ОРГАНИЗАЦИЯ И УСТАВ ОБЩЕСТВА ИЕЗУИТОВ
ОРГАНИЗАЦИЯ И УСТАВ ОБЩЕСТВА ИЕЗУИТОВ
В лице Общества Иисуса Реформация встретила противника, который, являясь порождением тонкого расчета и мечтательного энтузиазма, был ей более чем равен по силам.
Понять это можно, только ознакомившись с замечательным уставом Общества Иисуса. Он изложен в так называемых экзерцициях и конституциях. Первые составлены Игнатием на основании опыта, вынесенного им из Манресского монастыря; последние в своих основных идеях были намечены им же, а окончательно редактированы и введены в действие преемником его, политиком и мыслителем Лайнесом.
Идеал мечтателя, учредителя ордена, состоял в том, чтобы привести своих воинов к коренному внутреннему перерождению, уничтожить в них их природное миросозерцание и на его место вкоренить новые воззрения и настроения мистического аскетизма. С этой целью он начертал план для exercitia spiritualia. Эти последние состояли из молитв, созерцания, исповедей с постоянными покаяниями, умерщвлением плоти и общением с тремя ипостасями божества и всеми святыми. В конце концов они приводили человека в состояние непрерывного религиозного рабского страха и воодушевления и, путем постоянного возбуждения чувств и фантазии, вызывали в нем лихорадочные галлюцинации и патологический экстаз, в котором «душевное состояние, возбужденное самим же субъектом, превращалось для него в объект».
Упражнения, согласно правилам, продолжались тридцать дней. Первое из них начиналось в полночь, второе должно было происходить утром, сейчас же после пробуждения, третье совершалось до и после мессы, четвертое — к вечеру и пятое — перед вечерней трапезой. Во время этих упражнений окна и двери запирались, а стены комнаты завешивались черным. Прежде всего «ученик» должен был пройти viapurgativa, то есть путь к очищению. Подобно тому как последователь Будды стремился достигнуть познания Нирваны прежде всего посредством самоуглубления, так и здесь испытуемый, распростертый на полу, должен был путем напряжения всех своих умственных сил сосредоточиться на данной идее, указанной ему руководителем, который как верный проводник сопровождал его в этом трудном, но столь спасительном странствовании. Душа должна была отбросить все мирские помыслы и воспоминания. Для вящей целительности испытаний рекомендовались некоторые «дополнения»: испытуемый должен был подвергнуть себя посту и бичевать свою плоть железным поясом, усаженным огромными иглами, веревками и железными прутьями. На первом плане во время духовных испытаний стояла исповедь и очищение души от грехов. Все ужасы ада и чистилища призывались с тем, чтобы несчастный проникся сознанием своей мерзости, понять, чего он достоин, и преисполнился глубочайшего смертельного ужаса перед судом Господним. Во избавление от вечного проклятия он взывал к Спасителю, с которым дружески беседовал, явственно воспринимая его ответы. Этому самосозерцанию предшествовало изложение первоначальных основоположений иезуитства, выяснявших истинное назначение человека, а за ним следовало испытание, производившееся по три раза ежедневно, — тут испытуемый отмечал по пунктам в специальных графах те грехи, которые он совершил в эти промежутки времени, а к концу первой недели производилась главная исповедь на основании такого реестра прегрешений, словом, делом и помышлением с их различными подразделениями.
Вместе с этим испытуемый, ушедший уже от земного мира, покидал путь к очищению и на следующие две недели вступал на via illuminativa (путь к просветлению) — задача, посвященная совершенно созерцанию Спасителя, его жизни, дел и страданий. Экзерциции четвертой недели относились к Воскресению и Вознесению Христову, после чего испытуемый, в экстазе блаженства, как удостоенный божественной благодати, возвращался к самосозерцанию. Испытания сопровождались молитвами, имевшими характер размышлений, которых форма, род, содержание и порядок определялись с мелочной педантичностью. Нечего и говорить, что эти экзерциции с их демоническими фантасмагориями и мистериями, направленными к спасению души, производили глубочайшее нравственное потрясение в натурах с развитою фантазией. Мрачная тенденция ордена овладеть духом человека обнаруживается здесь перед наблюдателем во всем блеске ее отталкивающего, отвратительного, страшного характера.
Главнейшая выгода, которую приобретало общество, воспитанное в таком духе, заключалась в дисциплине, основанной на слепом повиновении и сковывавшей и волю, и разум, и всю личность человека стальными оковами.
Такая дисциплина и на самом деле казалась старому солдату Игнатию Лойоле великой тайной всякого могущества, душой всякой добродетели. При всяком удобном случае он подчеркивал эту мысль и, лежа уже на смертном одре, все еще проводил ее в своих заветах. «Пусть всякий твердо помнит, — говорил он, — что те, которые живут в послушании, должны предоставить Промыслу Божию руководство и управление ими через посредство начальствующих над ними лиц так, как если бы они были трупами (perinde ас si cadaver essent)».
