Бесславный конец русского похода

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Бесславный конец русского похода

Наполеон сделал свой вывод из Тарутинского марш-маневра: русская армия почувствовала себя достаточно сильной и способна загородить ему дорогу на юг страны. Чтобы этого не произошло, надо было как можно быстрее выбираться из Москвы. 19 октября французы начали покидать негостеприимную русскую столицу. Уходя из нее, Наполеон бросил армии клич: «Вперед. Идем в Калугу! И горе тем, кто станет на моем пути!» Оставляя в городе Молодую гвардию и особые отряды, он подчеркивал, что собирается вернуться в него. Император действительно вынашивал такой план, но никто в его армии в это не верил и потому старался взять с собою все награбленное. Позднее, уже будучи в изгнании на острове Святой Елены, Наполеон с сожалением скажет: «Я должен был умереть в Москве! Тогда я имел бы величайшую славу, высочайшую репутацию, какая только возможна».

Готовясь в дорогу, Наполеон попросил собрать для него информацию о русском климате. Ему доложили, что в течение последних сорока лет сильные морозы начинались не раньше первых чисел декабря. Он не захотел услышать слов Армана де Колен кура, который предупреждал его о том, что в России может случиться так, что «зима взорвется внезапно, как бомба», и проявил в приготовлениях к походу странную небрежность.

Четыре дня, отягощенная обозами 110-тысячная наполеоновская армия выходила из города. «Можно было подумать, – писал в своих воспоминаниях граф де Сегюр, – что двигается какой-то караван кочевников или одна из армий древних времен, возвращающаяся после великого нашествия с рабами и добычей». Двигаясь в калужском направлении, Наполеон предполагал в дальнейшем пойти на Смоленск. Чтобы нанести удар по русской армии, он старался делать свои приготовления скрытно, но ничто не ускользнуло от внимания разведывательных отрядов Кутузова. Они ежедневно докладывали ему обо всех передвижениях французов. Поскольку у Наполеона уже не было необходимых средств для маневра, он решил ввести Кутузова в заблуждение хитростью. Из села Троицкое он послал к нему полковника Бертеми с письмом, в котором предлагал «дать войне ход, сообразный с установленными правилами». В послании было указано, что оно якобы из Москвы: именно этой хитростью Наполеон думал ввести Кутузова в заблуждение. А еще главной задачей Бертеми было установить, где находится русская армия и стоит ли она на месте. Удостоверившись, что противник по-прежнему пребывает в Тарутинском лагере, Наполеон в спешном порядке отдал несколько распоряжений. Вот что пишет о них В. В. Бешанов: «Главные силы были направлены в Боровск, корпус Понятовского – на Верею. Мортье получил приказ взорвать Московский Кремль и общегосударственные здания и присоединиться к главным силам. Жюно следовало подготовиться в Можайске для выступления на Вязьму».

Узнавший об этом Кутузов тотчас же дал указание 6-му корпусу Дохтурова двигаться к Малоярославцу. Для прикрытия марша с севера было выделено 20 эскадронов конницы Голицына. Туда же был направлен корпус Платова. Переход войск Дохтурова был крайне тяжелым: осенние дожди размыли дороги и испортили переправы. Поэтому русские подошли к городу, когда он был уже занят французами. Шесть раз (по другим данным, восемь раз) Малоярославец, обращенный в руины, переходил из рук в руки. За это время подошедший с основными силами Кутузов обошел город с юга и перекрыл Калужскую дорогу. Фельдмаршал сам непосредственно участвовал в боевых действиях. Его адъютант Михайловский-Данилевский вспоминал: «Он был под неприятельскими ядрами. Вокруг него свистели даже пули. Тщетно упрашивали его удалиться из-под выстрелов. Он не внимал просьбам окружавших его, желая удостовериться собственными глазами в намерениях Наполеона, ибо дело шло об обороте всего похода, а потому ни в одном из сражений Отечественной войны князь Кутузов не оставался так долго под выстрелами неприятельскими, как в Малоярославце».

