28. Как пали Нидерланды, Бельгия, Франция

28. Как пали Нидерланды, Бельгия, Франция

На французском фронте Гитлер сосредоточил 136 дивизий. Против них стояли примерно равные силы, 135 французских, английских, голландских, бельгийских дивизий. А превосходство в технике было на стороне англичан и французов: 3163 танка против 2445 германских, самолетов в 1,5 раза больше. Времени для организации отпора или для полного срыва вражеского удара имелось более чем достаточно. Сроки наступления Гитлер переносил трижды. Сперва с ноября на январь — из-за неготовности армии. Потом с января на март — из-за упомянутой посадки самолета. И с марта на май — из-за операции в Дании и Норвегии. Обо всем этом заговорщики из абвера добросовестно информировали англо-французское командование. Предупредили и об изменении планов, что через Бельгию и Голландию будет нанесен отвлекающий удар, а основной в Арденнах…

Однако западные державы будто спали. Голландская армия (10 дивизий) и бельгийская (22 дивизии) подчеркнуто не налаживали связей с англичанами и французами. Эти страны еще цеплялись за собственный нейтралитет! А в стратегии господствовали французские ущербные теории о сплошной обороне. Войска, танки, авиация были равномерно растянуты по всему фронту. Генералы косились на политиков — когда же с немцами заключат мир? А солдаты пребывали в уверенности, что подписание мира — лишь вопрос времени. Коротали это время играми в футбол, смотрели привозимые им кинофильмы, слушали в благоустроенных блиндажах патефонную музычку или разглядывали непристойные журнальчики. Загремевшие бои в Норвегии насторожили союзников, но… даже сейчас на линии Мажино никто не стрелял. Неужели немцы лишились разума и полезут на неприступные форты?

Германия сосредоточила две группировки. Одна — на голландской и бельгийской границе. Вторая в Арденнах — впервые в мировом воинском искусстве тут собрали мощнейший бронированный кулак из 7 танковых дивизий. 9 мая Гитлер отдал окончательный приказ о начале операции, в войска полетел условный сигнал «Данциг». На рассвете 10-го немцы ринулись через границы.

План обороны Нидерландов предусматривал взрыв мостов через Маас, разрушение дамб и затопление низменных участков. Но германские войска высадили воздушные десанты. Отряды парашютистов и подразделения, сброшенные на планерах, одним махом овладели важнейшими мостами и дамбами, не позволив уничтожить их. Два полка десантников высадились возле столицы Нидерландов, Гааги, заняли аэродромы, попытались ворваться в город и пленить правительство. Правда, голландская армия не растерялась, навалилась на эти полки, растрепала и прогнала их.

Но фронт был уже взломан. 18-я армия Кюхлера быстро углублялась на территорию Нидерландов. Эта страна не воевала очень давно, со времен Наполеона. Тем не менее, ее войска оказали ожесточенное сопротивление. Сосредоточились возле Роттердама, отразили атаки передовых частей вермахта. Тогда Гитлер и Геринг продемонстрировали могущество своих воздушных сил. Подняли тучи бомбардировщиков, и центральную часть Роттердама стерли с лица земли, погибло 814 человек, несколько тысяч было ранено и искалечено. Впрочем, воинский порыв голландцев оказался кратковременным. Солдаты сражались, а королева Нидерландов Вильгельмина и правительство уже сговаривались с Англией, чтобы их приняли в гости. 14 мая они сбежали в Лондон. Главнокомандующий, генерал Винкельман, брать на себя ответственность за дальнейшие бои и разрушения не пожелал. Приказал войскам сложить оружие и подписал акт о капитуляции. С Голландией было покончено за 5 дней.

