Все «за» и «против» Груши
Все «за» и «против» Груши
Давая оценку решению Наполеона и Груши как военачальника, Чандлер вполне резонно замечает: «Совершенно необъяснимо… почему император поставил командовать правым флангом маршала Груши – талантливого кавалерийского генерала, мало знакомого с тактикой пехоты. И для него эта новая ответственность была несоразмерной с его способностями, особенно при встрече с таким искушенным противником, как старый вояка Блюхер».
Да, конечно, из-за бездействия Наполеона, не организовавшего немедленного преследования разбитого у Линьи Блюхера, пруссаки опережали в движении французов на 15 часов. Но при этом, получив приказ на преследование, Груши смог собрать свои силы только 17-го пополудни и двигался за пруссаками недопустимо медленно. Оправдания Груши (и некоторых историков, пытавшихся защитить маршала и обвинить в медлительности марша войск Груши Наполеона, плохую погоду и усталость солдат, хотя они, в отличие от прусских солдат, имели хоть немного времени передохнуть), твердившего, что его войска вынуждены были идти по размытым от дождя дорогам, а также сталкивались с другими препятствиями. Но справедливости ради надо сказать, что от Груши ничего не зависело.
Достаточно только посмотреть на карту и понять: чтобы попасть на поле Ватерлоо, Груши нужно было сначала разбить пруссаков, которые стояли между ним и полем Ватерлоо. Прусская армия тоже шла по плохим дорогам, размытым дождем, но они были ближе, а численность солдат была в три раза больше, чем в отряде Груши. Блюхер оставил один корпус сдерживать маршала, а с остальными поспешил спасать союзников и успел вовремя, хотя мог и не успеть – дороги были действительно ужасными…
У Линьи по непролазной осенней нидерландской грязи армии Наполеона носились, как по учебному плацу. Войска вражеской коалиции не успевали соединиться и разлетались от французских ударов во все стороны. Наконец, изгнав с поля боя пруссаков под командованием фельдмаршала Блюхера, император отрядил маршала Груши преследовать отступающих и отправился на охоту за последним в этой кампании противником – британцами, которыми руководил герцог Веллингтон. Встреча самой блистательной армии с самой упрямой состоялась близ нидерландского (ныне бельгийского) городка Ватерлоо. Веллингтон, как обычно, выбрал самую удобную для обороны позицию. В осенней грязи его войска, как всегда, держались до последней возможности – даже когда сопротивление выглядело совершенно безнадежным. Чтобы прорвать британскую оборону, Наполеон бросил в бой последние резервы. Гром пушек даже сквозь туман разносился на десятки новомодных в ту пору – именно революцией введенных – километров. Эту канонаду слышали Блюхер и Груши. Но выводы сделали, однако, разные…
Блюхер не зря слыл старым лисом. Приказы он, конечно, тоже исполнял, но так, что авторы приказов только диву давались. Вот и сейчас он исхитрился ночью оставить перед носом у Груши скромный арьергард, а основные силы увел на выручку союзнику. В авангарде Груши быстро почувствовали неладное. Слишком уж мало следов оставляла армия, за которой они гнались. А главное – слишком долго слышалась пальба у Ватерлоо. Если Веллингтон все еще не сломлен – не лучше ли прекратить преследование и помочь главным силам? В конце концов генералы не выдержали – обратились к маршалу напрямую. Они не только сомневались в успехе своей погони, они понимали: если британцы пересилят, бить пруссаков будет незачем. Понимал это и Груши. У Наполеона была возможность выбирать, и его маршалы действительно были цветом армии. Но за всю свою карьеру Груши ни разу не ослушался приказа. А тут приказ был прямым и недвусмысленным: гнаться за пруссаками, не дать им оправиться и перегруппироваться. Поэтому военный совет, проведенный на марше, не изменил ничего – армия Груши продолжала погоню за призраком Блюхера, с каждым шагом удаляясь от Ватерлоо. Так что помощи Наполеону не предвиделось, хотя в обычных обстоятельствах помощь бы и не потребовалась. Последние французские резервы уже почти прорвали британскую оборону. Наполеон был в двух шагах от победы. И в этот самый момент войска Блюхера вырвались на поле боя – и антинаполеоновская чаша весов перевесила. Опираться можно только на то, что оказывает сопротивление. Великая империя рухнула, когда главной ее опорой оказался человек без собственных решений, принимающий их по инерции, по давно известному и вроде бы апробированному образцу.
