Глава I Зерно, из которого вырос «Аполлон»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава I

Зерно, из которого вырос «Аполлон»

Нельзя сказать, что о космической программе «Аполлон», особенно о первых годах ее осуществления, написано много. И все-таки любознательный читатель может, если захочет, найти интересующие его данные и факты, начиная с экономических расчетов и технических чертежей и кончая сведениями о семейном состоянии американских астронавтов. Отдельные главы отдельных книг посвящены отдельным этапам этой программы, но если не считать специальной литературы, трудно найти сколь-либо последовательное изложение не только всех этих этапов, но — что представляется куда более интересным — эволюции взглядов на эту программу «изнутри» — в самих Соединенных Штатах, да и «снаружи» тоже.

Я не могу назвать себя специалистом в какой-либо из отраслей современной космонавтики, но в течение многих лет мне часто приходилось быть попутчиком таких специалистов. Поездки на космодром Байконур, в советские и американские Центры управления космическими полетами, в научно-исследовательские центры, встречи с советскими и американскими учеными, космонавтами и астронавтами, короче — чисто журналистская работа по космической тематике позволила и узнать много интересного от других, и составить кое о чем свое собственное мнение.

В предлагаемой вам книге есть высказывания политиков, и мнения ученых, и рассказы инженеров, и беседы с астронавтами, которые одни читатели воспримут с раздражением из-за их фрагментарности, а другие утомятся их пространностью. Тут есть цифры и технические подробности, которые опять-таки одним читателям покажутся слишком элементарными, а другим — чересчур усложненными. В общем, эту книжку не надо читать тем, кого программа «Аполлон» интересует в каких-либо частностях, кто желает рассмотреть ее под узким углом зрения. Мне, наоборот, было интересно найти ответ на некий общий вопрос: как, каким образом эта «программа престижа», «программа-вызов», как называлась она в США, претерпела все те изменения, которые привели ее в финале к ЭПАС — экспериментальному полету «Аполлон» — «Союз», ставшему символом научно-технического сотрудничества двух великих космических держав и символом международной разрядки.

Еще раз — и в который уже раз! — история «Аполлона» показывает нам, что само научное открытие — или, как в данном случае, выдающееся техническое достижение — не может быть «плохим» или «хорошим», что истинная, историческая ценность его определяется лишь той целью, которая преследуется, и той философией, которая вкладывается в желание достичь этой цели.

Пятнадцать лет программа «Аполлон» была тем зеркалом, в котором мир видел лицо Америки. Оно отражало дерзкую романтику и беспредельный цинизм, широчайшие технические возможности и узость подхода к их реализации, самоотверженное бескорыстие и откровенное делячество, местнический хаос и высокую организацию. В программе «Аполлон» можно отыскать, пожалуй, все, что характеризует жизнь и сегодняшних Соединенных Штатов. Здесь вы найдете массу ценных примеров для подражания не только в сфере космических исследований, но и в других отраслях промышленности и техники. И тут же можно отчетливо увидеть те изъяны, которые делают неприемлемым бездумный перенос этого опыта. На примере «Аполлона» воочию видно, что могучая машина американской экономики наделена многими дефектами, что атлетический организм ее промышленности иногда поражается тяжелыми болезнями, болезнями подчас трудно излечимыми.

Вот, собственно, что представляется мне самым интересным в программе «Аполлон». Но специальность научного журналиста тоже диафрагмирует желанную широту взгляда, и, если я говорю о том, что мне действительно хотелось вам рассказать, это еще вовсе не означает, что рассказать мне это удалось.

Всему свое время. Все научные и технические откровения появляются на свет в свой срок, и срок этот определяется логикой движения человеческой мысли. Иногда случайная удача или прозорливость гения ломают плавный восход графика прогресса. Так было с Циолковским и его теорией завоевания мировых пространств реактивными приборами. Уровень производительных сил, границы развития науки делали эту теорию несвоевременной, и ей пришлось ждать своего практического триумфа несколько десятилетий. Возьму на себя смелость утверждать, что космическая программа «Аполлон» также была делом не совсем своевременным. Она тоже ломала график логического развития космонавтики, в какой-то мере превосходила по своим требованиям ее возможности, даже при всем стремительном росте этих возможностей. На древе познания космоса эта программа выглядит сегодня могучей ветвью, от которой еще не скоро отойдут новые побеги и вызреют новые плоды. И все-таки «Аполлон» состоялся! Несвоевременная программа была своевременно, в точно установленный срок выполнена! Как же это могло случиться?

