Предисловие Карла Альбрехта к первому изданию книги «Преданный социализм»[11]

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Предисловие Карла Альбрехта к первому изданию книги «Преданный социализм»[11]

Решение опубликовать рассказ о событиях моего десятилетнего пребывания в СССР далось мне нелегко. Потому что эти десять труднейших и активнейших лет моей жизни в СССР я провел не как более или менее хорошо оплачиваемый специалист, которому результаты его работы и судьба государства, которому он служил, могут быть безразличны, а как убежденный, верующий коммунист, посвятивший все силы и знания «отечеству трудящихся».

Теперь эти 10 лет лежат за моей спиной как закрытая глава. Я покинул Советский Союз. Я вернулся на свою родину, в немецкую империю, как в новый и чужой мир. Молодым коммунистом я покинул в 1924 году веймарское государство – как бывший коммунист, но все еще непоколебимый пламенный социалист, вернулся я в новую империю, в третью немецкую империю национал-социалистов. Из застенков ГПУ я попал в концентрационный лагерь тайной государственной полиции. Но и это позади. Я вернулся обратно на свободу.

Теперь, работая инженером за границей, я свободен. Далеко позади остался СССР. Я ускользнул от власти ГПУ. Но я точно так же свободен и от любого другого влияния политического характера.

Эта свобода ставит меня перед решением: молчать или говорить. Если я молчу, то ничем не рискую. Я могу тихо жить и работать там, где хочу. Если я заговорю, то уже не будет возврата к мирной частной жизни. Тайные убийцы ГПУ встанут на мой след, клевета и обвинения будут сопровождать мое имя. Все это можно вынести. Больше всего я боюсь только одного, того, что друзья и товарищи по многолетней и тем не менее напрасной борьбе за лучший мир поймут меня неправильно, вычеркнут меня из своей памяти как предателя и ренегата. Этого я не хочу. Я никогда не был предателем. Я не ренегат. Я честно и изо всех сил выполнял в СССР свой долг. Когда меня настиг кулак ГПУ, я отказался от обращения за помощью к моему немецкому отечеству. Я был готов нести дисциплинарную ответственность, если вольно или невольно совершил ошибку. Но меня не привлекали к ответственности. Было известно, что я невиновен. Тем не менее меня хотели уничтожить, как уничтожили с тех пор большую часть большевиков Ленина. Я не в большей степени предатель, чем все эти люди. Я был социалистом, и я остаюсь социалистом. Но я был коммунистом и верил в строительство социализма в Советском Союзе. То, что я пережил в Советском Союзе, вынудило меня отказаться от этой веры.

Я знаю, что во всем мире многие миллионы смотрят на Восток и ожидают спасения из Москвы. Ради этих миллионов, готовых жертвовать время, силы и даже жизни, я должен рассказать, почему я потерял веру.

Я знаю, что на бесконечных просторах СССР миллионы людей с фанатической верой выносили сверхчеловеческие трудности, добивались сверхчеловеческих результатов и продолжают добиваться, чтобы воплотить в действительность свои социалистические идеалы. Лучшие из них погибли или загублены. Их усилия и жертвы были напрасными, потому что их мученический путь вел не в лучший мир, он вел в хаос, в гибель, в ничто.

Ради памяти этих бессмысленно принесенных в жертву людей я должен объяснить, почему их путь был ошибочным.

Я и сегодня убежден, что революция в России была необходима и неминуема. Ужасное давление царского режима, выдавливающего из крестьян все соки феодализма, эксплуатирующего рабочих раннего капитализма, давление этого режима с его косностью и коррупцией, душило прогресс нации, раздражало молодежь, доводило до нищеты народные массы. Об этом мне рассказывали не только многие простые или образованные русские люди. В тюрьме ГПУ я познакомился с одним старым балтийским аристократом и высшим русским офицером, последним флигель-адъютантом царя, 72-летним генерал-майором бароном фон Майделем, которого однажды вечером, спустя недели нашего совместного заключения, увели на расстрел. И этот знатный, высокопоставленный человек из высшего слоя Российской империи, говорил перед лицом смерти совершенно открыто, что прошлое должно оставаться прошлым, потому что оно было для русского народа унизительным и невыно симым.

Но как революция Керенского плачевно ушла в песок, так и большевистская революция не только не воплотила надежды народов России, но чудовищно их предала. За несвободой царизма следовало абсолютное рабство большевизма. За убогими условиями существования широких народных слоев до 1917 г. следовал перманентный голод после переворота. За эксплуатацией рабочих и крестьян со стороны царизма следовала невиданная в истории человечества безжалостная эксплуатация всех со стороны жестокой деспотии. Недостойные методы охранки при царизме сменились попирающими любое человеческое достоинство методами ЧК и ГПУ. Большевизм не принес спасения, он не принес социализм – он низверг народ в глубочайшую нищету.

Я и сегодня убежден, что борьба против социальной несправедливости в большинстве стран Европы и мира необходима и неминуема.

Но беда народам мира, если эта борьба поставит целью в результате привести большевизм на место сегодняшнего общественного устройства! И беда народам, чья молодежь перейдет на сторону кремлевских диктаторов и будет бороться с правительствами собственных стран в интересах Москвы.

Эту полную идеалов молодежь, этих совращенных борцов за свободу стоит спасать. Им стоит показать, кем на самом деле являются совратители из Кремля, завлекающие их в революционные отряды и в интернациональные бригады.

Поэтому я должен говорить. Я должен рассказать, что практика марксистского коммунизма ужаснее всего того, с чем мы боремся и что отвергаем в капитализме.

И я знаю, что лишения и нужду времен создания нового мира следует пережить. Поэтому добровольно переносимая суровость советской жизни и нищета советского народа, которую я честно с ним делил, не пошатнули моей веры в спасительность большевизма.

Что уничтожило во мне эту веру, так это ясное неопровержимое понимание того, что происшедшее за двадцать один год большевистского владычества означало не родовые схватки лучшей эпохи, а смертельную борьбу за существование нежизнеспособной, бесплодной системы. Доказательством правильности этого моего горького признания служат факты, о которых я хочу рассказать.

Никакие изменения тактики, никакие изменения методов, никакая смена персон, никакой поворот Сталина со своего предшествующего пути, никакие жертвы идеалистов не превратят несчастье большевизма в счастье человечества.

Слишком многие из знающих – молчат. Молчат дипломатические представители СССР за границей, молчит большинство сбежавших из Советского Союза. Все они боятся мести ГПУ. Один должен говорить.

Если это признание, если это открытое предупреждение к социалистическим товарищам во всем мире будет стоить мне жизни, если меня настигнет месть ГПУ, тогда пусть моя смерть подтвердит правду, за которую я борюсь.

Цюрих, 1938 г.

К.И. Альбрехт

Данный текст является ознакомительным фрагментом.