ПЕРЕМЕНЫ В КОЛОНИАЛЬНОЙ СОСТАВЛЯЮЩЕЙ
ПЕРЕМЕНЫ В КОЛОНИАЛЬНОЙ СОСТАВЛЯЮЩЕЙ
Вторжение европейских колонизаторов в огромной степени повлияло на страны Юго-Восточной Азии. Хотя оно не сказалось немедленно на внутренней структуре общества и коснулось далеко не всех частей региона, оно принесло феномен постоянного присутствия новой силы. На первых порах европейцы воспринимались как еще одна политическая сила, не всегда могучая, но всегда непонятная (с точки зрения ее ценностей и устремлений) и отчужденная от местного общества. Однако, несмотря на то что основная масса государств и потестарных образований региона продолжала жить своими интересами, европейская колонизация (в отличие от власти местных империй или гегемонов) неотвратимо вовлекала регион — на разных уровнях и в разное время — в систему мирового рынка. Однажды утвердившись, колонизаторы неизбежно консолидировали свои позиции, вмешиваясь в дела местных государств, подавляя местную торговлю, переходя к прямой эксплуатации местного населения, т. е. создавали предпосылки для более глубокого влияния на жизнь, характер и направление развития общества Юго-Восточной Азии.
Из трех центров европейского присутствия, возникших в XVI–XVII вв. — Малакки, Манилы и Батавии (Джакарты) — значимость сохранили и упрочили два последних. Переход Малакки в руки нидерландской Ост-Индской компании (1641) привел к падению ее торговой привлекательности (голландцы перенесли торговлю в Батавию) и резко уменьшил европейское (португальское) население города, значительную часть которого вывели в ту же Батавию. Последней в XVIII в. была уготована иная судьба. Превращение Компании в территориальную державу (с центром в Батавии) на Яве и Мадуре привело к тому, что главной сферой ее деятельности и основным источником доходов стала не столько торговля, сколько управленческо-фискальные функции.
В середине XVIII в. окончательно оформилась административно-судебно-налоговая система голландского колониального управления. На протяжении почти всего своего существования администрация в Батавии управляла разбросанными от Японии до мыса Доброй Надежды территориями, поселениями, факториями и фортами. Вплоть до середины XVIII в. Компания воспринималась на Востоке скорее как торговая организация, нежели как суверен. Все европейские служащие Компании независимо от занимаемой должности носили «торговые» ранги: старший торговец, торговец, младший торговец, бухгалтер, помощник бухгалтера и т. п.
По мере упрочения власти Компании ее владения превращались в огромную плантацию. В XVIII в. Компания приступила к насильственному внедрению культур, пользовавшихся спросом на мировом рынке. Наиболее важной из этих культур стал кофе. Зерна, из которых, как с удивлением заметил голландец, оказавшийся в 1616 г. в Аравии, приготовляют для питья черную горячую воду, попали в Республику Соединенных провинций в 1661 г. С 1696 г. предпринимались попытки разведения кофе на Яве, а в начале XVIII в. стараниями генерал-губернатора Йохана ван Хоорна (1704–1709) первые кофейные плантации появились в окрестностях Батавии. В 1711 г. на склады Компании были доставлены первые 100 фунтов кофе. Через девять лет производство кофе возросло до 100 тыс. фунтов, а еще через двенадцать лет — до 12 млн фунтов. В последующие годы голландские власти в зависимости от спроса то побуждали яванских крестьян делать новые посадки, то приступали к их уничтожению. Крестьяне получали жалкие гроши за сдаваемую ими продукцию, кроме того, они были обязаны своими силами осуществлять хранение и перевозку кофе. Львиная доля прибылей от реализации кофе попадала в руки Компании, ее служащих и местных феодалов — регентов. Другими важными экспортными культурами в XVIII в. стали сахарный тростник, индигоноска и хлопчатник.