То, что это противоречие кажущееся, я и попробую доказать.

Когда, как и при каких обстоятельствах был зачат «Аполлон»? Отвечая на эти вопросы, я буду часто прибегать к цитированию не потому, что не имею собственных мыслей на сей счет, а просто потому, что ответы самих американцев на эти «щекотливые» вопросы выглядят более убедительно: кто лучше матери знает своего ребенка?

Программу «Аполлон» вызвал к жизни запуск в Советском Союзе 4 октября 1957 года первого в мире искусственного спутника Земли.

Спутник не был открытием в научном смысле, таким, как, скажем, нейтрино. Он давно предсказывался, был обоснован теоретически, и не было, собственно, никакого секрета в самом принципе его запуска. Пушка Жюля Верна и каворит1 Герберта Уэллса были давно забракованы. В сотнях фантастических романов, научно-популярных и серьезно-научных книгах и статей рассказывали, что нужно сделать, чтобы запустить спутник, но очень немногие знали, как это сделать, а те немногие, которые знали, все равно не представляли всей бездны ожидавших их трудностей.

В середине нашего века сны, мечты и фантазии стали приобретать уже реалистические черты. Спутник, говоря инженерным языком, начал «обсчитываться», прикидывались различные эскизные проекты, причем ни советские, ни американские специалисты никогда не делали вида, что они глубоко равнодушны к самой идее создания искусственной Луны. Напротив, не раз отмечалось: что это вопрос времени, и он стоит на повестке дня.

В США еще в декабре 1948 года было объявлено о планах запуска спутника. Более того, в середине февраля 1949 года стало известно, что американские конструкторы пошли еще дальше: они приступили к проектированию пилотируемого космического корабля.

29 июля 1955 года в связи с приближающимся Международным геофизическим годом (МГГ) Белый дом объявил, что Соединенные Штаты намерены предпринять попытку вывести на орбиту искусственный спутник Земли. На симпозиуме астронавтов в Сан-Диего 15 февраля 1957 года генерал Шривер вновь официально заявляет о том, что США запустят свой сателлит.

С другой стороны, и советские ученые никогда не скрывали подобных намерений. После 4 октября 1957 года серьезный американский журнал «Форчун» писал: «Мы не ждали советского спутника, и поэтому он произвел на Америку Эйзенхауэра впечатление нового технического Перл-Харбора2».

Хочется воскликнуть: ну почему же вы не ждали?! Разве вы не знали о работах по исследованию космических лучей с помощью ракет, начатых еще в 1947 году, о пусках советских научных метеорологических ракет начиная с 1951 года, о полетах животных на ракетах в 50-х годах? Разве не читали весной 1955 года о создании Межведомственной комиссии по координации и руководству научно-теоретическими разработками в области организации и осуществления межпланетных сообщений? Эта комиссия не при Дворце пионеров образовалась, а при Астросовете Академии наук СССР — организации весьма серьезной.

А в том же 1955 году, летом, в Копенгагене на Международной астронавтической конференции разве не говорил академик Л.И.Седов о запуске советского спутника в период МГГ, даже не спутника, а нескольких спутников? Он же прямо предупреждал, что советская программа полетов будет более глубокой, чем американская. Наступает МГГ, и президент Академии наук СССР А.Н.Несмеянов говорит о том, что теоретически проблема вывода спутника на орбиту решена, а «Астрономический журнал» объявляет примерные частоты, на которых спутник будет подавать свои сигналы. Какие еще требуются доказательства советской готовности?

И, тем не менее, в июле 1957 года «Нью-Йорк таймс» публикует заметку, в которой говорится: «Согласно данным, которые считаются здесь авторитетными, Советский Союз значительно отстает в создании межконтинентальной баллистической ракеты... Кроме того, укрепилось мнение, что в своей работе по созданию такой ракеты русские находятся на ранней ступени испытания двигателей... и на самой ранней стадии конструирования самой ракеты».