Общество, строй которого проникнут таким духом, должно носить на себе печать военного режима. И действительно, в этом заключается самая суть воинствующего иезуитства. Его члены безусловно и слепо повинуются генералу, резиденция которого находится в Риме; его непререкаемая воля — вот то единственное, что господствует над всей братией во всех частях света.
Общество пополнялось новыми членами из разряда испытуемых. Молодые люди, заявляющие о своем желании вступить в орден, подвергаются тщательному испытанию в отношении своих духовных и физических качеств; лица слабого телосложения или неповоротливого ума, а также еретики и женатые безусловно не допускаются. В самом лучшем случае период сурового испытания в новициате (доме для испытуемых) длится два года, и в это время изучаются сокровеннейшие мысли, склонности и влечения новичка.
Порядок для испытуемого с 4 часов утра и до 9 вечера регламентирован тончайшим образом: это бесконечная цепь мрачных религиозных упражнений, черной домашней работы, работы на кухне или в госпитале, фантастического чтения и жестоких душевных истязаний, вполне пригодных для того, чтобы загубить все здоровое, что было в человеке, и довершить в нем то духовное ослепление, которое привело его в дом испытуемых.
Всякие сношения с внешним миром запрещены новичку, все воспоминания о своем прошлом он должен изгладить из своей памяти, все связи, которые соединяли его с миром, он должен порвать. Отныне предметом его любви и привязанности должны быть не родители и не родные, не приятели и не друзья, не отечество и не нация, а только орден. Орден — его отечество, начальство — его родители, его Провидение. Нечего и говорить, что испытуемый должен быть исполнен решимости отдать ордену и свое имущество. Кошелек у римской церкви искони был бездонный.
Если новичок в период испытания оказался годным, то по окончании его он произносит три обычных монашеских обета и вступает в класс схоластиков. Здесь главной его задачей является дальнейшее образование. В течение пяти лет он усерднейшим образом трудится в одной из коллегий над риторикой, литературой, философией, физикой и математикой — занятия, которые, после предшествовавшего им подавления всех самостоятельных душевных движений, вряд ли могут внушить к себе сколько?нибудь серьезный интерес.
Для окончательного завершения этой педантичной дрессировки схоластик прикомандировывается к какому?нибудь учебному заведению, в котором он еще раз, уже в качестве учителя, проходит все то, чему выучился. После этого еще в течение 4–6 лет он штудирует схоластическую теологию в одном из университетов ордена, и этим завершаются его школьные годы.
О научных занятиях, как мы их понимаем, о методическом мышлении и критическом исследовании не может быть и речи. То, что иезуиты называют наукой, есть не более как педантичная формалистика, преследующая исключительно практические цели. Иллюстрацией того, какие понятия о метафизических вещах внушают иезуитам, лучше всего может служить их удивительно грубое понимание загробной жизни, которую они изображают в самых ярких красках, а также культ Девы Марии и святых, близкий к самому низменному идолопоклонству. Тем не менее нельзя отрицать, что среди иезуитов были и дельные образованные педагоги. Но все их заслуги состояли лишь в ревностном распространении классического языка. Учебные заведения иезуитов называются коллегиями. Воспитанники делятся на три разряда: на схоластиков, которые воспитываются как будущие члены ордена, на пансионеров и просто экстернов. Обучение большей частью бесплатное и делается по возможности приятным и легким для учащихся путем разумного сокращения требований. Это чисто механический процесс, нечто вроде военной дрессировки, рассчитанный на то, чтобы сделать из учеников, согласно установленным правилам, субъектов, пригодных для ордена. Первую роль в иезуитской педагогике играет тот общий принцип, что в податливых и восприимчивых юных душах легко сеять злые чувства высокомерия, лицемерия, зависти, тщеславия, презрения к людям и злорадства. Бесконечные похвалы и порицания, дорогие награды и возбуждающие честолюбие конкурсные состязания, вместе с торжественно обставленными экзаменами и раздачами наград; все это должно подстрекать учащихся к соревнованию, возбудить в них дух соперничества, но в то же время вселять ту отвратительную страсть к почестям, власти и борьбе, которая искони отличала иезуитов.
Вся дисциплина основывается на беспрерывном полицейском надзоре за воспитанниками днем и ночью, в каждую минуту, на каждом шагу. Учащиеся сами должны следить и наблюдать друг за другом и неукоснительно докладывать по начальству о проступках товарищей — безнравственная, но бесподобная система подглядывания и подслушивания, в густые сети которой иезуиты излавливают все, что им нужно знать, окончательно уничтожая таким образом всякое свободное проявление воли, чувства, мысли и суждения подчиненных. Само собою разумеется, что тот, кто пользуется такими печальными средствами для достижения своих целей, является врагом высших задач человечества и в культурной истории народов может действовать только в качестве демонической силы.