С точки зрения политической основным результатом деятельности Компании было создание голландской колониальной империи в Индонезии. Превращение Ост-Индской компании в территориальную державу на Архипелаге внесло принципиально новую ноту в политическую жизнь всего Архипелага вне зависимости от установления прямого контроля Компании над теми или иными государствами и владениями. Отныне просто в силу своего военного и морского превосходства она могла в случае необходимости вмешиваться в отношения между любыми индонезийскими государствами. Существование голландских владений закрыло путь к политическому объединению посредством завоеваний или династических браков Архипелага или его значительных частей. Показательно, что раздел Матарама на Суракарту и Джокьякарту вначале воспринимался современниками как повторявшееся в яванской истории разделение, которое должно смениться новым объединением. Но отныне соединения двух государств без воли и согласия колонизаторов быть не могло, и это разделение сохранялось до конца колониального периода. Другим очень важным отличием было то, что голландская капиталистическая система и ее носители не встраивались в местное общество, не ассимилировались, как это произошло с носителями других культур, а существовали отдельно, причем центр этой системы, регулировавшей экономические, политические и культурно-психологические отношения с местным обществом, находился за пределами Индонезии.
Одним из самых заметных результатов деятельности Компании на Яве, имевшим далеко идущие последствия, стало усиление роли китайского капитала. Китайские торговцы, как и их собратья из других стран Азии, принимали участие в индонезийской торговле задолго до появления здесь европейцев и селились в небольших количествах в приморских городах. Первоначально Компания благожелательно отнеслась к появлению китайского — трудолюбивого и искусного — населения в своих владениях, но после того как она укрепила свои позиции на Яве, отношение к китайцам изменилось. В богатых китайцах Компания стала видеть более ловких, чем она сама, конкурентов, а в бедных — источник недовольства и социальной нестабильности. В июле 1740 г. генерал-губернатор Адриан Валкенир (1737–1741), человек необузданного темперамента, не всегда продумывавший последствия своих решений, распорядился выслать всех батавских китайцев, не имевших определенных занятий. Распоряжение было использовано служащими Компании в корыстных целях: хватали богатых китайцев-старожилов и под угрозой высылки вымогали у них деньги. Китайцы стали вооружаться. В ночь с 8 на 9 октября по прямому наущению властей солдаты и моряки вместе с городской чернью устроили в Батавии антикитайский погром. Убивали всех китайцев, без различия пола и возраста, дома разграблялись и сжигались. Бойня продолжалась в течение недели. В ответ вспыхнуло восстание китайского населения, с которым сомкнулось антиголландское движение в Матараме. Восстание удалось окончательно подавить лишь в 1743 г.
Во второй половине XVIII в. китайцы, которых Компания перестала преследовать, превратились в экономически важный элемент общества, сосредоточив в своих руках посреднические функции.
Немногочисленные голландцы и другие европейцы (около 10 тыс. человек в конце XVIII в.) в общем мало контактировали с индонезийцами, которые оставались вне воздействия европейской культуры и ее системы ценностей.
Европейцы концентрировались главным образом в Батавии. Хотя европейские колонии были в Семаранге, на Амбоне, в Макасаре и других местах, облик колонизаторов определял прежде всего Homo Bataviensis. Среди голландского населения Батавии различались две группы: служащие Компании и «свободные горожане». Если принять во внимание, что большинство голландцев устремлялись в Индонезию с одним лишь желанием — разбогатеть и что в массе своей эти люди составляли отнюдь не лучшую и не интеллектуальную часть голландского общества, то неудивительно, что из них формировались нувориши с соответствующими наклонностями. Косность, презрение к местному населению, привычка жить в роскоши, пренебрежение образованием и культурными ценностями характеризовали осевших в Батавии бывших служащих Компании, ставших «свободными горожанами». Поскольку Компания запрещала им заниматься частной торговлей и предпринимательством, они промышляли откупами и ростовщичеством — занятиями, не способствующими совершенствованию человеческой натуры. «Свободные искусства» были в Батавии не в почете. Когда Корнелис Сёйтхофф, зять великого Рембрандта, потеряв надежду прокормить себя живописью, занялся ремеслом, он был обвинен в нарушении монополии Компании и чуть было не попал в тюрьму. К счастью, помогли друзья, и Сёйтхофф стал служащим Компании — он получил место надзирателя в той тюрьме, куда его собирались отправить.
