно в 1000–700 годы до н. э. по Европе широко распространяется металлургия железа и торговля железными изделиями — с этого времени отсчитывается начало железного века. Кельтская культура уже прочно укоренилась в южной Германии. К 450 году до н. э. (начало так называемого латенского периода) кельты активно торгуют с греческими колониями в западном Средиземноморье и этрусскими племенами в Италии. Культура кельтов распространяется за пределы южной Германии и Богемии, а в их искусстве формируется отличительный стиль, для которого характерны изогнутые, текучие формы и орнаменты. Ремесленники Центральной Европы начинают демонстрировать необычайное мастерство, изобретательность и оригинальность в обработке железа.

В IV веке до н. э. происходит достоверно засвидетельствованная миграция кельтских общин через Альпы в долину реки По и на юг и восток, в Македонию и южную Грецию — вплоть до Малой Азии. В то же время кельтская культура распространяется на запад до Атлантического побережья — впрочем, кажется маловероятным, что это распространение сопровождается процессом переселения. Кельтов Западной Европы на основе археологических находок привыкли относить к одному народу с кельтами Европы Центральной. Однако местные традиции, к примеру в Бретани и Британии, явно преобладали над усвоенными элементами латенской культуры. По- видимому, кельтская культура крайнего запада Европы была индивидуальной вариацией культуры континентальной и, возможно, не образовывала с последней даже языкового единства. Вероятнее всего, кельты Запада были потомками не мигрантов железного века, а атлантического народа мезолитических и домезолитических времен —поэтому сегодня, изучая определенные элементы кельтской культуры, мы, может быть, видим следы традиции, зародившейся еще в палеолите.

Кельтское общество было в первую очередь сельскохозяйственным. Ранние поселения состояли из одного или нескольких длинных домов, каждый из которых занимал целый род со всем своим скотом, а также местом для ремесленной работы с кожами, деревом, металлом — все под одной крышей. Со временем на смену длинным домам пришли индивидуальные семейные жилища с отдельными постройками для скота, хранения зерна и занятия ремеслами. КI веку до н. э. дома кельтов уже имели отдельные комнаты для приготовления пищи и для сна. По мере передачи опыта от поколения к поколению сельское хозяйство приобретало все более интенсивный характер, а развитие специализации труда привело к тому, что обмениваться товарами и услугами люди и семьи могли уже между собой. С ростом производительности хозяйства росло и население — наступило время формального разграничения земельных наделов. Появляется все больше деревень — мест, где развивалась общинная жизнь и торговля и где земля распределялась по соглашению; в Европе закрепляются полевые системы.

К этому времени уже существуют фортифицированные поселения: некоторые из них используются как временные прибежища, некоторые как места постоянного жительства, какое?то количество, вероятно, предназначалось для пребывания элит. Крепости на возвышенностях, появившееся на всем протяжении севера Центральной и Западной Европы, включая юг Британии и север Франции, обезлюдели приблизительно после 400 года до н. э., но кое–где они оставались заселенными еще в I веке до н. э. В целом ряде мест археологические находки, датируемые 200–50 годами до н. э., демонстрируют существование ремесленных деревень, в которых интенсивно и с большим размахом для своего времени развивались различные производства: тканей, железных гвоздей, изделий из стекла, кости, металлических фибул и монет. Однако наиболее впечатляющими свидетельствами древней кельтской культуры являются «оппидумы» — крупные укрепленные поселения. Как правило, они располагались на площади от 20 до 30 га, хотя в некоторых случаях площадь достигала 600 га, а в одном—в юрском Хайденграбене — 1500 га. (Средневековый Париж, для сравнения, около 1210 года н. э. занимал площадь 250 га.) Внутри некоторые оппидумы имели дома с собственной оградой и даже уличную планировку.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.