Глава 21. Век прогресса

Глава 21. Век прогресса

21.1. Эпоха романтизма

Девятнадцатый век – один из самых сложных в духовной истории человечества. XIX в. сумел вызвать всеобщие надежды в светлое будущее; итогом его была невиданная в истории кровавая бойня. Но начинал он прекрасно. Победившая в Америке и Франции буржуазия провозгласила равенство людей и свободу каждого человека. Декларация независимости тринадцати штатов Америки 1776 г. начинается словами:

«Мы исходим из той самоочевидной истины, что все люди созданы равными и наделены их Творцом определенными неотчуждаемыми правами, к числу которых относятся жизнь, свобода и стремление к счастью».[486]

Не менее возвышенно звучат статьи Декларации прав гражданина и человека французской Конституции 1789 г.:

1. Люди рождаются и остаются свободными и равными в правах. … 2. Цель всякого политического союза – обеспечение естественных и неотъемлемых прав человека. Таковые – свобода, собственность, безопасность и сопротивление угнетению.[487]

Идеал нового свободного человека предполагает, что он совершенен духовно и физически. На первом месте стоит душа – человеческие качества и чувства, которые важнее холодного расчета; родство душ определяет любовь и дружбу. Мужчина и женщина находят в любимом, в первую очередь, прекрасную душу, а уж затем прекрасное тело. Любовь двух сердец преодолевает все препятствия и завершается счастливым браком: супруги души не чают друг в друге и всегда взаимно верны. Новые люди внешне совсем не похожи на кавалеров и дам Галантного века. Мужчины мощные, мускулистые; женщины с крутыми бедрами и грудью, способной вскормить не одного ребенка. Они напоминают людей Ренессанса, но в лицах их отражены страсти души.

Таким видят человека последователи романтизма – мировоззрения и творческого стиля, преобладавшего в культурной жизни Европы в первой трети XIX в. Для романтизма характерно восхищение мощью природы и порывами души человека, он обращен к личности и ее эмоциям; романтизм любит предания седой старины, экзотику диких и полудиких народов и верит в сверхъестественное. В литературе начало романтизму положил Руссо романами «Юлия, или Новая Элоиза» (1761) и «Прогулки одинокого мечтателя» (1776) и закрепил во французской прозе Шатобриан, перенесший в романах «Атала» (1801) и «Рене» (1805) романтических героев из швейцарской Новой Элоизы Руссо в лесные дебри Северной Америки.[488]

В первой трети XIX в. романтизм предстает как основное направление европейского искусства. Романтическое мироощущение становится модным. Влияние романтизма ощутимо на всей территории европейской культуры – от Америки до Сибири. Главное же появляются талантливые и даже гениальные творцы романтизма – поэты, писатели, художники, композиторы. Достаточно назвать имена литераторов. Поэты: Байрон, Виньи, Гейне, Гёльдерлин, Гюго, Жуковский, Китс, Клейст, Ламартин, Леопарди, Мандзони, Мицкевич, Пушкин, Шелли. Писатели и драматурги: Бальзак, Гоголь, Гюго, Купер, Мериме, Пушкин, Стендаль, Скотт.

В 1830 –1840-е гг. сходит на нет влияние романтизма в искусстве и общественной жизни. Бальзак, Гейне, Гоголь, Пушкин, отчасти Стендаль и Мериме, переходят к реализму. Даже Лермонтов в прозе успел отойти от романтизма. Тем более далеки от романтизма реалисты – Диккенс и Теккерей. Самое же главное, что к романтизму охладело общество. Для этого были веские причины.