После разгрома у Линьи прусские войска практически не имели возможности отдохнуть, однако они достаточно быстро собрались и также быстро отошли к Вавру, где уже к полудню 17-ш Блюхеру удалось собрать основную часть своих сил. Как отмечает английский историк Эдит Саундерс: «Дисциплина и организованность позволили пруссакам сделать то, что Наполеон посчитал невозможным». К сожалению, этого никак нельзя сказать о маршале Груши и его действиях. Да, дороги были размыты, войска из-за этого двигались медленно. Однако в истории войн можно найти много примеров маршей, выполненных при аналогичных погодных условиях (и возможно, даже худших), правда, и это стоит отметить особо, благодаря решимости и решительности самого командующего и его офицеров. Перед Аустерлицем войска Даву прошли по раскисшим от оттепели дорогам, по колено в грязи, за два дня почти 140 километров, причем в первый день было пройдено почти 90 км. Скорость движения войск маршала Ланна, независимо от погодных условий, была всегда самой высокой во французской армии. Марши Суворова под Рымником и Фокшанами стоят того, чтобы быть упомянутыми здесь как пример, причем условия осложнялись тем, что, покрыв расстояния в 100 км, русские солдаты сразу же вступали в бой и выиграли оба сражения. Примеров можно приводить много, но достаточно и этих. Будучи опытным командиром, проведших в наполеоновских походах много времени, Груши не мог-не знать, какое пристальное внимание Наполеон уделял скорости передвижения армии. А, к примеру, корпус Вандама, входивший в группировку Груши, двигался со скоростью два километра в час и прошел за полдня чуть более 7 км.
Однако на этом история несчастий маршала Груши не заканчивается. В 10 часов вечера он после долгих размышлений написал Наполеону: «Сир, имею честь сообщить Вам, что я занял Жамблу и моя кавалерия находится в Совеньере. Силы противника, численностью около 30 тысяч человек, продолжают отступать… Из многих источников стало известно, что по прибытии в Совеньер они разделились на три колонны; одна, по-видимому, пошла по дороге на Вавр, пройдя мимо Сарт-а-Вален, в то время как остальные направились в Перве. Из этого можно заключить, что одна часть намерена присоединиться к Веллингтону, центр под командованием Блюхера отступит к Льежу, тогда как другая колонна с артиллерией отступит к Намюру. Генерал Эксельманс имеет приказ послать сегодня вечером в Сарт-а-Вален шесть эскадронов и три эскадрона – в Перве. Действуя в соответствии с их данными, в случае, если значительные силы пруссаков отступят к Вавру, я последую за ними, чтобы не допустить их возвращения в Брюссель и отделить от Веллингтона. Однако, если подтвердятся сведения о том, что основные силы идут к Перве, я буду преследовать их по дороге в этот город…»
Получив это донесение Груши, Наполеон, как это ни странно, не придал особого значения содержанию письма, в котором, по словам Чандлера, «приводилась правильная догадка Груши о том, что масса армии Блюхера на самом деле отступает к Вавру». Император оставил без ответа рапорт маршала. «Это страшное упущение, – отмечает исследователь, – было исправлено им только в 10 часов утра, что явилось его первой большой ошибкой, совершенной 18 июня, ибо, если бы он реагировал даже просто с обычной скоростью и осторожностью и приказал бы Груши направиться в Оэн, тогда только один корпус армии Блюхера, в лучшем случае, мог бы участвовать в битве при Ватерлоо».