Ну, хорошо, ну ошиблись, «авторитетные» данные оказались неавторитетными, бывает. Но ведь ровно через сорок три дня после этой публикации ТАСС официально опровергает ее своим сообщением о создании в СССР межконтинентальной ракеты. В сентябре член-корреспондент АН СССР С.П.Королев выступает с докладом, посвященным 100-летию со дня рождения К.Э.Циолковского, и снова говорит о том, что советские ученые намерены в ближайшее время запустить спутник. Это ли не прямое предупреждение? Наконец, октябрь — спутник летит над планетой, и Америка в глубоком шоке.

Почему? От незнания? Нет. От нежелания знать. Поверить в советский спутник было выше сил руководителей Соединенных Штатов. Спутник заставил их признать его только самим фактом своего существования.

Не успел президент Эйзенхауэр прилететь в Гиттигсберг, чтобы немного отдохнуть и поиграть в гольф, как тут же телефонный звонок Хегерти, пресс-секретаря Белого дома: «Советы запустили спутник», — возвращает его в Вашингтон. Вернер фон Браун, который лучше других понимает, что произошло, говорит угрюмо будущему министру обороны Макэлрою: «Ну, теперь в Вашингтоне разразится настоящий ад!» Радио и телекомпании прервали свои передачи, чтобы все услышали «бип-бип» «красной Луны».

Обыватель потерял голову, говорили об угрозе разрушения Нью-Йорка, началось падение акций на бирже, пастор Клут в Вашингтоне предсказывал конец света. «Из всех символов мифологии страха, — писал американский ученый Герберт Йорк, — ...спутник был самым драматическим». Почему?

Если уж сравнивать наш спутник с Перл-Харбором, то 4 октября действительно произошел разгром, разгром мифа о безграничном научно-техническом превосходстве США в области ракетной техники. Обозреватель «Нью-Йорк таймс» С.Сульцбергер в статье под заголовком «Закат нашей сверхдержавной эры» писал: «Соединенные Штаты вступают в новую ущербную фазу своей национальной истории и международного влияния... Американского века не было и нет».

Если считать отход от политики «холодной войны» «ущербной фазой» национальной истории, каковы же ужасы ее «полнолуния»?

В книге будущего государственного секретаря Г.Киссинджера «Необходимость выбора» формулировки более точны: «С вступлением XX века в свое седьмое десятилетие Америка достигла поворотного пункта в своих отношениях с остальным миром... Мы больше не всемогущи. Мы больше не неуязвимы».

«Рухнула догма о техническом превосходстве Соединенных Штатов», — вторит «Пари Матч». «Спутник вскрыл психологическую уязвимость наших идей», — признал Эйзенхауэр. «Первый советский спутник, — вспоминал позднее один из редакторов «Нью-Йорк таймс», — до основания потряс миллионы американцев, поскольку он впервые поставил под сомнение их уверенность в полном превосходстве Соединенных Штатов и в неизбежности победы Америки в «холодной войне». Причина шока не в самом факте существования безобидного, весело поющего шара, а в наложении этого факта на тогдашнюю политику «холодной войны». Дело не в том, что потерпели фиаско американские ракетные специалисты, а в том, что фиаско потерпели руководящие ими сторонники политики силы. Техническая победа советских ученых привела тогда США к поражению политическому.

Однако надо вспомнить и признать, что после запуска спутника основы советской внешней политики не изменились. «Нью-Йорк геральд трибюн» писала, что, «несмотря на очевидную психологическую победу, которую одержал Советский Союз, это не привело к усилению угрозы возникновения войны».

В США понимали, что брешь, пробитую в американской идеологии в результате этого «психологического поражения», будет трудно залатать запуском своего собственного спутника, понимали, что «о стране, которая лидирует в космосе, будут судить как о наиболее развитой в техническом отношении, с лучшей постановкой образования и лучшей отдачей политической и экономической системы в целом». Надо было что-то срочно предпринимать. Но для того чтобы предпринять что-либо, надо было прежде всего ответить на очень важный и принципиальный вопрос: как случилось, что русские оказались впереди?

Журнал «Форбс» писал: «Русский спутник раскрыл глаза большинству американцев, и политические деятели предстали перед совершенно практической задачей, как-то ответить на это, ибо они хотели продолжать оставаться на своих постах».