Русским удалось закрепиться на южных подступах к городу. Теперь Кутузов был готов продолжать сражение, а Наполеон колебался: ведь теперь он располагал всего лишь 70 тысячами солдат против 90 тысяч русских. Он хорошо понимал, что в случае поражения катастрофа будет неминуемой. Наполеон долго совещался со своими маршалами. Все они настоятельно советовали прекратить борьбу за город. Один из них, Бессьер, так аргументировал общее мнение: «Разве не видели мы поля последней битвы, не заметили того неистовства, с которым русские ополченцы, едва вооруженные и обмундированные, шли на верную смерть». Но этими доводами убедить Наполеона было трудно. Он захотел сам осмотреть место сражения и на рассвете 25 октября отправился со свитой верхом к Малоярославцу. Внезапно навстречу ему вылетел один из казачьих отрядов Платова с копьями наперевес. С криками «ура!» казаки напали на них. Офицеры свиты сгрудились вокруг императора и вместе с подоспевшими эскадронами французской кавалерии вступили в бой. Казаки вынуждены были повернуть обратно. А Наполеон после инцидента как ни в чем не бывало спокойно продолжил осмотр. Правда вечером того же дня он вызвал к себе доктора Ювана и попросил его изготовить флакон с ядом. Видимо, утренняя атака казаков все же заставила его задуматься – попадать в плен живым он не собирался. С тех пор он не расставался с этим флаконом.

Увиденное императором на поле сражения, тоже не на шутку его обеспокоило. Французы потеряли убитыми около пяти тысяч солдат, тогда как русские – только около трех. Вернувшись после рекогносцировки, Бонапарт отдал приказ повернуть войска обратно на старую Калужскую дорогу, сказав при этом: «Этот дьявол Кутузов не получит от меня новой битвы», что означало отступление на Смоленск по разоренному и опустошенному пути. Впервые в своей жизни великий полководец отказался от генерального сражения, а его «великая армия» повернулась к русским спиной. Так в результате битвы у Малоярославца, ставшей переломным моментом в кампании 1812 года, стратегическая инициатива перешла к русской армии.

27 октября французские войска вышли на Смоленскую дорогу. Отступая, они по приказу Наполеона сжигали все деревни, села и усадьбы. До основания были уничтожены Верея и Боровск, а Можайск превращен в выжженную пустыню. Французам снова пришлось идти через Бородинское поле, где все еще хранило следы недавней ожесточенной борьбы. Тысячи гниющих на месте сражения трупов произвели на солдат Наполеона гнетущее впечатление. Сам он так же постарался как можно быстрее покинуть поле своей «победы».

А для главнокомандующего русской армией теперь самым главным было не дать Наполеону возможности собрать свои силы и создавать для его войск постоянную угрозу быть обойденными или отрезанными. Четкую задачу поставил Кутузов и перед руководителями партизанских отрядов – Давыдовым, Сеславиным, Фигнером, Ефремовым, Ожаровским, Кайсаровым, Кудашевым и другими: «Всемерное истребление противника!» Время от времени между отступавшими французами и двигавшимися параллельно им русскими частями происходили крупные столкновения. Первое из них состоялось 31 октября между Можайском и Гжатском у Колоцкого монастыря. Тогда казаки Платова уничтожили два батальона противника, захватили 20 орудий и большой обоз. Следующий удар русские нанесли 3 ноября у Вязьмы. Почти десять часов они вели упорный бой за город. Потеряв более 6 тысяч убитыми и ранеными, 2,5 тысячи пленными, французы вынуждены были поспешно отступить. А всего в подобных столкновениях наполеоновская армия потеряла около 30 тысяч человек.

2 ноября, на подходе наполеоновской армии к Смоленску выпал первый снег, а морозы достигли 12 градусов. Это усугубило панические настроения во французской армии, возникшие после поражения под Вязьмой. Кроме того, было заметно, что солдаты очень устали. Но Наполеон не дал им собраться с силами и через четыре дня приказал отступать на Оршу, к Красному. Это уже было больше похоже на бегство. Отступавшие падали от изнеможения, замерзали. Вся Смоленская дорога была завалена трупами. Наполеон приказал бросить большую часть обоза, артиллерии и снаряжения. Начался падеж лошадей, и целые эскадроны кавалерии вынуждены были идти пешком. Один из участников отступления писал: «Сегодня я видел сцену ужаса, которую редко можно встретить в новейших войнах. 2 тысячи человек, нагих, мертвых или умирающих, и несколько тысяч мертвых лошадей, которые по большей части пали от голода… 200 фур, взорванных на воздух, каждое жилище по дороге – в пламени…» Теперь в «великой армии» оставалось всего около 40 тысяч человек.