Как уже упоминалось, накануне Ватерлоо, 17 июня, войска Груши вышли в поход лишь в два часа дня и продвигались с большими передышками чрезвычайно медленно. Остановившись на постой в местечке Жамблу, французский маршал получил точные сведения о продвижении прусских войск, но не сделал практически ничего, чтобы остановить их, хотя такие шансы у него, несомненно, были! Утром 18 июня, уже в день битвы при Ватерлоо, Груши отдал приказ о выдвижении только в 8 часов утра. В десятом часу утра завтрак Груши был прерван раздавшейся вдалеке канонадой. Генерал Жерар резко, но справедливо упрекнул своего командующего в бездействии и предложил немедленно идти на звук боя (это было начало битвы при Ватерлоо). Если бы Груши принял это разумное предложение, то, несомненно, догнал бы прусские войска, но он, сославшись на приказ Наполеона (дошедший с запозданием и потому фактически устаревший), настоял на преследовании армии Блюхера. Время было упущено, а вместе с тем катастрофически таяли шансы французской армии на победу.
Между тем около 4 часов утра 18 июня Блюхер приказал корпусу Бюлова – свыше 30 тысяч человек – выступить из Вавра в поддержку Веллингтона, стоявшего на плато Мон-Сен-Жан близ Ватерлоо. И хотя дороги были размыты сильным ливнем, авангард пруссаков уже к 12 часам дня сумел достичь местечка Сен-Ламбер (менее чем в 5 километрах от поля сражения). За Бюловым последовали оставшиеся корпуса прусской армии. Для прикрытия своих действий Блюхер оставил в Вавре корпус генерал Тильмана (около 22 тысяч человек) с приказом как можно дольше сдерживать французские войска.
Что ж, энергия, смекалка и решительность Блюхера заслуживают всяческого одобрения, вызывает уважение и его проницательность, чего никак нельзя сказать о дальнейших поступках безынициативного и нерасторопного маршала Груши. На протяжении всей ночи с 17-го на 18 июня Груши пытался разобраться в ситуации. В 6 часов утра он написал Наполеону: «Сир, все рапорты и собранные сведения подтверждают, что противник отступает к Брюсселю, чтобы там сконцентрироваться или дать сражение после объединения с Веллингтоном. 1-й и 2-й корпуса армии Блюхера, по-видимому, идут – соответственно – к Корбе и Шомону. Должно быть, они покинули Турин вчера в 8.30 вечера и шли всю ночь; к счастью, погода была такой плохой, что они вряд ли могли продвинуться далеко [маршал совершенно недооценил своего противника и возможности пруссаков].
Я вскоре отправляюсь в Сарт-а-Вален и оттуда поеду в Корбе и Вавр».
По мнению Жомини, Клаузевица, Шарраса и Уссе, Груши следовало сделать утром 18 июня все возможное, чтобы успеть пересечь Диль под Мустье и разместиться поближе к театру действий Наполеона. В таком случае маршал «смог бы поставить своих людей в выгодную позицию для атаки во фланг прусских войск на их пути к Сен-Ламберу…» Правда, генерал Хэмли в своей книге «Военные операции» выражает иное мнение. По его словам, Груши не мог знать, что Веллингтон и Блюхер в течение дня окажутся в Ватерлоо: он полагал, что союзники объединятся в Брюсселе. Если бы таково было их намерение, Груши, «направившись в Вавр, серьезно воспрепятствовал бы их сообщению с базой близ Лувена и либо помешал бы им осуществить их намерения, либо чудовищно осложнил бы их положение». Ошибка Груши заключалась в том, что он не смог разгадать истинные намерения противника. Однако утром 18 июня действия маршала были такими же размеренными и апатичными, как и накануне. Казалось, ничто не могло убедить его действовать побыстрее и поэнергичнее. Его соединения, в отличие от пруссаков, отнюдь не перенапрягались, выполняя приказы. Вместо того чтобы начать марш в 6 часов утра, генерал Вандам вывел их только к 8 часам, и из-за этой задержки пришлось отложить выход войск генерала Жерара до 9 часов.