Ответы были разные. Поначалу, впопыхах, очень нескладные. «А может, и нет никакого спутника, может, это так, фокус?» Оказывается, все-таки есть. Летает, поет. «Да ерунда все это, просто кусок железа, который каждый может закинуть в космос». Тоже не объяснение. А почему же вы не закинули, если это так просто? «Русские выкрали американские секреты!» Ну, кто же в это поверит?! Раз «секреты выкрали», значит, у США эти секреты были раньше, чем у СССР, ведь так? Так кто же мешал воспользоваться своими собственными секретами, если они действительно существовали? «Эти домыслы неизбежно приводят нас к нелогичным до странности и даже антиамериканским взглядам, — иронизировала английская газета «Манчестер гардиен». — Если бы Советский Союз действительно «выкрал» указанные секреты, то в худшем случае, с американской точки зрения, он мог бы идти вплотную, но никак не впереди Соединенных Штатов в развитии ракетной техники».

И еще одно объяснение — лица авторитетного, президента США.

— Вы не должны забывать, — сказал Эйзенхауэр журналистам, — что русские захватили всех немецких ученых в Пенемюнде...

Это называется «валить с больной головы на здоровую». Несмотря на преклонный возраст тогдашнего президента, трудно поверить, что президент Эйзенхауэр не помнил секретного приказа генерала Эйзенхауэра, изданного им в Германии в последние месяцы войны, в котором предписывалось любой ценой взять в плен немецких ракетчиков, не помнил о существовании операции «Пейперклип» и многих операций миссии «Алсос» по отлову и переправке за океан «мозгов» и патентов. Не без ведома главнокомандующего американскими войсками в Европе генерала Дуайта Эйзенхауэра в это время в США вывезено 492 немецких ракетных специалиста и 644 члена их семей. Эту группу возглавил генерал Вальтер Дорнбергер, руководитель разработок по ракете «Фау-2», председатель комиссии по управляемым снарядам гитлеровского министерства боеприпасов, и доктор Вернер фон Браун, штурмбанфюрер «СС», главный конструктор ракеты «Фау-2» и, кстати, автор другого весьма интересного, правда, неосуществленного, по причинам от него независящим, проекта. Я имею в виду так называемую «Америка-ракету А-9/А-10», которая должна была бомбить Нью-Йорк.

В предисловии к изданной в США книге «Космос: от спутника к «Джемини» прямо написано: «Германские ракетные снаряды «Фау-2» послужили основой американских успехов в этой области». Именно фон Браун не раз назывался «отцом американской космонавтики». Не считая чисто военной тематики (это не наша тема), под его руководством шли разработки основных космических ракет, начиная с носителя «Юпитер-C» для первого американского спутника, кончая носителем «Сатурн-5» для последнего из лунных «Аполлонов». Так что о «немецкой помощи» кому-кому говорить...

И чтобы уж совсем покончить с темой о чьей-то «помощи», приведу официальные данные ООН, согласно которым практика переманивания ученых из-за рубежа позволила США сэкономить около 4 миллиардов долларов. Это больше стоимости двух первых космических программ США, разработанных для отправки человека в космос — «Меркурий» и «Джемини», — вместе взятых. Кроме того, по утверждению тогдашнего главы НАСА Томаса Пейна, с 1958 по 1970 год на американскую космонавтику работали организации, фирмы и ученые других стран по 250 контрактам и соглашениям.

Итак, «внешние» причины, объясняющие восход «Луны, сделанной в Москве», оказались малоубедительными. Стали искать причины, так сказать, «внутренние».

Одной из серьезных причин советского успеха называли систему нашего образования. Оглянулись на себя. Оказывается, учителей не хватает, и многие школьные здания поизносились, и дети не увлечены учебой, все больше норовят смотреть телевизор. Да, цветной телевизор — бич божий! Все беды от него!

Люди более серьезные стали анализировать статистику. Выяснилось: за последние пять лет в СССР получили дипломы 216 тысяч человек, в США — 142 тысячи.