Вечером 15 ноября кавалерия Мюрата и корпус Жюно подошли к Красному. Но оказалось, что полуторатысячный французский гарнизон взят в плен и город занят русскими. На следующий день здесь началось одно из самых крупных сражений 1812 года, которое продлилось три дня. Кутузов тщательно продумал и разработал план этой операции, согласно которому удары на французов обрушились с трех сторон. Части Милорадовича теснили их с тыла и разбили корпус Богарне; войска генерала

Тормасова отрезали им дорогу отступления из Красного, а корпус Голицына в деревне Уварово вступил в бой с французской гвардией. Опасаясь окружения, Наполеон решил пожертвовать корпусом Нея и отойти по проселочным дорогам в Дубровино. При этом брошенные им остатки корпуса, побросав пушки, транспорт и даже знамена, частью разбежались, а 12 тысяч солдат и офицеров сдались в плен. Сам маршал Ней с небольшой группой солдат бежал к Днепру, а затем с большим трудом добрался до Орши. В целом наполеоновская армия потеряла в сражении у Красного 26 тысяч убитыми и пленными и лишилась практически всей своей артиллерии, в то время как потери русских составили чуть более двух тысяч человек.

Среди военных трофеев в обозе маршала Даву казаки захватили его маршальский жезл и карты Малой Азии и Индии, куда Наполеон, так и не оставивший свою давнюю мечту покорения Востока, собирался повести свою «непобедимую» армию после Русского похода. А Кутузов, рассматривая захваченные французские знамена, задумчиво произнес: «Что там? Написано Австерлиц? Да, правда, жарко было под Австерлицем; но теперь мы отомщены. Укоряют, что и за Бородино выпросил гвардейским капитанам бриллиантовые кресты… Какие же навесить теперь за Красное? Да осыпь я не только офицеров – каждого солдата алмазами, все будет мало. Не мне, русскому солдату – честь! Он, он сломил и гонит теперь подстреленного насмерть, голодного зверя…» Однако и своих заслуг Кутузов ни принижал. Уже в конце октября он имел все основания писать своей дочери: «Я бы мог гордиться тем, что я первый генерал, перед которым надменный Наполеон бежит».

В своем романе «Сожженная Москва» Г. П. Данилевский образно и точно описал завершающий этап похода наполеоновской армии в Россию: «Голодный, раненый зверь, роняя клочками вырываемую шерсть, истекая кровью, скакал между тем по снова замерзшей грязи, по сугробам и занесенным вьюгою пустынным равнинам и лесам. Он добежал до Березины, замер в виду настигавших его озлобленных гонцов, готовых добить его и растерзать, отчаянным взмахом ослабевших ног бросил по снегу, для отвода глаз, две-три хитрых, следовых петли, сбил гонцов с пути и, напрягая последние усилия, переплыл Березину. Что ему было до его сподвижников, которых, догоняя, враги рубили и топили в обледенелой реке? Он убежал сам; ему было довольно и этого».

Император Александр I и Кутузов собирались полностью окружить остатки наполеоновской армии, а потом и разбить их на реке Березине. Теперь по численности русская армия вдвое превышала французскую. 22 ноября войска под командой Чичагова подошла к Борисову и в тот же день заняла его. Теперь под их контролем оказался правый берег Березины и переправа, что закрывало французам путь к отступлению на запад и юго-запад. Наполеон впервые попал в столь затруднительное положение. Он срочно собрал военный совет, на котором Жомини предложил выйти к Борисову и переправиться там через Березину, тем более, что от Удино пришло донесение о том, что неподалеку, у деревни Студянка, обнаружен брод. Предложение было принято. Пока армия Наполеона подтягивалась к Борисову, Удино разбил авангард Чичагова и вновь захватил город. Вслед за ним туда вошла французская гвардия.

Чтобы обеспечить безопасную переправу войск через Березину, Наполеон решил пойти на хитрость. Французские саперы имитировали наведение ложной переправы у села Ухолоды. Чичагов клюнул на приманку и перебросил туда свои основные силы. А тем временем маршал Удино начал постройку переправ у Студянки. Вскоре там были готовы два моста. 27 ноября первыми через них переправились польская кавалерия Домбровского, кавалерийская дивизия Думерка и 2-й корпус Удино. В тот же день через Березину перешли войска Даву, корпус Богарне и гвардия. Когда прошедшие более 30 верст войска Чичагова и Витгенштейна вернулись к Борисову, они не решились атаковать Наполеона, так как главные силы русской армии были еще в пути.

