За Евфратом

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

За Евфратом

Красс начал собирать войска с зимних стоянок, когда к нему явились парфянские послы. Держались они надменно и гордо, словно сами были владыками Парфии. Будь на месте Красса менее терпеливый военачальник, не сносить бы заносчивым послам головы. Впрочем, если бы они вели себя по-иному, их лишил бы жизни собственный царь.

— Если войско послано римским народом, — передали послы слова своего господина, — то война будет жестокой и непримиримой, если же, как слышно, Красс поднял на парфян оружие и захватил их земли не по воле отечества, а ради собственной выгоды, то царь воздерживается от войны и, снисходя к годам Красса, отпускает римских солдат, которые в городах Месопотамии находятся скорее под стражей, чем на сторожевой службе.

— Ответ я дам в Селевкии, — произнес Красс.

Собеседники стоили друг друга.

Старший из послов засмеялся и протянул обращенную вверх ладонь:

— Скорее тут вырастут волосы, Красс, чем ты увидишь Селевкию.

Итак, Красс направился в сторону парфянской границы. Навстречу ему попалось несколько солдат, которые бежали из гарнизонов, оставленных в Месопотамии. Согласно Плутарху, они рассказывали о парфянах жуткие вещи: «Они видели собственными глазами целые скопища врагов и были свидетелями сражений, данных неприятелем при штурмах городов. Все это они передавали, как водится, в преувеличенно страшном виде, уверяя, будто от преследующих парфян убежать невозможно, сами же они в бегстве неуловимы, будто их диковинные стрелы невидимы в полете, и раньше, чем заметишь стрелка, пронзают насквозь все, что ни попадается на пути, а вооружение закованных в броню всадников такой работы, что копья их все пробивают, а панцири выдерживают любой удар. Солдаты слышали это, и мужество их таяло».

Трудно надеяться на успех, когда моральный дух войска подорван задолго до встречи с неприятелем. Лишь военачальник продолжал верить в свою удачу, которая до сих пор не давала повода в ней усомниться.

Красс считал, что бежавшие из-за Евфрата легионеры стремятся оправдать свою трусость или неумение сражаться, и продолжил путь. У Евфрата его настиг армянский царь с шестью тысячами всадников. Высокий гость обещал выставить еще десять тысяч тяжелых всадников и три тысячи пехоты, если Красс примет его план войны с парфянами.

План царя был действительно хорош: он убеждал идти на Парфию через Армению. В этом случае он обещал снабжать римлян продовольствием; холмистая местность армянского нагорья была бы естественной защитой для римской пехоты и сплошным препятствием для парфянской конницы. Однако Красс решил идти через Месопотамию — не из-за твердолобого упрямства, но из благородных побуждений, ибо в гарнизонах Междуречья было им «оставлено много храбрых воинов».

Перед вступлением на вражескую землю проконсулу предстояло принести очистительную жертву. Жрец подал Крассу внутренности животного, но руки военачальника дрогнули, и печень оказалась на земле. Видя опечаленные лица присутствующих, Красс, улыбнувшись, произнес:

— Такова уж старость! Но оружия мои руки не выронят.

Предсказания гадателей были также неблагоприятны, но Красс не стал ожидать лучших. Во главе сорокатысячной армии он перешел Евфрат, который служил границей между сирийскими владениями Рима и Парфией.

Отправленные вперед лазутчики донесли, «что местность совершенно безлюдная, но замечены следы множества лошадей, как бы совершивших поворот и уходящих от преследования». Тут плебеи, еще недавно дрожавшие от рассказов собратьев, решили, что враг струсил; все они, возжаждав парфянского золота, желали теперь идти дальше.

Красс не спешил, он подозревал подвох, и подогретый алчностью энтузиазм легионеров на него не подействовал. Однако все в этой войне было против него.

«Пока Красс все это обдумывал и взвешивал, — повествует Плутарх, — явился вождь арабского племени по имени Абгар, человек лукавый и коварный, ставший для Красса и его войска самым большим и решающим злом из всех, какие судьба соединяла для погибели». Араб сказал именно то, что хотели услышать легионеры Красса: «он выразил восхищение мощью Красса, но вместе с тем порицал его за медлительность, за то, что он чего-то ждет и все готовится, как будто ему нужно оружие, а не проворность рук и ног для борьбы против людей, которые давно только о том и помышляют, как бы, забрав наиболее ценные вещи и тех, кто им дорог, умчаться к скифам и гирканам».

Абгар внушал доверие к своей особе тем, что в предыдущую восточную кампанию он воевал на стороне Помпея, и многие легионеры узнали «преданного» араба. Поверил ему и Красс.

Римляне оставили район Евфрата — место, где они могли получать продовольствие и находить защиту от любой опасности, — и отправились вслед за парфянами. Абгар, любезно согласившийся стать проводником, «вел римлян по равнине — дорогой, сначала удобной и легкой, а затем крайне тяжелой: на пути лежали глубокие пески, и трудно было идти по безлесным и безводным равнинам, уходившим из глаз в беспредельную даль. Воины не только изнемогали от жажды и трудностей пути, но и впадали в уныние от безотрадных картин: они не видели ни куста, ни ручья, ни горного склона, ни зеленеющих трав — их взорам представлялись морю подобные волны песков, окружавшие войско со всех сторон».

Абгар в один, далеко не прекрасный для римлян, день, исчез. Он выполнил свою задачу, превратив войско Красса в измученную толпу. На необъятной равнине хваленые римские легионы стали легкой добычей для парфянской конницы.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.