Глава 16. Осада Адрианополя (март–апрель 1205 года)
Глава 16. Осада Адрианополя (март–апрель 1205 года)
А теперь от Ренье Тритского вернемся к императору Балдуину, которого мы оставили в Константинополе очень встревоженным и обеспокоенным. С ним было лишь небольшое количество людей. Он ожидал прибытия с другой стороны пролива своего брата Анри и его войск. Первыми явились люди из Никомедии: Макэр де Сент-Менеу, Матье де Валенку и Робер де Ронсуа, приведя с собой около сотни рыцарей.
Когда император увидел их, он очень обрадовался. Посоветовавшись с графом Луи Блуаским и Шартрским, он принял решение оставить Константинополь и со всеми людьми, сколько у них имеется, идти вслед за Жоффруа де Виллардуэном, который вышел несколько раньше. Увы! Какая жалость, что они не дождались, пока люди с другой стороны пролива не присоединились к ним. Ведь у них было слишком мало людей, чтобы справляться с опасностями такого похода.
Они вышли из Константинополя, примерно сто сорок рыцарей, и скакали день за днем, пока не прибыли в замок Никитца, где расположился маршал Жоффруа. Ночью они провели общий совет, после которого решили утром двинуться к Адрианополю, встать перед ним лагерем и на следующий день приступить к осаде. Из тех людей, которые у них имелись, они и составили свои боевые отряды.
На следующее утро, едва только встало солнце, они, как договорились, прибыли к Адрианополю и встали перед городом. Они убедились, что тот сильно укреплен, и на башнях и стенах узрели знамена Иоханнитцы, царя Валахии и Болгарии. Город действительно был силен, богат, с большим населением. Со своим небольшим количеством людей наши силы попробовали штурмовать двое ворот города. Был вторник шестой недели Великого поста перед Вербным воскресеньем. Они стояли перед городом три дня, полные озабоченности из-за малого числа людей.
В этих сложных обстоятельствах к ним на помощь прибыл Энрико Дандоло, дож Венеции; но хотя он был очень стар и слеп, все же привел с собой всех, кого только мог, примерно столько же, сколько пришло с императором Балдуином и графом Луи. Венецианцы встали лагерем перед одними из ворот. На другой день к ним присоединился и отряд конных сержантов. (Если бы только они как воины были бы чуть получше, но это выяснилось потом!) У нас было мало съестного, потому что купцы не могли следовать за нашими силами; мы же не могли сами добывать себе провизию, поскольку вокруг было столько греков, что никто не осмеливался отъехать от лагеря. А тем временем король Иоханнитца с огромным войском пошел на помощь Адрианополю; он привел с собой не только валахов и болгар, но и чуть ли не четырнадцать тысяч куманов (половцев. – Ред.), которые никогда не были крещены.
Из-за нехватки продовольствия граф Луи Блуаский и Шартрский в Вербное воскресенье отправился раздобыть провизии. С ним двинулись Этьен, брат графа Першского, Рено де Монмирай, брат графа Эрве де Невера, Эрве дю Шатель и более половины всего войска из лагеря. Они приблизились к замку, именуемому Пеутца, в котором стоял большой гарнизон греков, и предприняли отчаянную попытку взять его штурмом. Но успеха они не добились и вернулись из экспедиции с пустыми руками. На протяжении недели обоих праздников Пасхи крестоносцы оставались на месте, сооружая из брусьев различные осадные машины, и посылали саперов, чтобы те сделали подкоп под стены и обрушили их. В таких условиях они под Адрианополем отпраздновали Пасху. В войске было очень мало людей, да и тех было нечем кормить.
Тогда пришла весть, что болгарский царь идет на них, чтобы деблокировать город. Крестоносцы, со своей стороны, подготовились встретить его, и было решено, что маршал Жоффруа и Манассье де л’Иль останутся оборонять лагерь, а император Балдуин и все другие выступят против Иоханнитцы, если возникнет угроза нападения с его стороны.
Армия оставалась в тревожном ожидании до среды Светлой седмицы (Пасхальной недели). Иоханнитца подошел так близко, что расположился всего в пяти лье от нас. Он выслал своих куманов к нашему лагерю, где раздался призыв к оружию; наши в беспорядке высыпали из лагеря и преследовали куманов добрую лигу, а то и больше. Это был глупый поступок с их стороны, потому что, когда они захотели повернуть назад, куманы осыпали их дождем стрел и ранили многих лошадей.