Бельгийцам в прошлой войне уже довелось испытать вероломное нападение. Поэтому они содержали вдвое большую армию, чем голландцы. На границе был выстроен новейший форт Эбен-Эмаэль, его признавали самым сильным фортификационным сооружением Европы. Но мосты, как и в Нидерландах, были захвачены парашютистами и планеристами. А на крышу форта Эбен-Эмаэль высадились всего 80 десантников. Они мгновенно заложили взрывчатку, подорвали артиллерийские башни. Он взрывов и удушливого дыма гарнизон форта кинулся спасаться — подальше, в глубинные казематы. Десантники проникли вовнутрь форта, поджигали и взрывали оборудование. Попытки выбить их оказались безуспешными. А тем временем 6-я армия генерала Рейхенау смяла бельгийские позиции, две танковых дивизии вырвались вперед, и 11 мая показались возле форта Эбен-Эмаэль. Гарнизон из 1200 солдат сдался.

Англо-французское командование ждало германского прорыва именно в Голландии и Бельгии. Отреагировало так, как и требовалось Гитлеру. Двинуло навстречу неприятелю три французских армии и британский экспедиционный корпус. Теперь-то немцы уже нарушили нейтралитет Бельгии, и выяснилось, что секретные планы взаимодействия все-таки существовали. Союзные войска соединились с бельгийскими, начали разворачиваться по рубежам рек и каналов между крепостями Антверпен и Намюр. 7-я французская армия генерала Жиро продвинулась севернее, на помощь голландцам. У союзников на этом участке образовалось двойное превосходство над противником! Остановить немцев, а потом и погнать их вспять выглядело не столь уж трудной задачей.

В Англии с началом германского наступления добавился правительственный кризис — плоды миротворчества Чемберлена получили новую красноречивую иллюстрацию. Он подал в отставку, премьер-министром стал Черчилль. Новый глава правительства прибыл во Францию, и доклады успокоили его. Вроде бы операции разворачивались совсем не плохо. Такого же мнения придерживался главнокомандующий объединенными силами союзников генерал Гамелен… Но в Бельгии и Голландии германские войска продвигались гораздо быстрее, чем ожидалось по расчетам генштабистов. Британцы и французы не успевали закрепиться на предназначенных для них рубежах. Иногда не успевали и добраться до них. Немецкие танковые и моторизованные части были тут как тут, опрокидывали неприятелей во встречных боях.

А в Арденнах, на самом слабом участке обороны, переброски в Бельгию и Голландию дополнительно ослабили фронт. Здесь пришла в движение бронированная группа фон Клейста — два танковых корпуса и один моторизованный. Ее удар, невзирая на все предупреждения, союзники откровенно прозевали. На французские позиции с ревом обрушились волны пикирующих бомбардировщиков, вгоняя солдат в панику и расчищая дорогу танкам. А следом катился вал мотопехоты. К 13 мая эта лавина в нескольких местах вклинилась в оборону союзников, овладела Седаном. Вместе с танками двигались саперные части, быстро навели понтонные мосты через р. Маас. Французы и англичане спохватились, кинулись отбить переправы. Не тут-то было: их надежно прикрывала авиация, с ходу развернулась артиллерия. Только в одной атаке на плацдарм и мост возле Седана французы потеряли 70 танков, а англичане 40 самолетов.

14 мая группа Клейста разрезала боевые порядки 2-й и 9-й французских армий, начала поворот и обходной маневр. Следующим утром Черчилль, все еще пребывавший в благодушном настроении, был разбужен телефонным звонком французского премьер-министра Рейно, кричавшего: «Нас разбили! Нас бьют!» Черчилль ничего не понимал, не мог поверить, но поверить пришлось [137]. 20 мая германские танки вышли к морю. Более 40 французских и английских дивизий оказались отрезаны от остальных войск и прижаты к морскому побережью. Это не означало непременную катастрофу. Окруженные обладали двойным превосходством над окружающими! Можно было контратаковать и спастись. Даже в свою очередь отрезать прорвавшиеся германские соединения. Как раз такой приказ отдал генерал Гамелен: предпринять контрудар и выйти из ловушки.

Но французское правительство озаботилось, как бы затушевать скандал, выставить крайнего. В самый напряженный момент Гамелена сняли, заменили генералом Вейганом. А Вейган начал с того, что одним махом отменил все приказы предшественника. Через пару дней он разобрался в обстановке и пришел к аналогичному выводу: необходим срочный контрудар. Однако было уже поздно. Войска в котле оказались деморализованы и дезорганизованы. Одни дивизии контратаковали, разрозненно и безуспешно, другие пытались наладить оборону, третьи в панике катились к портам.