Сам Груши прибыл в Сарт-а-Вален в 10 часов утра. Дружелюбный нотариус, проживавший неподалеку, предложил маршалу воспользоваться его гостеприимством и сообщил ему некоторые полезные сведения. Груши узнал, что пруссаки прошли насквозь или мимо города тремя колоннами и что они, по-видимому, направляются к Веллингтону в Брюссель. Отослав рапорт Наполеону, маршал приступил к ленчу в обществе своего гостеприимного хозяина в красивом саду загородного дома…
Тем временем в 11.35 утра у плато Мон-Сен-Жан прогремел первый орудийный залп, и сразу же загрохотали французские и английские пушки, после чего последовала атака французов на Угумон. Сражение при Ватерлоо началось… Эта артиллерийская канонада достигла Валена, когда Груши добрался до десерта – клубники на блюде. Один из полковников, зайдя в дом, прервал трапезу маршала и сообщил, что из сада слышно стрельбу. Груши вскочил, прислушался, и действительно – далеко на западе раздавался низкий грохот. В саду собрались офицеры, некоторые всматривались вдаль на запад, некоторые прикладывали ухо к земле, остальные стояли небольшими группками и обменивались мнениями. Генерал Жерар настойчиво потребовал, чтобы Груши немедленно отправился в направлении стрельбы. Но маршал ответил, что они слышали, вероятно, действия арьергарда Веллингтона при отступлении к Брюсселю. Заметив приблизившихся крестьян, он спросил их, где, по их мнению, стреляют, и они ответили, что это, должно быть, в Мон-Сен-Жане. Груши обсудил случившееся с офицерами, но не счел необходимым менять маршрут.
Между тем гул боя со стороны Мон-Сен-Жана усиливался. Поле битвы находилось от Валена примерно в 25 километрах по прямой, и видно было, как клубы дыма поднимаются над горизонтом. Становилось очевидным, что между армиями Наполеона и Веллингтона происходит ожесточенное столкновение. Генерал Жерар, при поддержке Валязэ из инженерных войск, продолжал убеждать Груши выступить в направлении стрельбы. Но генерал Бальту, командующий артиллерией, возразил, что перевезти пушки по затопленным улочкам, ведущим к Мон-Сен-Жану, будет невозможно. Последовал довод Валязэ, который настаивал, что его инженеры легко смогут передвинуть пушки. Однако Бальту это не убедило, а генерал Жерар пришел в ярость из-за бездействия Груши.
Жерар призывал Груши немедленно двигаться в сторону залпов орудий, на что маршал флегматично отвечал, что император намерен атаковать английскую армию, если Веллингтон примет бой. Потому весь этот шум его нисколько не удивляет и не затрагивает. Он прибавил, что если бы император пожелал, чтобы его войска приняли в этом участие, он не отослал бы их на такое расстояние в тот самый момент, когда идет в атаку против англичан.
В словах маршала был определенный резон, так как никаких донесений от императора о готовящемся сражении он действительно не получал. Груши решил в точности выполнять приказ Наполеона о преследовании армии Блюхера (которой, однако, не было уже у Вавра, она двигалась к Мон-Сен-Жану). Груши еще больше укрепился в своем решении, когда около 4 часов вечера получил приказ, подписанный начальником штаба французской армии Сультом, подтверждавший необходимость его войскам двигаться на Вавр. Итак, Груши не спеша двигается к Вавру, а первые прусские батальоны уже выходят на правый фланг французов, ведущих бой у Мон-Сен-Жана. Но даже у Вавра Груши действует не слишком решительно, и корпус Тильмана, имевший меньше сил, достаточно уверенно отражал все атаки французов. Только к концу дня маршалу удалось сломить упорное сопротивление пруссаков, но этот частичный успех уже не имел никакого значения. Генеральное сражение кампании 1815 года у Ватерлоо, а с ним и вся война – проиграны.
Наполеон очень хорошо понимал это. Его армия была разгромлена, а сам он выглядел безучастным усталым человеком. «21 июня Наполеон возвратился в Париж, – писал А. Манфред. – Всю дорогу в карете он был в дремотном состоянии. Иногда он просыпался, смотрел в окно, оглядывал, не узнавая, местность и снова дремал. Он чувствовал себя нездоровым, испытывал сильные боли в желудке, его постоянно клонило ко сну». Возвращение в Париж не сулило ничего хорошего. Как он и ожидал, и палата депутатов, и палата пэров, не задумываясь о завтрашнем дне, потребовали его немедленного отречения.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.