ЭТА СТРАШНАЯ МЁРТВАЯ ВОДА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ЭТА СТРАШНАЯ МЁРТВАЯ ВОДА

На протяжении многих веков среди моряков бытовало немало поверий о самых невероятных таинственных силах океана, которые несут кораблекрушения и смерть. Так, весьма живучим было поверье о смертельной опасности обратного придонного течения для кораблей. Не столь давно миф об опасности такого течения был развенчан в результате научных исследований, проведённых Скриппсовским институтом океанографии. Хотя вблизи дна действительно существует течение, направленное от берега в море, но по-настоящему для пловцов опасно только поверхностное течение.

Не менее старым является миф о том, что каждая девятая (иногда её именуют седьмой) волна выше других. Миф этот был весьма популярен во всём мире, в том числе и в России. Вспомним хотя бы знаменитую картину Айвазовского «Девятый вал». Люди судорожно цепляются за обломок мачты в надежде на спасение, но уже нависла над ними стена воды — это роковой девятый вал. От полотна великого живописца веет ужасом неотвратимости рока, ибо пережить штормовой девятый вал мало кому суждено… В последнее время это древнее предание возродилось благодаря любителям сёрфинга. Более крупные волны, время от времени набегающие на пляж, возникают при совпадении друг с другом гребней волн двух различных волновых систем. Такая интерференция может в течение некоторого времени создавать определённую регулярность, однако период возникающих при этом «биений» весьма изменчив.

До сих пор среди моряков всех стран ходит немало разговоров о волнах-убийцах. Во время штормов ураганной силы были зарегистрированы волны от 18 до 21 метров, но это исключение. Как правило, в Атлантике волны достигают 12 метров, а на Тихом океане — 15 метров. Однако опасность для судов представляют не самые большие волны, а те, на которых судно может «провиснуть». Если судно застигнуто такой волной в океане, то неминуемо будет переломано пополам. Действительно, в ряде случаев может возникнуть весьма опасная ситуация, когда нос и корма судна попадают в два последовательных гребня волн, а центральная часть судна попадает на ложбину и испытывает прогиб, либо когда середина судна попадает на гребень, а нос и корма «повисают». В этих случаях возможен разлом корпуса судна и его гибель. Однако ничего рокового в данной ситуации нет. Капитану достаточно лишь изменить курс, и волна-убийца сразу перестанет быть таковой.

Издревле среди моряков бытовала легенда о неких священных «семи морях», которые необходимо пройти моряку, чтобы стать неуязвимым для штормов и рифов. Местоположения этих сакральных семи морей, как и их названия, время от времени варьировались. По мере освоения Мирового океана эти моря всё время передвигались на самую дальнюю периферию океанской ойкумены. Арабы до XV века относили к этим семи священным морям Средиземное, Красное, Восточно-Африканское, Западно-Африканское, Китайское, Персидский залив и Индийский океан. В более близкие к нам времена выражение «семь морей» вновь сделалось популярным благодаря Редьярду Киплингу: так он озаглавил сборник своих стихотворений.

Разумеется, на самом деле никаких «семи сакральных морей» не существует, но это вовсе не означает, что не существует морей, которые являются настоящими аномальными зонами и так или иначе воздействуют на находящиеся в их водах суда и моряков. Сколько же на свете всего морей? Международное гидрографическое бюро насчитывает в Мировом океане 54 моря. Некоторые из них представляют собой моря, находящиеся внутри других морей. В Средиземном море, например, семь внутренних морей, так что можно пройти все эти «семь морей», так и не выйдя в океан. Однако номенклатура Международного гидрографического бюро предназначена прежде всего для составления «Извещений мореплавателям» и не имеет прямого отношения к естественным границам морей. Названия Красного, Белого и Жёлтого морей произошли из-за их особенностей, не свойственных другим морям. Окраска Красного моря объясняется, как это ни странно, периодическим цветением микроскопических сине-зелёных водорослей. Белое море получило своё название из-за льдов, покрывающих его в течение 200 дней в году. Цвет Жёлтого моря определяется жёлтым цветом лёсса, приносимого реками, особенно во время паводков.

В своё время среди мореходов ходило немало легенд и о неком таинственном «морском снеге», который внезапно начинает идти в стылых глубинах и конечно же предвещает большие беды. Многие исследователи, в том числе Жак-Ив Кусто, видели в глубинах моря настоящие лавины каких-то мелких хлопьевидных частиц. Кусто предположил, что эти «снежные хлопья» — живые организмы. Океанограф профессор Харди решил, что «морской снег» — это медленно опускающиеся на дно панцири ракообразных и планктонных организмов. Окончательный ответ на этот вопрос дало открытие органических веществ, которые, находясь в морской воде, выделяются из раствора и прилипают к пузырькам воздуха, постепенно превращаясь в видимые глазу частицы. Предполагается, что эти частицы служат пищей глубоководным планктонным организмам.