Романтические представления о низвергнутых тиранах и наступившей свободе оказались в разительном контрасте с реалиями победившего капитализма. Не сбылись мечты о новом человеке, о союзе родственных душ, о верности до гроба. Сами творцы романтизма явно не соответствовали идеалу. Крайне далеки от идеалов романтиков были все слои общества. В рабочих кварталах люди жили в скотских условиях, и многое там случалось от безысходности. В высших слоях легкую атмосферу куртуазного цинизма Галантного века заменил примитивный разврат. В Англии принц-регент Георг, заменивший в 1810 г. сошедшего с ума Георга III, был не только двоеженец, но редкий потаскун и обжора. Став королем Георгом IV, он окончательно разжирел, пересел из-за подагры в инвалидную коляску и гонялся в ней за женщинами всех родов и занятий.

Во Франции времен Директории разврат захвативших власть дельцов и взяточников достиг апогея. Женская мода парижских салонов заменила платье и корсет прозрачной рубашкой из муслина[489]. Первоначально под ней носили трико телесного цвета, но затем отказались и от трико. На праздниках красоты, устраиваемых в светском обществе, красавицы в конце бала часто танцевали обнаженными, что впрочем, не слишком отличалось от их бальных нарядов. Подобные танцы обычно завершались групповым сексом. Каждый спешил ухватить свое. На приемах в доме Барраса, главы Директории, хозяин имел обычай удалиться с одной из дам во внутренние покои, а потом непринужденно появиться вновь в зале.

При Наполеоне туалеты и нравы высшего света вернулись к нормам европейских дворов. Впрочем, император сделал для себя исключение. Великий труженик, он не теряет попусту ни минуты. Обычно он сидит в кабинете во дворце или в походной ставке, правит бумаги и подписывает декреты. К нему входит очередная дама, соискательница его внимания. Наполеон, не вставая, указывает на постель. Дама раздевается и ложится. Наполеон отрывается от стола, идет к ложу, не раздеваясь, зачастую в сапогах и при сабле, водружается на даму и совершает действо. Все длится две-три минуты. Затем он выпроваживает даму и садится за бумаги.

Вне дворцов жизнь тоже кипит. Победившая буржуазия выставляет напоказ нажитое богатство и не желает отказывать себе в любых удовольствиях. В лондонские трактиры и ресторации зажиточные посетители приходят компаниями, поглощают огромные порции баранины, наливаются портвейном и элем, похваляются успешными сделками и дружно отправляются по проституткам. О застолье парижских нуворишей[490] повествует бытописатель нравов Директории и Империи Луи Месье:

«За чрезмерно обильно уставленным всякими яствами столом говорят только о кухонных рецептах, о талантах того или другого повара, об изобретателе нового сорта рагу, о цене хранящихся в погребке вин, о пиршествах и их пышности. Гостей почти насильно заставляют есть и пить и не дают им покоя своим приставанием».[491]

Резко изменилась манера держаться. Вот как выглядят в глазах Гримо де ла Рейньера, выходца из Галантного века, парижские буржуа времен Директории:

«Эти молодые люди на вид очень любезны, но, по-видимому, имеют о правилах приличия и вежливости так же мало понятия, как о грамматике и орфографии. Взгляд их более чем дерзок, манеры их неуклюжи и порывисты, тон – грубо солдатский, а в разговоре они неловки. Никогда не снимая шляпы, даже в коляске, всегда, даже по вечерам, в высоких сапогах, с дубиной в руках, они похожи скорее на погонщиков стада быков. Когда они предоставлены всецело себе и своим вкусам, они только и знают, что ругаться, курить, играть в карты и пьянствовать. К старикам они не чувствуют никакого почтения, к женщинам – никакого уважения».[492]

Хождение с дубинками было модно еще в двадцатые годы XIX в. Пушкин постоянно ходил с железной дубинкой, тренируя твердость руки на случай дуэли.[493] Впрочем, в конце двадцатых годов разгульная жизнь перестает быть модной. Буржуазия повзрослела, остепенилась и стала демонстрировать подчеркнутую добродетель. Началось все с Англии, раньше других вступившей на путь капитализма. К началу сороковых годов сдержанность нравов, трезвость суждений и даже некоторая чопорность стали нормой в европейских странах. Время романтизма прошло.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.