Когда наши, наконец, вернулись, император Балдуин созвал в своем шатре сеньоров. Они обсудили этот инцидент и признали, что действовали очень неумно, со столь легким вооружением пустившись преследовать врагов. Итог совета был таков: если Иоханнитца снова нападет на них, то они выйдут и встанут строем перед своим лагерем ждать его приближения и не тронутся оттуда. Всем войскам было объявлено, чтобы никто не вздумал в нарушение этого приказа проявлять инициативу, какой бы шум, какие бы призывы к оружию они ни услышали бы. Маршал Жоффруа и Манассье де л’Иль будут охранять лагерь со стороны города.
Прошла ночь. Наступило утро четверга Светлой седмицы. Войска, выслушав обедню, отправились поесть. Куманы появились, чтобы напасть на наши палатки, и, услышав их вопли, все схватились за оружие и в боевом порядке, как и было оговорено, вышли из лагеря.
Первым со своим отрядом вышел граф Луи. Он начал преследовать куманов и послал гонца к императору Балдуину, чтобы тот последовал за ним. Увы! Как же плохо наша армия соблюдала порядок действий, о котором шла речь накануне вечером. Вместо того чтобы оставаться при лагере, они почти два лье преследовали куманов и какое-то время гнали их перед собой. Но наконец куманы, в свою очередь, развернулись и бросились на них, крича и стреляя из луков.
Так уж получилось, что в нашей армии были отряды, состоявшие из воинов, которые еще не получили звания рыцарей. Они не очень хорошо знали ратное дело, впали в панику и дрогнули. Граф Луи, который первым вступил в бой, получил две тяжелые раны. Куманы и валахи (прежде всего болгары. – Ред.) начали теснить наших. Граф упал с коня, но один из его рыцарей, Жан Фриэзский, спешился и помог ему сесть в седло. Многие из людей графа Луи говорили ему: «Мессир, возвращайтесь в лагерь, ведь вы серьезно ранены». Но он всегда отвечал: «Господь Бог не простит, если меня когда-нибудь упрекнут, что я бежал с поля боя и оставил своего императора».
Император, у которого хватало дел вокруг, созвал своих людей и сказал им, что он, со своей стороны, никогда не покинет поле боя и чтобы они оставались при нем. Те, которые были при этом, свидетельствуют, что никогда еще ни один рыцарь не защищался столь отважно.
Долго продолжалась эта битва. Были такие, кто доблестно сражался, и другие, кто бежал. Наконец – ведь Бог допускает неудачи – французы были разбиты. Там, на поле битвы, остались император Балдуин, который ни за что не хотел бежать, и граф Луи. Император был взят живым, а граф Луи остался среди мертвых.
Увы, какие тяжелые потери мы понесли в этот день! Среди павших были епископ Пьер Вифлеемский, Этьен дю Перш, брат графа Жоффруа, Рено де Монмирай, брат графа Неверского, Матье де Валенкур, Робер де Ронсуа, Жан де Фриэз, Готье де Нюлли, Ферри д’Йерр и его брат Жан, Эсташ де Эмон, Балдуин де Невилль и многие другие, которые здесь не упомянуты. (Одних рыцарей было убито более трехсот. – Ред.) Те же, кому удалось спастись бегством, вернулись в лагерь.
Как только Жоффруа де Виллардуэн, стоявший перед одними из городских ворот, услышал об этом бедствии, он сразу же со всеми своими людьми оставил лагерь и послал известие Манассье де л’Илю, который стоял на страже у других ворот, чтобы тот как можно быстрее следовал за ним. Маршал во главе своего отряда быстрым аллюром помчался навстречу беглецам. Они сплотились вокруг него, а когда спешно подоспел Манассье де л’Иль со своими людьми, у них образовалось сильное войско. Всех, кто прибывал после разгрома и кого могли удержать, они ставили в свои ряды.
Это беспорядочное бегство было остановлено между тремя и шестью часами. Многие были до того напуганы, что бежали мимо частей Виллардуэна, чтобы найти укрытие среди шатров и палаток. Так был положен конец этому отступлению. Куманы, валахи (прежде всего болгары. – Ред.) и греки остановились перед фронтом нашего отряда и незамедлительно обрушили на него град стрел. Тем не менее наши люди, не дрогнув, продолжали стоять лицом к врагу. Обе стороны оставались в таком положении до наступления ночи, когда куманы и валахи начали отходить.