Культурная и интеллектуальная жизнь Батавии была небогатой. Список книг, опубликованных в Батавии на протяжении XVII–XVIII вв., включает множество сборников административных распоряжений, некоторое количество религиозных сочинений, немногочисленные перепечатки голландско-малайских словарей и грамматик и, наконец, с 1731 г. ежегодный справочник с чинами и должностями служащих Компании. Монотонность официальных публикаций и перепечаток лишь изредка прерывалась такими книгами, как дидактическая поэма Якоба Стеендама для юношества или поэма Питера ван Хоорна о мудрости Конфуция. В этом списке промелькнуло историческое сочинение, рассказывающее об осаде Батавии войсками Матарама в 1629 г. Впоследствии это сочинение вдохновило батавского чиновника и поэта XVIII в. Питера де Вриса на сочинение драмы, «украшенной песнями, танцами и живыми картинами», под названием: «Ян Питерсзоон Кун, Основатель батавской свободы. Драма о войне со счастливым концом».
В 1778 г. Якобус Радермахер, один из высших служащих Компании, основал Батавское общество искусств и наук. Хотя «сообщения о естественной истории, древностях и обычаях» народов Архипелага приветствовались Батавским обществом, в начальный период своей деятельности оно занималось в основном проблемами городского хозяйства. Тот же Радермахер стал основателем первых франкмасонских лож в Батавии в 60-х годах XVIII в. Идеи европейского Просвещения слабо затронули голландскую колонию, где царил дух стяжательства, презрения к «туземцам» и пренебрежения к образованности, художественным ценностям и знаниям.
Неискушенному наблюдателю конца XVIII в. мощь и богатство Компании казались непоколебимыми. Регулярно выплачивались дивиденды, и акции Компании в 1781 г. продавались по цене, в два с лишним раза превышавшей их номинальную стоимость. Блестящий фасад скрывал, однако, полностью прогнившее здание. Прибыли Компании падали: в 1724–1725 гг. ее баланс впервые был сведен с дефицитом, но поскольку отчеты не публиковались, а бухгалтерские книги в Батавии не соответствовали тем, что находились в Амстердаме, общественное мнение Нидерландов не имело представления об истинном положении дел. Расходы на войны и управление поглощали львиную долю доходов от дани, налогов и торговли, а дивиденды пайщикам (неизменные 18 % годовых) выплачивались за счет постоянных займов.
Компания была коррумпирована сверху донизу. Генерал-губернаторы с жалованьем 700 гульденов в год привозили домой состояние в 10 млн гульденов, младший торговец платил (официально) 3500 гульденов за назначение на пост с жалованьем 40 гульденов в месяц и получал на этой должности годовой доход в размере 40 тыс. гульденов. Коррупция достигла таких размеров, что накануне падения Компании был введен официальный налог на взятки, которые получали ее должностные лица. Коррупция сочеталась с прямым воровством: недостача в миллион гульденов в казначействе Батавии не была раскрыта, пока скоропостижно не скончался главный кассир.
Причина упадка Ост-Индской компании была глубже, нежели дефицит в ее балансе и коррупция служащих. Упадок Компании с ее устаревшими методами, препятствиями, чинимыми ею частной инициативе, в том числе и голландских предпринимателей, был неизбежен и закономерен. Несмотря на сохранение и даже расширение нидерландской колониальной империи, в XVIII в. страна утратила свою колониальную, торговую и морскую гегемонию, которая перешла к Великобритании. Попытки наиболее дальновидных колониальных деятелей осуществить некоторые реформы натолкнулись на сопротивление торговой олигархии в метрополии. Окончательный удар по колониальному могуществу Нидерландов и ее Ост-Индской компании нанесла Четвертая англо-голландская война (1780–1784). Тяжелее всего сказалась морская блокада. Все связи между Архипелагом и Европой были прерваны, огромное количество непроданных товаров скопилось на складах Батавии.