Весьма старым является поверье о том, что в океане существуют особые районы «мёртвой воды», в которых застревают корабли. Такое действительно может произойти в районах, где тонкий поверхностный слой имеет плотность, значительно меньшую, чем нижележащие слои воды. Подобные условия создаются в Арктике и в районах интенсивного речного стока. Если толщина поверхностного слоя не превышает осадки судна, то на границе двух слоёв жидкости могут возникнуть внутренние волны. Энергия вращения судовых винтов будет тратиться на образование и поддержание этих волн, вместо того чтобы расходоваться по своему прямому назначению — толкать судно вперёд. Однако уже при небольшом увеличении скорости поступательное движение судна обычно восстанавливается.

В древних полинезийских легендах, например, говорится о том, что бульон из морских кольчатых червей, ланцетников, помогает излечить рак. Полинезийцы называют этого червя «каунаоа». Недавно в медицинской школе Гавайского университета была испытана вытяжка из этих червей. К удивлению учёных, она действительно предохраняла от заболевания раком мышей, которым были привиты клетки раковой опухоли. Возможно, история с морскими червями — это именно тот случай, когда миф оказался не только реальностью, но и подсказал путь к поиску панацеи от самой страшной беды человечества.

В Англии и США существует устойчивое поверье, что устриц можно есть только в месяцы, в названии которых есть буква «р», иначе употребившего их в пищу ждут несчастья. Разумеется, что на самом деле устриц можно есть в любом месяце, но вкуснее и жирнее они весной. С точки зрения количества и качества, гурманы считают, гораздо лучше собирать устрицы поздней весной, чем осенью.

Весьма интересна старая легенда о том, что если поднять на поверхность моря глубоководную рыбу, то она непременно «взорвётся» от резкого перепада давления. На самом деле рыбы, поднятые с самых больших океанских глубин, никогда не «взрываются», так как у них нет ни плавательного пузыря, ни других воздушных полостей. Изменение давления не может им повредить, но изменение температуры может оказаться для них гибельным. «Взрываются» же иногда поднятые на поверхность рыбы промежуточных глубин или даже мелководные. При перепаде давления их плавательные пузыри раздуваются и вылезают изо рта.

Старинная морская легенда гласит, что затонувшие корабли вечно дрейфуют между поверхностью и дном моря. Когда-то было широко распространено убеждение в том, что на большой глубине вода становится очень плотной и затонувшие предметы навсегда «повисают» между поверхностью и дном. Ещё сто лет назад матросы исследовательского судна «Челленджера» спрашивали руководителя экспедиции Джона Мэррея, достигнет ли дна тело их погибшего товарища, которого они похоронили в море, привязав к ногам пушечное ядро, или оно вечно будет «висеть» где-то между поверхностью и дном. Мэррей уверил их, что любое тело, которое утонет в стакане воды, достигнет дна и в самом глубоком месте океана. Даже находясь под огромным давлением, вода остаётся практически несжимаемой. Дерево же на глубине уже 1000 метров будет сжато до половины своего объёма и вследствие этого утонет.

Одна из таинственных легенд — так называемые Синие дыры, глубокие пропасти на дне Мирового океана, через которые, по мнению ряда учёных, можно попасть в огромные подземно-подводные пещеры. По гипотезе некоторых исследователей аномальных явлений, именно в таких местах располагаются базы пришельцев, города атлантов или других подводных цивилизаций. Прямых доказательств существования таких синих дыр нет, тем не менее слухи об их существовании не исчезают…

Другая легенда океана — тайна так называемой Черноморской впадины, центральной части акватории Чёрного моря, где, по сведениям очевидцев, якобы обитает огромное реликтовое и весьма опасное для людей животное. Как известно, вода в Чёрном море, начиная с 200-метровой глубины, насыщена сероводородом и непригодна для жизни. Поэтому специалисты с иронией относятся к сообщениям, что в глубинах этого моря неоднократно замечали существо, напоминавшее обликом легендарное Лох-несское чудовище.

В эпоху парусного флота среди моряков бытовали легенды о том, как корабли запутывались в огромных массах саргассовых водорослей и их команды сходили с ума или умирали от жажды. Именно этот сюжет послужил основой писателю Александру Беляеву для его известного романа «Остров погибших кораблей». Разумеется, эта давняя легенда лишена всякого основания: в плавающих саргассах не может «увязнуть» даже небольшая парусная лодка.