На левом берегу мосты прикрывал корпус Виктора. Витгенштейн атаковал его. Упорный бой продолжался до позднего вечера, а ночью французы все же успели переправиться через Березину. К тому времени Наполеон уже был на правом берегу и руководил действиями своих войск. 29 ноября один из мостов, не выдержав нагрузки, рухнул, и Наполеон понял, что спасти остатки артиллерии и обозы не удастся. Одним из последних переправился маршал Ней. У переправы оставалось еще около 10 тысяч человек, которые бросались в ледяную воду за уходящими частями. В это время из леса показались казаки. Наполеон отдал приказ генералу Эбле поджечь мост и остатки второго, бросив оставшихся солдат на произвол судьбы. Их судьба его уже не интересовала, так как он не считал отставших от регулярных частей бойцами. Кроме того, он боялся, что вслед за отступавшими французами их начнет преследовать русская армия. В тот же день Бонапарт, сопровождаемый сильно поредевшей гвардией, помчался к Зембину.

Потери французской армии в боях на Березине были огромными. Назвать их точную цифру невозможно. Специалисты сходятся во мнении, что они составили около 30 тысяч человек убитыми, ранеными и пленными. Была утрачена вся артиллерия и обозы. До Зембина Наполеон добрался в сопровождении 9 тысяч человек, из которых две тысячи были офицерами. Таким образом, «великая армия» как военная сила перестала существовать. До сих пор во французском языке слово «Березина» – такой же синоним катастрофы, как «Сталинград» в немецком.

Сразу же после переправы через Березину ударили сильные морозы. Они довершили уничтожение французских войск. От холода и голода гибли тысячи, дороги были усеяны замерзшими трупами. Кое-где солдаты, чтобы укрыться от холода, даже делали себе берлоги из трупов товарищей, складывая их накрест, как бревна при постройке избы. Их одежда и сапоги превратились в лохмотья и теперь по зимним дорогам брели не остатки армии, а толпа оборванцев. Порядок и дисциплина исчезли. В одном из докладов Бертье значилось: «Вся армия представляет собой одну колонну, растянувшуюся на несколько лье, которая выходит в путь утром и останавливается вечером без всякого приказания; маршалы идут тут же, король не считает возможным остановиться в Ковно, так как нет более армии».

9 декабря первые толпы изголодавшихся и замерзших солдат вошли в Вильно. Теперь самым желанным трофеем для них были продовольственные склады. Но их разграбление длилось не долго – уже на следующий день войска Чичагова и Платова выбили французов из города. После этого русским оставалось лишь довершить уничтожение наполеоновской армии по частям. Вскоре из Вильно Кутузов доложил царю: «Война закончилась за полным истреблением неприятеля». По данным, приведенным В. В. Бешановым, из 610-тысячной наполеоновской армии, вторгшейся в Россию, на ее территории остались убитыми и пленными 552 тысячи солдат. И только 23 тысячам человек удалось в течение января 1813 года покинуть ее пределы и перебраться за Вислу.

Но Наполеон не стал дожидаться окончания трагедии. Призвав к себе маршалов, он объявил им, что ошибки его подчиненных, пожар Москвы и русские морозы вынуждают его передать армию Мюрату, а самому срочно отбыть в Париж. Там он якобы будет готовить новую 300-тысячную армию для второго похода в Россию, и, по его словам, «из своего кабинета в Тюильри он будет внушать больше почтения Вене и Берлину, чем из своей ставки». Как тут не вспомнить его стремительное возвращение-бегство из Египта в тот момент, когда стал совершенно очевидным провал военной кампании? Теперь точно такая же история повторилась и с Русским походом. И тогда и сейчас он, как всегда, находил массу веских причин для оправдания своего отъезда. А. Манфред, сопоставив события, завершившие обе эти военные кампании, писал о бегстве Наполеона из России:

«Тринадцать лет назад вслед за блистательными победами в Египте и Сирии он вынужден был возвращаться после неудачи под Сен-Жан-д’Акром по выжженной солнцем, страшной дороге сирийской пустыни. Все повторялось. Тогда было только беспощадно палящее солнце и пески, теперь – холод и снег. Он помнил рождавший ужас пронзительный клекот огромных птиц, кружившихся над отступающей армией. Теперь в его ушах не умолкал вороний грай, и, оглядываясь, он видел сотни черных птиц, круживших над растянувшейся длинной, нестройной цепочкой армией в ожидании добычи. Все, все повторялось. Молча шагая в тяжелой медвежьей шубе, в меховой шапке по промерзшей земле, окруженной лесами, он, как тогда, тринадцать лет назад, уже приходил к мысли о том, что надо скорее бросать эту обреченную армию; надо, не медля ни дня, ни часа, уходить».

Оставив войска в Сморгони, Наполеон 26 ноября тайно уехал под именем «герцога Виченцскош», то есть Колен кура. Говорят, что по дороге на одной из кочек его возок чуть не перевернулся и император, стукнувшись головой о верх кузова, едва не вывалился из него. Ухватившись за сидевшего рядом Армана де Коленкура, он произнес фразу, ставшую впоследствии крылатой: «От великого до смешного один шаг!» А полный текст его высказывания, в котором он говорил о проигранной русской кампании, выглядел так: «Обстоятельства увлекли меня. Может быть, я сделал ошибку, что дошел до Москвы, может быть, я плохо сделал, что слишком долго там оставался, но от великого до смешного – только один шаг, и пусть судят потомки». Интересно было бы знать, как писал А. Манфред, «что же или кто же рисовался ему смешным в этой трагической, кровавой истории», написанной им на полях России.

Оставленному вместо себя главнокомандующим Мюрату Бонапарт поручил организовать сопротивление в Литве, но тому ничего сделать не удалось. Сам же император вернулся 5 декабря (18 декабря) в Париж совершенно спокойным, бодрым и энергичным. Глядя на него, по словам А. Манфреда, «кто мог бы подумать, что этот оживленный, полный задора, так беспечно смеющийся человек только что потерпел величайшее, непоправимое поражение и мчится навстречу близкому уже концу». Его, видимо, уже мало волновало все случившееся в России, поскольку русский поход он воспринимал только как проигранную партию. Не беда, будут впереди и другие, более удачные. И Наполеон уже обдумывал, как их лучше выиграть. Он был поглощен заботами и соображениями о предстоящей новой грандиозной войне.

Готовились к ней и его противники. Александр I, воодушевленный разгромом «великой армии», готов был идти до конца, чтобы покончить с «корсиканским чудовищем» раз и навсегда. Но Наполеон и не думал сдаваться. А. Манфред писал: «Его взор был обращен в будущее. Как из-под земли, как в сказке, за несколько недель родились новые полки и дивизии; они строились в походные ряды и шли на восток. Наполеону удалось создать к началу 1813 года новую армию в 500 тысяч бойцов. Но какой ценой! То были мальчики, почти дети, выданные послушным Сенатом из наборов будущих лет. Франция обезлюдела: не осталось ни мужчин, ни юношей; теперь в страшную пропасть войны уходили отроки». Однако все эти усилия уже не могли изменить положения французского императора на мировой арене. По словам того же Манфреда, «страшный удар, нанесенный империи Наполеона в России, был услышан в Германии, в Италии, в Голландии, в Испании. Всюду закипала великая освободительная война». И в новой военной кампании, начавшейся в 1813 году, Наполеону пришлось сполна расплатиться за год 1812-й и свой главный стратегический просчет – недооценку сил русской армии и русского народа. Сначала русские войска заняли Варшаву, затем Берлин. 4–5 октября 1813 года отгремело крупнейшее сражение под Лейпцигом, названное «Битвой народов», в котором Наполеон потерпел сокрушительное поражение. А 18 марта (31 марта) 1814 года союзные войска вступили в Париж. Четыре часа Александр I принимал их парад на Елисейских Полях. А непобедимый Наполеон был отправлен в почетную ссылку на остров Эльбу, вблизи его родной Корсики. Перед этим он отрекся от престола в пользу сына при регентстве его жены Марии Луизы, дочери императора Франца. Но первая его ссылка продлилась недолго…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.