Плацдарм, на котором они стиснулись, быстро уменьшался. С севера и запада союзников теснили германские армии, продвигавшиеся по Голландии и Бельгии. А танковая группировка Клейста, охватив неприятелей с юга, повернула на север вдоль берега Ла-Манша. Стягивала кольцо и постепенно отрезала окруженных от моря. Овладела портами Булонь и Кале, вышла на подступы к Дюнкерку. Под ногами союзников остался клочок 50 км в длину и 30 в ширину, забитый мешаниной из войск и сотен тысяч гражданских беженцев. Эвакуировать их серьезной надежды уже не было…

Спасло обреченных только «чудо». 24 мая Гитлер приказал вдруг своим танкам остановиться. Подтянуть тылы, вторые эшелоны. Многие генералы недоумевали, протестовали. Добить союзную группировку можно было быстро и относительно легко. Однако сама эта легкость смутила фюрера. Он помнил уроки Первой мировой — когда немцы браво маршировали на Париж, но зарвались, растянули коммуникации и боевые порядки, выдохлись и проиграли в сражении на Марне. Сложившуюся обстановку Гитлер, в общем-то, оценивал здраво и правильно: сейчас противник должен был пустить в ход свои стратегические резервы.

Было даже очевидным, каким образом французы должны использовать резервы. Ударить с юга под основание клина прорвавшихся танковых соединений. Фюрер заявлял: «Второй Марны я не допущу». Он не знал только одного. У французского командования резервов… не было. Собрать их в глубине страны оно попросту не удосужилось! Можно ли было предвидеть настолько грубую оплошность? Или не оплошность, а нечто иное? Одна из ведущих мировых держав в разгар войны вообще не создает резервов! Как это можно было объяснить? Вопиющей безграмотностью? Изменой?

Или тайными манипуляциями масонских структур — уж где-где, а во Франции к ним традиционно принадлежали и военные, и гражданские руководители… Впрочем, и рядом с Гитлером имелись деятели, принадлежавшие к аналогичным структурам. Поддакивали решениям, выгодным для «мировой закулисы», или сами подсказывали их. В итоге было так, как было. «Странности» странной войны погубили Францию, но другие «странности» спасли Англию — а в конечном счете то и другое оказалось на руку Америке.

26-го фюрер разобрался, что ударов противника можно не опасаться, велел возобновить наступление. Но одновременно начал выводить из боя танковые дивизии. Ликвидация прижатых к морю армий возлагалась на пехоту и авиацию. Было ли это решение «роковой» ошибкой, как впоследствии объявляли германские генералы, обвиняя Гитлера в проигранной войне? Нет, с военной точки зрения приказ был в полной мере оправданным. Фюрер думал не об одном сражении, а о войне в целом. Он хотел сберечь свои танковые дивизии. Приморский участок держали под огнем крупнокалиберные орудия британских линкоров и крейсеров, способные искрошить немецкие бронированные кулаки. Ну а Геринг заверял фюрера — его подчиненные справятся и без танков. Как следует пробомбить плацдарм, битком забитый людьми и техникой, и неужели неприятели не сдадутся? (И слава великой победы достанется не кому иному, как Герингу!)

Подобные надежды имели под собой основания. Союзники не только были разбиты, но и стали грызться между собой. Англичане начали эвакуацию морем, но при этом принялись диктовать собственные условия. Бельгийцами и французами помыкали, ставили в оборону, прикрывать вывоз англичан. Гражданских беженцев отгоняли от мест посадки. Королю Бельгии Леопольду III предложили эвакуацию без подданных, так же как норвежскому королю и голландской королеве. Но он впал в прострацию, считал, что «дело союзников проиграно». Быть изгнанником и сидеть на чужбине король не пожелал. Заявил, что разделит судьбу своего народа. А король, ко всему прочему, был главнокомандующим бельгийской армии. 27-го мая он капитулировал, не посчитав нужным предупредить об этом французское и британское командование.