Машина пропаганды, как известно, единственная машина, которая не может остановиться, мгновенно переключила переднюю скорость на заднюю. Вчера в основе ее работы лежал тезис о технической и научной отсталости Советского Союза, сегодня заговорили о превосходстве. Сразу. Вдруг. Потому что спутник требовал объяснения. «Уже в течение многих лет наши специалисты понимают, — писала «Нью-Йорк таймс», — что во многих отраслях научно-исследовательской работы Советский Союз располагает первоклассными учеными и возможностями, которые... иногда превосходят все, что имеется у остального мира». Помилуйте, да как же «понимают... много лет»?! А почему же тогда уволили из Министерства народного образования Элеонору Лоумен, стоило ей только сделать доклад, в котором она утверждала, например, что русские студенты знают математику лучше американских?! А уволили ее за полтора года до запуска спутника.

В СССР поехали специалисты с искренним желанием разобраться в вопросе. Возвращаясь, писали доклады. Другие взялись за изучение литературы, зарылись в справочники. Выводы для США были малоутешительными: Э.Теллер, физик, «отец» американской водородной бомбы: «Огромное число людей здесь, в Соединенных Штатах, которые держат в своих руках будущее страны, — люди неинтеллектуальные». Л.Страус, председатель комиссии по атомной энергии: «Я не знаю ни одного высшего учебного заведения в нашей стране, где американский студент, будь он даже потенциальным Эйнштейном, Ферми или Беллом, мог бы получить такую же хорошую подготовку, какую получает русский».

Л.Дертик, комиссар Соединенных Штатов по образованию: «Все виденное нами поразило нас особенно в том смысле, что мы просто не представляли, в какой степени СССР, как нация, видит в образовании средство своего развития... Независимо от того, как расценивать этот факт, десять американских специалистов в области образования вернулись домой потрясенные тем, что они видели».

Образование — это, конечно, фактор серьезный. Но и в таком объяснении проглядывался некий примитивизм. Причем, я убежден, примитивизм лукавый, умышленный. Хотели доказать, что сложный замок отпирается гвоздем. Объяснить выдающееся научно-техническое достижение века успехами только высшей школы — это все равно что сказать: во Франции потому было много замечательных художников, что там кисти хорошие.

Еженедельник «Ньюсуик» писал: «Спутники явились драматическим апогеем того, что, без всякого сомнения, было годами упорной и плодотворной работы на «фронтах человеческого познания в Советском Союзе».

Известный обозреватель Уолтер Липпман нащупал, как мне кажется, самую суть вопроса. Он говорил: «У нас нет идеала, вокруг которого мог бы сплотиться народ», а позднее писал, что слабость Америки заключалась в отсутствии единой великой цели, которая объединила бы всех в стремлении ее достичь.

Требовалась цель. Может быть, острее других это чувствовал сенатор Джон Кеннеди. А пока...

А пока создавшаяся ситуация позволяла и правым, и левым свести свои счеты с Эйзенхауэром. Рожденная его предшественником Трумэном и поддержанная им система различных «расследований» различной «антиамериканской» деятельности обернулась теперь против него. Требования «расследовать» причины отставания США в области ракетостроения и космонавтики сыпались со всех сторон. Оказалось, что «расследования» устраивают всех. В игральной колоде политических оппозиционеров появился крупный козырь. «Мы безоговорочно клеймим президента Эйзенхауэра за неспособность использовать огромные технические возможности страны, в результате чего Советский Союз смог запустить свой спутник раньше Соединенных Штатов», — кричал, сверкая очками и припечатывая каждое слово сухим старческим кулачком, экс-президент Трумэн.

Промышленники и банкиры, может быть, раньше всех поняли, что «ликвидация отставания» — это в переводе на более привычный для них язык означает просто очень большой куш и, не ожидая конца правительственных дебатов, потихоньку уже начали дележку шкуры еще не убитого медведя. «Нация имеет право ожидать, — вещала их устами «Нью-Йорк геральд трибюн», — что достижение русских подтолкнет осуществление американских программ по запуску сателлита к развитию ракетного орудия».

Наконец легко можно представить себе, что среди всех недовольных и негодующих были искренние патриоты, которым было чертовски обидно, что все обещания и посулы обернулись обманом и позором, оскорблявшими их национальное чувство. Популярный «комический» журналист Джон Вилфорд писал в своей книге «Мы достигли Луны»: «Хотя некоторые официальные лица в Вашингтоне и называли спутник «глупым шариком», американцы восприняли его как вызов». Кстати, на этом единственно бескорыстном чувстве сразу постарались сыграть. «Я не верю, — говорил тогда будущий президент Л.Джонсон, — что это поколение американцев желает примириться с положением, когда приходится ложиться спать каждую ночь при свете коммунистической луны».

