Под игом

Под игом

А пока элита грузинского народа вела бескомпромиссную борьбу против беспощадной царской тирании, а не элита обживала города и веси России в качестве офицеров, чиновников и студентов, тирания понемногу обустраивала Кавказ. Основное внимание, естественно, было сосредоточено на делах военных, так что местное управление, в основном, доверялось все той же мятежной элите. Но главы уездов все же присылались с севера. Наладить новую жизнь пытались то так, то этак, а окончательно устаканилось к 1841-му, когда весь Кавказ был разделен на две административные единицы – Каспийскую область (горцы, горцы…) и Грузино-Имеретинскую губернию, включавшую в себя всю территорию Грузии плюс Армению, – правда, без Мегрелии, Абхазии и Сванети, числившихся прямыми вассалами Империи. Центром Грузино-Имеретинской губернии (позже, согласно многочисленным просьбам с мест, разделенной на Тифлисскую и Кутаисскую), так же как и всего Кавказа, являлся Тбилиси. То есть сбылась самая смелая мечта грузинских патриотов: восстановление Грузии эпохи Тамар. Правда, под скипетром не грузино-армяно-осетинской династии Багратиони, а русско-немецкого дома Романовых, но это уже даже не второстепенно. Более того, после побед над Ираном и Турцией статус Кавказа был беспрецедентно повышен, – он стал единственным в Империи наместничеством, то есть вице-королевством. Причем наместник (или, как пишут современные грузинские историки, «сатрап»), в отличие от обычных генерал-губернаторов, был наделен «неограниченными правами» и не подчинялся никаким имперским ведомствам, неся ответственность только перед Государем. Иными словами, статус Грузии с некоторыми косметическими различиями вышел на уровень, с которого по глупости слетело Царство Польское и на котором пребывало благоразумное Великое княжество Финляндское.

Первый сатрап, Михаил Воронцов (тот самый, академик и герой, на которого не по делу катил бочку юный хам и лодырь Сашка Пушкин), начал тиранство с шага, которого давно жаждали местные кадры, – резко, без бюрократии решил крайне актуальный для грузинского общества вопрос о статусе. Дело в том, что в поздней Грузии сословная «лестница», как и в любой европейской стране эпохи гниения феодальной раздробленности, была не просто запутана, но запутана чудовищно. Обилие князей, малых князей, не совсем князей, высших дворян, просто дворян, почти дворян и так далее способно было вогнать в ступор лучших герольдмейстеров.

К тому же еще в очень многих случаях не имелось никаких письменных подтверждений: статус основывался на устно выраженной лет двести назад воле сюзерена. В России такой бардак был давно улажен, и первые назначенцы из Петербурга попытались было решить вопрос по общему образцу, при отсутствии документов устанавливая сословный статус по имущественному.

В результате титул князей сохранили около сотни семей, дворянское достоинство – порядка 5 тысяч, у кого были крепостные, а все прочие претенденты угодили в ранг государственных (свободных) крестьян. Что, конечно, никому не понравилось и крайне обостряло настроения. Неповоротливая российская махина на такой нюанс внимания не обращала, но после учреждения сатрапии Михаил Сергеевич решил безнадежное дело за пару дней: одним росчерком пера 90 % (свыше 30 000 душ) подавших прошения получили, не глядя на состояние, княжеский (не совсем княжеский, но это уже нюансы) титул. Еще около 5000 стали обычными дворянами Российской империи. После чего, как в России, были учреждены дворянские собрания, получившие право формировать органы власти на местах. Продолжая бесчинствовать, сатрап тирана выделил помещение и средства на возрождение грузинского театра, повелел выпускать литературные журналы и газеты на грузинском языке и основал публичную библиотеку, после чего патриотические настроения в обществе почему-то сошли на нет. Причем как в «высшем свете», так и в «низах»: тысячи безработных получили возможность не умирать с голоду, трудясь и зарабатывая на построенных по указанию изверга стекольных, суконных, литейных и шелкоткацких фабриках.

В общем, сложно не согласиться с современными грузинскими историками: в самом деле, «колониальная политика России, проводимая Михаилом Воронцовым, была отнюдь не менее опасной для грузинского народа», чем политика персов и турок. Что в полной мере и подтвердилось во время Крымской войны. К огромному удивлению компетентных персон из Лондона, Парижа и Стамбула, ни на одно из тайных посланий, адресованных соответствующими структурами и старыми польскими друзьями-эмигрантами грузинской аристократии, ответа не случилось, хотя предлагались вещи более чем привлекательные, в первую очередь, естественно, восстановление независимости под европейской опекой. Напротив, уже в первом пограничном сражении на Кавказе гурийское ополчение, сражаясь плечом к плечу с крохотным русским отрядом, полегло почти поголовно и отступило лишь тогда, когда боеприпасов не осталось вовсе. На поле боя остался и Георгий Гуриели, законный наследник престола незадолго до того упраздненного Гурийского княжества, которому накануне обещали в случае перехода на сторону союзников восстановить его во всех правах. Одновременно отряды ополченцев под командованием генералов Григола Орбелиани и Иванэ Андроникашвили (оба, кстати, были в свое время причастны к «заговору» 1832 года) дали по ушам абрекам Шамиля, на зов «Антанты» откликнувшегося, а затем и на юге, где турки были наголову разбиты сперва при Ахалцихе, а потом и при Карсе. То же повторилось и в 1854-м, только ополченцев под знаменами Империи сражалось уже гораздо больше: пополнения на «неосновной» Кавказский фронт выделялись скудно, так что формировать новые части приходилось на месте, из неопытных добровольцев. Тем не менее турки были опять биты у реки Чолоки, так и не сумев прорваться на соединение с горцами. Даже в тяжелейшем 1855-м, когда все силы Империи сосредоточились на защите Севастополя, и 36-тысячная армия Омара-паши, высадившись в Абхазии, потеснила русские войска в Ингурском сражении, ситуация не сильно изменилась. Абхазия и Мегрелия были оккупированы полностью, Гурия почти на две трети, но и только. Ни гурийцы, на которых турки очень рассчитывали, поскольку лет за десять до того там случился крупный мятеж, ни мегрельская княгиня, которой обещали все, вплоть до царской короны и британской опеки, ни даже большинство крепко исламизированной абхазской знати не сочли возможным нарушить присягу Государю и изменить Империи. После же взятия русскими Карса Омар-паше оставалось только сжечь Зугдиди, разграбить дотла Мегрелию и Абхазию и уплыть восвояси, к возмущению султана и союзников оставив Западную Грузию под игом тирании.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.