Северный фас котла у Дюнкерка, где стояли бельгийские дивизии, рухнул. Положение окруженных выглядело безнадежным. Но британское командование в полной мере использовало задержку германских танковых клиньев, а потом их вывод в тыл, организовало более или менее прочные оборонительные рубежи с большим количеством артиллерии. Части прикрытия кое-как сдерживали немцев, а остальные соединения бросали всю технику, припасы, снаряжение, спешно грузились на суда, баркасы, лодки и уходили в море. Самолеты Геринга ожесточенно бомбили плацдарм, но полностью сорвать эвакуацию им не удалось. У англичан близко были аэродромы, их истребители постоянно висели над Дюнкерком, сбивали и отгоняли неприятельскую авиацию.

Плацдарм продержался до утра 4 июня. За это время удалось вывезти 280 тыс. английских и 60 тыс. французских солдат. Еще 40 тыс. французов попали в плен. А бронетанковые соединения Гитлер выводил из сражения не напрасно, к 5 июня германские войска уже завершили перегруппировку для следующего удара. Теперь им противостояли всего 65 французских дивизий, в основном второсортных — лучшие были разгромлены в предшествующих баталиях. Танков у французов осталось совсем мало, англичане оттянули свою авиацию под Дюнкерк, и в небе над Францией целиком господствовали немцы.

Мало того, у французов обозначился новый противник. До сих пор Муссолини откровенно трусил. Уж больно рискованной выглядела война, затеянная Гитлером. Но блестящие и легкие победы фюрера выбили дуче из колеи, одурманили жгучей завистью. Дюнкерк показывал, что итог войны вроде бы уже определился, и Муссолини задергался, засуетился, как бы тоже примазаться к разделу лавров и пирогов. Обратился к Гитлеру, известил — Италия готова присоединиться к боевым действиям. Фюрер, конечно, понимал подоплеку маневров дуче. Но слабые места своего партнера он знал и привык относиться к ним снисходительно. Укорять не стал, выразил радость, что итальянцы наконец-то проявляют настоящее боевое братство. Даже предложил им вмешаться чуть попозже, когда французов совсем подавят и добивать их будет еще легче.

Дуче вступил в войну 10 июня. К этому времени от французского фронта мало что осталось. Германские танковые клинья снова ломали его, возникло еще несколько котлов. Поменьше чем в Дюнкерке, но также впечатляющих. Крупную группировку французов окружили и пленили у крепости Мобеж. Потом германские танки снова отсекли западный фланг фронта, прижали к морю 10-й французский корпус и 51-ю шотландскую дивизию. Их никто не позаботился эвакуировать, и им осталось только сдаться. В окружении очутились и многочисленные гарнизоны фортов линии Мажино. Сидели в бетонированных бункерах и безопасных казематах, будучи уже глубоко в тылу.

14 июня германские войска без боя вступили в Париж, на Эйфелевой башне поднялся нацистский флаг. Оккупирован был только север страны, пятая часть ее территории. У французов еще имелись боеспособные армии, мощный флот. Существовали африканские, азиатские, американские колонии. Но о дальнейшем сопротивлении никто не помышлял! Дух пацифизма сделал свое дело. Солдаты толпами бежали подальше от фронта. На юг устремились и массы беженцев, забили дороги, брели куда глаза глядят. Правительство Рейно удрало из столицы и сразу же ушло в отставку. Новый кабинет возгласил маршал Петен, 16 июня он запросил Германию о перемирии.

Английская «поддержка» союзников оказалась весьма сомнительной — 17 июня Черчилль предложил Франции… войти в состав Британской империи на правах доминиона! Нетрудно понять, что подобный проект мог только оскорбить французов. Правительство Петена и Лаваля выбрало вариант, продиктованный Гитлером — безоговорочная капитуляция. При этом фюрер сполна отомстил французам за унижение прошлой войны. 22 июня заставил их подписать мир в Компьене, в том же самом вагоне, в котором в 1918 г. принимал германскую капитуляцию маршал Фош. Францию, Бельгию и Голландию разнесли в пух и прах за 6 недель! Потери немцев составили 45 тыс. убитыми, 110 тыс. ранеными. Их противников только в плену очутилось 1,9 миллиона человек, а погибло и было ранено 360 тыс.!