Намек на «советскую угрозу» слышится в этих словах очень ясно. И легко понять, что, пожалуй, самыми яростными критиками правительства Эйзенхауэра были военные. Явно не довольствуясь своим положением, они нападали на президента в надежде, что теперь, когда «красная угроза» проявилась столь очевидно, их голос в обсуждении всех проблем страны должен стать решающим. Эта точка зрения отражена в словах известного обозревателя Дрю Пирсона: «Несмотря на всю иронию этого факта, падение могущества нации началось именно с момента, когда ее руководителем стал один из наиболее прославленных генералов».

Сторонники политики с «позиции силы» требовали «признания раз и навсегда, что вопрос о поддержании нашего военного превосходства должен пользоваться абсолютным преимуществом перед всеми другими вопросами». Командующий стратегической авиацией США генерал Пауэр говорил: «Теперь мы должны думать о космосе. Подобно тому как авиационное превосходство во время Второй мировой войны означало победу, может статься, что завоевание космоса приведет в следующей войне к завоеванию всего мира». Министерство обороны сообщило, что оно «приступило к интенсивному изучению, каким образом проникнуть в космос еще дальше, чем это сделал Советский Союз, и нейтрализовать с помощью этого советскую военно-психологическую и техническую инициативу».

Эта последняя фраза — зародыш программы «звездных войн». Еще вообще не «проникли», но сразу начали думать, как «проникнуть дальше». Рожденный скоро термин «космическая гонка», по сути, имеет абсолютно тот же смысл. «Национальный престиж, а не научные цели был той главной движущей силой, которая заставила нас вступить на путь космической гонки», — признается позднее, уже осенью 1965 года, «Юнайтед Стейтс ньюс энд Уорлд рипорт». Да, на старте американская космонавтика ставила перед собой задачи не научные, не технические и даже не стратегические главным образом, а прежде всего чисто политические.

А ларчик открывался очень просто. «Холодная война» окружила нашу страну плотным кольцом военных баз, на которых размещались «дальнобойные» бомбардировщики, оснащенные атомным оружием, у нас таких баз не было. Попытка создать такую базу на Кубе окончилась конфузом. Поэтому единственным решением, которое бы обеспечивало военный паритет, была межконтинентальная баллистическая ракета с водородной боеголовкой. Такая ракета «Р-7» и была создана в 1957 году в конструкторском бюро Сергея Павловича Королева. Еще приступая к ее проектированию, он понял, что подобная машина способна вывести на орбиту искусственный спутник Земли. И сделал это в фантастически короткие сроки: через 43 дня после первого удачного старта «Р-7». Поэтому и первый спутник, и последующие космические аппараты Королева, включая орбитальные пилотируемые космические корабли, при всем их абсолютно мирном назначении рождением своим обязаны в общем военной технике, и спустя много лет мы это признали.

Но какая бы ракета ни запустила «красную Луну», главное, что она ее запустила. Это была реальность, и в США понимали, что нужно запустить свой спутник, доказать, что это по зубам американской технике, успокоить перепуганного обывателя, ну а дальше что? Ведь надо обязательно «проникнуть в космос еще дальше». Взгляд поднимался к орбите нашего космического первенца, повинуясь требованию, скользил дальше и упирался... в Луну! Уму непостижимо, что бы предприняли американцы, свидетелями какой космической эпопеи стал бы мир, если бы у Земли не было Луны, если бы она была такой же одинокой, как Венера!

Луна — не озарение и не результат выбора. Луна — обязанность. К Луне нельзя было не прийти, следуя логике всей тогдашней американской политики. Космонавтика США оказалась в плену политических предначертаний. И словно рыба, попавшая в конус верши, она могла двигаться вперед по каналу, который сужался по мере ее движения все более, оставляя все меньше свободы и обрекая в конце пути на непременную и безвозвратную ловушку — Луну...

Вот почему Управление научно-исследовательских работ Министерства обороны, следуя этой логике, признает: «Основная часть гражданской космической программы, включая пилотируемые полеты, исследование Луны и планет, вызвана к жизни спутником». Вот что дает нам право начинать историю программы «Аполлон» с действительно исторической даты — 4 октября 1957 года.