Кабул верен себе и своему слову

Кабул верен себе и своему слову

После того как Мухаммад Надиршах стал королем Афганистана, на всех реформаторских начинаниях его предшественника Амануллы-хана был поставлен жирный крест. Нетронутой осталась лишь одна сфера — отношения с шурави. Они сохранились такими же, какими их выстроил «эмир-революционер».

Этот феномен американские дипломаты, работавшие в Кабуле, впоследствии так объясняли своим шефам в Государственном департаменте США.

Из шифрограммы № 3805, направленной в Вашингтон.

6 мая 1978 г. послом США в Кабуле Элиотом:

«Принимая во внимание географическое положение Афганистана и его экономические нужды, мы могли бы с готовностью понять причины, по которым он хочет иметь тесные отношения с Советским Союзом».[41]

Из секретного сообщения № 3626, направленного в Вашингтон 9 мая 1979 г. временным поверенным в делах США в Афганистане Г. Амстутцем:

«Почти любой афганский режим… будет, очевидно, чувствовать, что должен смириться с таким геополитическим фактором, как наличие великого северного соседа, как это и делали афганские правительства в течение истекших шестидесяти лет».[42]

* * *

В ноябре 1933 г. выстрел из пистолета убийцы оборвал жизнь Мухамадда Надиршаха. Но никаких радикальных перемен в жизни страны за этим не последовало. Власть перешла к сыну убиенного Захир-шаху. Ему на тот момент исполнилось лишь девятнадцать лет. По афганским меркам, этого было слишком мало, чтобы достойно управлять королевством и своими подданными. Поэтому за юного Захир-шаха править страной стали три его родных дядюшки. На жизни афганцев все эти передряги никак не сказались. Она текла по веками накатанной колее…

В 1936 г., по инициативе афганской стороны, был пролонгирован еще на десять лет советско-афганский договор «О нейтралитете и взаимном ненападении». Одновременно с пролонгацией было заключено очередное торговое соглашение.

«Мелочью, но приятной» для Москвы стало сообщение из Кабула о том, что афганская армия «взяла на вооружение» советские военные уставы, переведенные на дари по приказу начальника Генштаба Абдулы Гафар-хана. Разумеется, это никак не сказалось на афганском нейтралитете. Как и прежде, Кабул поддерживал разносторонние контакты со многими странами Европы, Азии и с США.

В самом конце тридцатых годов к Афганистану проявила повышенный интерес нацистская Германия. И не без успеха. Кабул принял от нее кредит в 27 миллионов марок на закупку промтоваров и оборудования. К 1939 г. товарооборот между Афганистаном и Германией вырос в три раза против уровня 1937 г. При содействии немцев были построены мосты, текстильная фабрика в Пупи-Хумри, гидростанции в Чаквардаке, Джабаль-Уссарадже, Кандагаре и Герате, сахарный завод в Батане. Беспроцентный кредит был предоставлен Кабулу на закупку в Германии вооружения и боеприпасов. В результате к концу 1940 г. Афганистан задолжал Германии около 125 миллионов марок.

Заметное усиление немецких позиций в Афганистане обеспокоило не только Москву, но и Лондон. Дело дошло до того, что летом 1941 г. английский премьер Уинстон Черчилль обратился к советскому руководству с предложением совместно ввести в Афганистан войска, как это было сделано в Иране, но получил от И. В. Сталина решительный отказ. Москва поступила по-своему. В октябре 1941 г. она обратилась к Кабулу с меморандумом, в котором призывала афганскую сторону строго соблюдать нейтралитет и двусторонние советско-афганские договоры 1920–1930-х гг. Кабул отреагировал незамедлительно и крайне убедительно.

В срочном порядке, в том же 1941 г., была созвана Лойа Джирга, Великое собрание, традиционный и самый авторитетный орган власти в Афганистане, для участия в котором приглашаются вожди племен, старейшины и прочие уважаемые в стране лица, выносящие вердикт по тому или иному жизненно важному для афганского народа вопросу. На сей раз Лойа Джирга приняла решение о том, что Афганистан будет строго соблюдать нейтралитет во время Второй мировой войны. Таким образом, Кабул на высшем уровне заверил Москву в том, что, как и прежде, остается для нее надежным соседом, верным взятым на себя обязательствам. Именно на это и рассчитывала Москва. Она незамедлительно перебросила на западный фронт войска Среднеазиатского военного округа, не опасаясь никаких провокаций на своей границе с южным соседом.

А двумя годами позже, в мае 1943 г., и Москва порадовала Кабул приятной для него новостью о самороспуске Коминтерна. В принятом по этому поводу постановлении Президиума Исполкома Коминтерна причины самороспуска были изложены так: «.. Еще задолго до войны все более становилось ясным, что по мере усложнения как внутренней, так и международной обстановки отдельных стран, решение задач рабочего движения каждой отдельной страны силами какого-либо международного центра будет встречать непреодолимые препятствия. Глубокое различие исторических путей развития отдельных стран мира, различный характер и даже противоречивость их общественного уклада, различие в уровне и темпах их общественного и политического развития, наконец, различие в степени сознательности и организованности рабочих обусловили и разные задачи, стоящие перед рабочим классом отдельных стран».[43]

Иными словами, Коминтерн расписывался в своей нежизнеспособности, в том, что эта ленинская затея не выдержала испытание временем.

Правда, по сведениям П. А. Судоплатова, к самороспуску штаба мировой революции приложили руку американцы. Перед встречей «большой тройки»: Сталина, Рузвельта и Черчилля в Тегеране, — близкий друг американского президента и его личный посланник по особо важным делам Гарри Гопкипс якобы передал Отцу народов неофициальную рекомендацию своего шефа распустить Коминтерн в качестве необходимой предпосылки для оказания Советскому Союзу помощи по ленд-лизу и активного политического сотрудничества Вашингтона с Москвой в противостоянии гитлеровской агрессии.[44]

Как бы то ни было, Коминтерн, ленинский инструментарий мировой пролетарской революции, приказал долго жить. А вот идея…

Мудрецы всегда утверждали, что идею можно предать забвению, но похоронить нельзя. Подтверждением тому стал послевоенный период мировой истории.