Однако Италия попала в довольно глупое положение. Дуче двинул на французов 32 дивизии, а против него стояло всего 7 дивизий. Но линию обороны в Альпах и на побережье Средиземного моря они удержали. Итальянцы подтвердили свою давнюю репутацию отвратительных солдат. Хотя аппетиты у Муссолини были очень солидными. При подписании мира он принялся закидывать удочки, чтобы ему уступили южные области Франции, Ривьеру, французский флот. Нет, до такой степени Гитлер баловать союзника не стал. Не сумели захватить — значит, и говорить не о чем. Отдал лишь незначительные приграничные районы.

Но и перед самим Гитлером встали довольно сложные проблемы. Если оккупировать Францию и удерживать ее в повиновении силой, это связало бы слишком много войск, отвлекло от дальнейших планов. А с другой стороны, фюрер опасался, как бы правительство Франции не сбежало в Англию. Или даже не обязательно в Англию — в одну из своих колоний, в Алжир, Марокко, Вьетнам. Будет оттуда руководить борьбой своего народа против немцев, и во Франции они завязнут. Но Гитлер сумел найти решение, столь же выигрышное, как прорыв в Арденнах, а по сути настолько же простое. Он сделал ставку на рабскую психологию граждан Западной Европы.

Франция была разделена на три части. Эльзас и Лотарингию включили в состав рейха. Соответственно, большинство здешних жителей получили статус германских граждан. Они как бы вернулись в родное государство после перерыва в 22 года. Все оказались довольны таким решением — и нацистское руководство, и эльзасцы с лотарингцами. Из остальной территории Франции немцы оккупировали чуть больше половины. А 40 % страны выделили в «свободную» зону, оставили в распоряжении изменнического правительства Петэна — Лаваля. Ему сохранили флот — 7 линкоров, 18 крейсеров, 48 эсминцев, 71 подводную лодку. Сохранили и часть войск в колониях.

Но французское правительство отныне должно было слушаться указаний германских советников. Сами же французы должны были содержать оккупационные войска, а вдобавок поставлять в Германию промышленную и сельскохозяйственную продукцию на продиктованных им условиях. По сути, немцы применили такие же методы, какими европейцы привыкли пользоваться в своих колониях — надо выделить племенную верхушку, готовую сотрудничать с завоевателями, и действовать через нее. Что ж, эти методы сработали безотказно. Французские политики и администраторы в полной мере удовлетворились положением, которое им предоставили. Ни о каком продолжении борьбы никто не помышлял. Покорился флот, не сделавший ни одного выстрела. Покорились колонии, где так и не ступала нога немецкого солдата.

Впрочем, оккупационный режим на Западе значительно отличался от Польши. Германские генералы хотели выглядеть здесь «культурно», потребовали не пускать сюда СС, гестапо и прочие карательные органы. А фюрер был доволен военными, согласился пойти навстречу и целиком отдал Францию под эгиду армейского командования. Гиммлеру и Гейдриху удалось послать туда чисто символические подразделения — в Париж поехала зондеркоманда из 20 сотрудников СД и гестапо. Когда военные узнали о ее численности, они лишь снисходительно махнули рукой. Сочли, что это несерьезно. Команда не обладала никакими правами, должна была согласовывать действия с армейским начальством.

Но рейхсфюрер СС направил на запад лучших профессионалов. Они сразу же захватили архивы французской полиции, прошлись по штаб-квартирам политических партий, антигерманских организаций. При этом изображали полное послушание, за пределы своих полномочий не выходили. Собрав улики и составив списки врагов рейха, представляли их для арестов армейской полевой полиции. А постепенно к одной зондеркоманде присоединилась другая, третья. Гестаповские структуры зацепились во Франции, стали расползаться по разным городам [39].