Пройдя через все испытания и закончив курс учения, схоластик, в возрасте приблизительно 33 лет, получает священнический сан и может занять место коадъютора или професса (professus). Духовные коадъюторы должны быть в равной мере приспособлены к преподавательской деятельности, к роли проповедника и исповедника, а светские, напротив того, должны обладать достаточными познаниями во всех тех вещах, которые не соответствуют духовному званию.
Высшую ступень в иезуитской иерархии занимают профессы четырех обетов, которые они приносят генералу. Они живут в домах профессов. Из их числа выходят сановники ордена; они выбирают генерала, они посвящены в глубочайшие тайны ордена. Помимо общих обетов, они принимают на себя четвертый — беспрекословного повиновения папе.
Впрочем, не все приносят четвертый обет. Большинство ограничивается тремя и составляет страшный институт тайных иезуитов, которые живут, главным образом, в тех странах, законы которых изгоняют из их пределов членов иезуитского ордена, живут в качестве преподавателей, врачей, прислуги, купцов и т. д., а часто и под личиной протестантских священников среди народа. Благодаря своей светской, ловкой и любезной манере обхождения, благодаря своему умению интересно и увлекательно вести беседу, они втираются в семейные дома, в деловой мир, в политику и дипломатию и разными темными средствами ловко плетут свои интриги, бесчисленные примеры которых известны современной истории.
Вся совокупность власти, управления и юрисдикции над организованным таким образом обществом сосредоточивается в руках генерала, избирающегося пожизненно. В тех обширнейших пределах, которые отмежеваны ему уставом, он располагал почти неограниченной властью. Он решает вопросы о принятии в орден, о выходе из него и об изгнании из ордена. Он назначает членов ордена в провинции, ректоров коллегий и прочих должностных лиц.
Его советниками служат генеральный секретарь и адмонитор (наблюдатель) — власть, контролирующая генерала, но не имевшая почти никогда возможности проявить в действительности свою силу и влияние. Так же мало значения имело и другое ограничение власти генерала посредством генеральной конгрегации, которая составлялась из профессов и собиралась для избрания или низложения главы ордена. Генералы всегда умели обезвредить этот ненавистный им институт.
Представителем и заместителем генерала в провинции является провинциал, которому в строго последовательном иерархическом порядке подчиняются супериоры, начальники отдельных орденских домов, советники и наблюдатели, префекты, прокуроры и цензоры.
Ректор коллегии должен относительно каждого воспитанника вести особый лист, в котором отмечаются его имя возраст, его научные и прочие занятия, умственные способности и т. д. Эти листы ежегодно препровождаются через провинциала к генералу. По ним, а также по ежемесячным донесениям супериоров, руководителей испытуемых, начальников новициатов и резиденций (миссионерская станция) и пр., генерал точнейшим образом узнает о личных свойствах членов ордена, о жизни в домах профессов, в коллегиях, провинциях и миссиях. По всем вопросам сомнительного характера сведения сообщаются при помощи шифра, установленного генералом.
Кроме этого предусмотрительного распределения труда, важны также постановления о таких вещах, которые в обычной жизни имеют характер внешний и случайный, но в ордене иезуитов обличают стремление распоряжаться членами как неотъемлемой собственностью ордена. Так, например, орденский наряд отличается от обычного монашеского одеяния и состоит из длинной рясы с пелериной и черной четырехугольной шапочки или низкой широкополой шляпы. Иезуит в таком одеянии должен держать голову прямо, слегка наклонив ее вперед. Он не должен сжимать губ, на прогулке не смеет громко говорить или смеяться.
Глаза его должны быть устремлены в землю, и во время беседы он должен смотреть только на нижнюю часть лица собеседника. Запрещаются разговоры политического характера, а также такие, которые, по своему характеру, не преследуют какой?либо определенной реальной цели.
Последовательная дрессировка в послушании всех видов — внешнего и внутреннего характера — неотступный надзор, распределение дня, совершенно не оставлявшее место личному усмотрению, — все это приводило к тому, что иезуит сбрасывал с себя свою природную индивидуальность и приобретал характерную физиономию, свойственную членам ордена.
Те же различия, которые за всем тем все?таки остаются в духовных дарованиях и в склонностях членов, получают сильное развитие, и таким образом создается та разносторонняя деятельность, которая составляет главную силу ордена. Одним членам разрешается благочестивая монастырская жизнь, которая служит к возвеличению заслуг ордена перед небом и престижа его святости на земле, другие посвящают свои безмятежные досуги научным занятиям и вырабатывают целые тома полемики и трактатов. Третьи берут на себя воспитание юношества. Наиболее талантливые и ловкие развивают свою влиятельную деятельность при дворах и во дворцах. Пылкие ораторы действуют в качестве исповедников, самоотверженные ревнители веры уходят в далекие страны миссионерами. Так, члены ордена были и теперь являются всем тем, чего требуют от них их начальники, — проповедниками и преподавателями юношества, писателями и учеными, воспитателями принцев, исповедниками и министрами сильных мира сего.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.