Жоффруа де Виллардуэн, маршал Шампани и Романии, послал гонца в лагерь к дожу Венеции, который, хотя был стар и ничего не видел, все же сохранил свою мудрость и отвагу; маршал попросил дожа прибыть к нему на равнину, в расположение его боевого отряда. Дож так и поступил. Когда маршал увидел дожа, он отозвал его в сторону, чтобы посоветоваться с ним один на один, и сказал Дандоло: «Сеньор, вы видите, какая беда постигла нас. Мы потеряли императора Балдуина, графа Луи и большую часть наших людей, притом самых лучших. Теперь мы должны подумать, как спасти остальных, ведь, если Бог не сжалится над нами, мы погибли».
Они договорились, что дож вернется в лагерь, ободрит людей и распорядится, чтобы каждый облачился в доспехи, взял оружие и оставался бы в своем шатре или палатке, не трогаясь с места, а тем временем маршал со всеми своими силами, выстроенными в боевом порядке, останется за пределами лагеря, пока не наступит ночь, дабы враги не увидели, что они отходят. Когда полностью стемнеет, армия снимется со своих позиций перед городом. Дож Венеции двинется первым, а маршал Жоффруа со своими людьми составит арьергард.
Войско наше дождалось прихода ночи. Когда стемнело, дож Венеции оставил лагерь, а маршал Жоффруа прикрыл отходящих с тыла. Они двинулись ровным шагом, уводя с собой и пеших, и конных, и раненых – не оставив ни одного человека. Они направились к Родосто, городу на побережье, который лежал на расстоянии около трех дней пути от Адрианополя. Оставив Адрианополь за спиной, войска двинулись в путь. И все это приключилось в году от Рождества Иисуса Христа 1205-м.
В ту ночь, когда войско ушло из-под Адрианополя, один отряд отделился от остальных – в надежде, избрав более прямой путь, пораньше достичь Константинополя, за что их сурово порицали. В этом отряде был некий ломбардский граф Жерар из домена маркиза де Монферрата, а также Эд де Ам, владевший замком Вермандуа, и еще примерно двадцать пять рыцарей.
После поражения наших сил в четверг под вечер они двигались так быстро, что прибыли в Константинополь вечером в субботу, хотя в обычных обстоятельствах этот путь занял бы пять долгих дней. Они рассказали о случившемся кардиналу Пьетро де Капуа, который был здесь посланником папы Иннокентия, Конону Бетюнскому, охранявшему город, Милону ле Бребану и другим руководителям похода. Все были очень встревожены известием о разгроме и были уверены, что остальные, кого оставили у Адрианополя, погибли, поскольку от них не было никаких вестей.
На какое-то время обойдем молчанием тех, кто находился в Константинополе, пребывая в великой печали, и вернемся к дожу Венеции и к маршалу Жоффруа. Они после того, как отошли от Адрианополя, скакали верхом всю ночь, до утра следующего дня и на рассвете достигли города Памфили. А теперь послушайте о событиях, которые случаются по Божьему велению. В этом же городе заночевали Пьер де Брасье, Пэйан Орлеанский и все люди графа Луи – около сотни стойких рыцарей и сто сорок конных сержантов. Они только что переправились с другой стороны пролива и направлялись в лагерь под Адрианополем.
Когда они увидели приближающееся войско, тотчас же схватились за оружие, ибо подумали, что это греки. Поскольку шли вооруженные люди, они послали разведать, кто это такие, и узнали, что это были их же сотоварищи, которые возвращались после поражения. Разведчики вернулись и сообщили нашим друзьям, что император Балдуин пропал, а их сеньор Луи, вассалами которого они были, пал в бою.
Никогда еще к ним не приходили более скорбные вести. Много слез было пролито, многие горестно всплескивали руками от скорби и печали. Они вышли навстречу, все при оружии, пока не прибыли к Жоффруа, маршалу Шампани. Тот шел в арьергарде, полный великой озабоченности, потому что на рассвете у Адрианополя появился король Иоханнитца со всем своим войском и, увидев, что мы ушли, кинулся в погоню. К большому счастью, он так и не настиг нас, ибо в таком случае все мы безвозвратно погибли бы.