Хотя надо сказать, что «культурные» военные, презрительно отворачивавшие носы от гестаповцев, выглядели далеко не безупречными рыцарями. Городские комендатуры и штабы оккупационных армий постарались сразу обезопасить себя от партизан или подпольщиков. В прошлую войну для этого применялся «превентивный» террор, почему было отказываться от него? За нарушения приказов и распоряжений властей вводились самые строгие меры вплоть до расстрелов. А кроме того, набирали заложников и объявляли, что в случае каких-либо враждебных актов их ждет смерть. За убийство немецкого солдата или диверсию — 50-100 казненных.

Солдаты наглели, Францию они рассматривали как огромный публичный дом, а француженок представляли бесплатным обслуживающим персоналом. Отдыхающие части переворачивали города вверх дном, захлестывали насилием, пьяными дебошами. Но французы, кстати, воспринимали эти выходки очень покорно. Старались как-то пристроиться к интервентам. Девушки и дамочки, подцепившие германских любовников, считали, что им повезло. А те, кому не повезло, завидовали.

Во Франции, Бельгии, Голландии, скандинавских странах появились немецкие хозяйственные уполномоченные. Переписывали промышленные предприятия, фермы. В Германию потянулись поезда с французским вином, машинами «рено», датским маслом, голландским сыром. Вывозились и произведения искусства. Что-то забирали для германских музеев, а Геринг разохотился и для себя, его агенты развернули настоящую охоту за художественными ценностями [101]. Но и эти методы оккупантов особого возмущения не вызывали. А французские или голландские предприниматели, сумевшие приспособиться к победителям и найти себе место в новой системе, тоже считали, что им повезло.

Даже местная полиция отлично приспособилась к новым условиям. Получала приказы арестовывать антифашистов и добросовестно выполняла их. Служба есть служба. Тех же заложников содержали во французских тюрьмах под охраной французских тюремщиков. (Ведь и им повезло, на улицу не выставили, без работы не оставили.) Они отнюдь не считали себя палачами или жестокими людьми. Даже жалели безвинных людей, набитых в камерах в ожидании смерти. Но причем здесь они сами? Им надо было как-то жить, детишек кормить. А нацисты ценили послушание, по-своему вознаграждали. Например, Дания проявила себя самой лояльной, отдалась захватчикам вообще без сопротивления. За это Гитлер распорядился обращаться с датчанами помягче, за враждебные акты казнить не по полсотни и не по сотне заложников, а всего по пять человек.

Нет, нельзя сказать, чтобы все жители западной Европы однозначно приняли свалившееся на них рабство. Нашлись и непокорные. Хотя они, скорее, стали исключением из правила. Генерал Де Голль создал комитет «Свободная Франция», начал агитировать сторонников. Но бойцов у него собралось совсем мало, не более полка. «Свободной Франции» пришлось передаться под эгиду англичан, фактически выполнять задания их командования и разведки. А на родине Де Голля объявили предателем, нарушителем присяги. И подавляющее большинство его бывших сослуживцев согласились с такой оценкой.

Никакого настоящего «Движения Сопротивления» в западных странах в данный период не было. Никакой оппозиции изменникам и капитулянтам не обозначилось. Если и была, то молчала в тряпочку. Между прочим, и в Германии «генеральская оппозиция» рассеялась, как дым. Победоносные военачальники сразу забыли, что предрекали катастрофу. Задним числом все они оказывались сторонниками войны! [149] Ну а Гитлер, зная натуру своих подчиненных, еще и откровенно купил их. Кайзер за всю Первую мировую произвел лишь 5 генералов в фельдмаршалы. Фюрер, сокрушив Францию, в один день сделал фельдмаршалами 12 человек: Браухича, Кейтеля, Рунштедта, Бока, Лееба, Листа, Клюге, Вицлебена, Райхенау, Мильха, Кессельринга и Шперле. И все! Никто больше не заикался о том, чтобы его свергнуть! А Герингу, чтобы не обидеть старого товарища и не уравнивать с прочими военачальниками, фюрер присвоил вновь придуманное звание рейхсмаршала. Персональное, раньше такого звания не существовало.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.