В 80-90-х годах XVIII в. правящая верхушка Соединенных провинций безуспешно старалась поправить дела Компании, создавая бесчисленные комиссии и выдвигая различные проекты реорганизации управления Компанией и ее колониальными владениями. Борьба вокруг предоставления Компании займов и проведения реформ в ее управлении оказалась тесно связанной с бурными внутриполитическими событиями в Республике Соединенных провинций во второй половине XVIII в.
В 1793 г. Франция начала войну с Англией и Нидерландами. Голландские эмигранты во Франции сформировали Батавский легион, одним из офицеров которого был Херман Виллем Данделс, бывший адвокат, будущий наполеоновский маршал и генерал-губернатор Индонезии. В январе 1795 г. французская армия заняла Нидерланды. Статхаудер Вильгельм V Оранский бежал в Англию. Падение Оранской династии ускорило конец Компании. 31 декабря 1799 г., в день, когда истекал срок действия хартии Компании, все ее владения и долги (134 млн гульденов) перешли Батавской республике, государству, образованному в 1795 г. на территории Соединенных провинций.
Третьим центром европейского присутствия в Юго-Восточной Азии была испанская Манила на Филиппинах. В XVIII в. под властью Испании оказался почти весь архипелаг за исключением мусульманского юга. Колонизаторы перенесли на Филиппины феодальные отношения, разрушив доколониальную социально-политическую структуру. Основным типом феодального землевладения стало поместье (асьенда). Наиболее крупными (коллективными) асендеро были монашеские ордена. Число остальных испанских помещиков было крайне незначительным. В основном это были представители администрации во главе с генерал-губернаторами. В XVIII в. довольно интенсивно шло формирование слоя помещиков-филиппинцев из представителей местной общинной верхушки, составлявшей низшее и среднее звено колониальной администрации. Основной формой эксплуатации была издольщина. Плантационное хозяйство по образцу Латинской Америки на Филиппинах появилось лишь в конце XVIII в.
Особенностью Филиппин была христианизация и сопровождавшая ее испанизация культуры, явственно обнаружившиеся в XVIII в. Объединенные в религиозные ордена монахи составляли более двух третей проживавших на архипелаге испанцев. Обладая экономической и финансовой самостоятельностью, юридическим иммунитетом, собственной системой административного управления, церковь представляла собой силу, почти независимую от колониальной администрации. В борьбе с администрацией, в XVII–XVIII вв. принимавшей характер острых конфликтов, перевес, как правило, оказывался на стороне церкви.
Во второй половине XVIII в. впервые появились тенденции к обновлению методов колониальной эксплуатации. Преобразования на Филиппинах (конец 60-х — 80-е годы XVIII в.) были частью программы реформ, проводившихся в метрополии и колониях в период просвещенного абсолютизма Карла 111 (1759–1788).
Основные экономические мероприятия осуществлялись в период правления генерал-губернатора Баско-и-Варгаса (1778–1787). При нем были сделаны первые шаги по развитию на Филиппинах производства экспортных культур — сахарного тростника, табака, индиго, пряностей, хлопчатника, какао, кофе, по созданию текстильной и табачной промышленности, по разработке минеральных ресурсов. В 1785 г. по образцу европейских Ост-Индских компаний была учреждена Королевская филиппинская компания. Ей предоставлялась абсолютная монополия на испано-филиппинскую торговлю и торговые операции с азиатскими странами. Ее деятельность способствовала в известной степени экономическому развитию Филиппин (в 80-90-е годы XVIII в. увеличились производство сахарного тростника и вывоз сахара, табака, кофе и других экспортных товаров), росту торговли с соседними азиатскими странами — Китаем, Индией, Индонезией.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.