«Сеньор, – обратились Пьер де Брасье и Пэйан Орлеанский к маршалу Жоффруа, – говорите, каких действий вы хотите от нас, и мы сделаем все, что вам будет угодно». – «Вы видите, в каком мы состоянии, – ответил он им. – Вы бодры, у вас свежие кони. Поэтому вы пойдете в арьергарде, а я поеду впереди войска, чтобы подбодрить наших людей. Они очень напуганы и нуждаются в словах поддержки». Два человека охотно согласились на его просьбу. Эти достойные рыцари образовали сильный и надежный арьергард из людей, которые отлично знали свои обязанности.
Жоффруа, маршал Шампани, встав в голове армии, повел ее за собой, пока она не подошла к городу Кариополю. Видя, что кони притомились из-за ночного перехода, он вступил в город и дал коням отдых до полудня. Всадники накормили коней, а сами подкрепились тем, что сумели найти, но этой провизии было очень мало.
Они оставались в Кариополе целый день до самой ночи. Поскольку болгарский царь весь день гнался вслед за ними по той же дороге, что они выбрали, и теперь разбил свой лагерь в двух лье от них, с наступлением темноты все войска, что были, взяв оружие, покинули город. Маршал Жоффруа возглавлял авангард, а те воины, что днем составляли арьергард, прикрыли войско с тыла. Они скакали всю ночь и весь следующий день, подгоняемые страхом и измученные напряжением. Наконец они подошли к богатому и могущественному городу Родосто, населенному греками. Те не отважились защищаться, так что наши войска вошли в город и разместились в нем. Наконец-то они оказались в безопасности.
Те, кто спасся после поражения под Адрианополем, и все руководители войска собрались на совет в Родосто. Общее мнение встречи было таково: они более опасаются за своих друзей в Константинополе, чем за свою судьбу. Они назначили надежных посланников с повелением, чтобы те плыли морем, не останавливаясь ни днем, ни ночью, и сообщили тем, кто был в городе, что им нечего тревожиться, ибо они спаслись, и заверили бы их, что войска, которые сейчас стоят в Родосто, возвратятся в Константинополь так скоро, как только сумеют.
Когда гонцы прибыли в Константинополь, в его гавани стояли пять больших кораблей венецианского флота. На борту их было скопление пилигримов, рыцарей, сержантов и других, которые покидали эту землю и возвращались к себе на родину. На этих пяти кораблях находилось около семи тысяч вооруженных людей; и среди них там были Гийом, адвокат из Бетюна, Балдуин д’Обиньи, а также Жан де Вирсэн, который прибыл из земли графа Луи и являлся его вассалом, и еще около сотни других рыцарей, имен которых я не упоминаю.
Его преосвященство Пьетро да Капуа, кардинал-легат папы Иннокентия, Конон Бетюнский, который охранял Константинополь, Милон ле Бребан, вместе со многими другими добрыми людьми, поднимались на борт этих пяти кораблей и со слезами умоляли пассажиров, чтобы те прониклись жалостью и состраданием к собратьям-христианам и к своим сеньорам, павшим в битвах, чтобы, Бога ради, они остались. Тем не менее люди на кораблях были глухи к их мольбам, и корабли вышли из гавани. Подняв паруса, они пустились в плавание, но по Божьему велению ветер пригнал их в порт Родосто. Это случилось на следующий день после того, как прибыли те, кто уцелел после поражения у Адрианополя.
Те же просьбы, которые беглецы слышали в Константинополе, их встретили и в Родосто. Со слезами на глазах к ним обратился маршал Жоффруа, и те, кто был с ним: да проникнутся они милосердием и жалостью к этой империи и останутся здесь, ибо ни одна другая земля так не нуждалась в подмоге (редкое лицемерие. – Ред.). Те ответили, что посоветуются и дадут ответ на следующий день.
А теперь позвольте рассказать о необычайном происшествии, которое ночью приключилось в городе Родосто. Был там некий рыцарь из земли графа Луи по имени Пьер де Фрувиль, которого знали как человека с хорошим характером и известным именем. А он улизнул ночью, бросив всю свою поклажу, и поднялся на корабль под командой Жана де Вирсэна, который тоже был вассалом графа Луи Блуаского и Шартрского. А те люди с пяти кораблей, которые утром должны были дать ответ маршалу Жоффруа и дожу Венеции, с первыми лучами рассвета подняли паруса и отплыли, не сказав никому ни слова. Великий позор навлекли они на себя и в той земле, куда отправились, и в той, откуда они ушли, – и более всех порицали Пьера де Фрувиля. Потому что, как говорят мудрецы, глуп тот, кто из страха смерти совершает поступки, за которые его вечно будут порицать.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.