Особенно живучи среди моряков истории, связанные с гигантскими океанскими водоворотами, которые поглощают корабли и людей, и вырваться из их смертельного круговращения не дано никому. Кто не помнит эффектной последней битвы между пиратами и судами Ост-Индской компании в популярном голливудском фильме «Пираты Карибского моря», которая происходит в гигантском водовороте. И когда-то именно так моряки и представляли себе край света, точнее — край океана, который и был их настоящим миром.

Невероятное по яркости описание гигантского водоворота дал в своём рассказе «Низвержение в Мальстрём» Эдгар По:

«…Вдруг огромная волна подхватила нас прямо под корму и, взметнувшись, потащила вверх, выше, выше, словно в самое небо. Я бы никогда не поверил, что волна может так высоко подняться. А потом, крутясь и скользя, мы стремглав полетели вниз, так что у меня захватило дух и потемнело в глазах, будто я падал во сне с высокой-высокой горы… Мы очутились теперь в полосе пены, всегда окружающей водоворот, и я подумал, что нас, конечно, сейчас швырнёт в бездну, которую мы только смутно различали, потому что кружили над ней с невероятной быстротой. Шхуна наша как будто совсем не погружалась в воду, а скользила как пузырь по поверхности зыби. Правый борт был обращён к водовороту, а слева громоздился необъятный, покинутый нами океан. Он высился подобно огромной стене, которая судорожно вздыбливалась между нами и горизонтом… Сколько раз совершили мы круг по краю водоворота, сказать невозможно. Нас кружило, может быть, около часа; мы не плыли, а словно летели, содвигаясь всё больше к середине пояса, потом всё ближе и ближе к его зловещему внутреннему краю…

Во время этого головокружительного падения я инстинктивно вцепился изо всех сил в бочонок и закрыл глаза. В течение нескольких секунд я не решался их открыть; я ждал, что вот-вот мы погибнем, и не понимал, почему я ещё не вступил в смертельную схватку с потоком. Но секунды проходили одна за другой — я был жив. Я перестал чувствовать, что мы летим вниз; шхуна, казалось, двигалась совершенно так же, как и раньше, когда она была в полосе пены, с той только разницей, что теперь она как будто глубже сидела в воде. Я собрался с духом, открыл глаза и бросил взгляд сначала в одну, потом в другую сторону. Никогда не забуду я ощущения благоговейного трепета, ужаса и восторга, охвативших меня. Шхуна, казалось, повисла, задержанная какой-то волшебной силой, на половине своего пути в бездну, на внутренней поверхности огромной круглой воронки невероятной глубины; её совершенно гладкие стены можно было бы принять за чёрное дерево, если бы они не вращались с головокружительной быстротой и не отбрасывали от себя мерцающее, призрачное сияние лунных лучей, которые золотым потоком струились вдоль чёрных склонов, проникая далеко вглубь, в самые недра пропасти.

…Внезапно открывшееся мне грозное величие — вот всё, что я видел. Когда я немножко пришёл в себя, взгляд мой невольно устремился вниз. В этом направлении для глаза не было никаких преград, ибо шхуна висела на наклонной поверхности воронки. Она держалась совершенно ровно, иначе говоря — палуба её представляла собой плоскость, параллельную плоскости воды, но эта последняя круто опускалась, образуя угол больше сорока пяти градусов, так что мы как бы лежали на боку. Однако я не мог не заметить, что и при таком положении я почти без труда сохранял равновесие; должно быть, это объяснялось скоростью нашего вращения.

Лунные лучи, казалось, ощупывали самое дно пучины; но я по-прежнему не мог ничего различить, так как всё было окутано густым туманом, а над ним висела сверкающая радуга, подобная тому узкому, колеблющемуся мосту, который, по словам мусульман, является единственным переходом из Времени в Вечность. Этот туман, или водяная пыль, возникал, вероятно, от столкновения гигантских стен воронки, когда они все сразу сшибались на дне; но вопль, который поднимался из этого тумана и летел к небесам, я не берусь описать.

Когда мы оторвались от верхнего пояса пены и очутились в бездне, нас сразу увлекло на очень большую глубину, но после этого мы спускались отнюдь не равномерно. Мы носились кругами, но не ровным, плавным движением, а стремительными рывками и толчками, которые то швыряли нас всего на какую-нибудь сотню футов, то заставляли лететь так, что мы сразу описывали чуть не полный круг. И с каждым оборотом мы опускались ниже, медленно, но очень заметно… Над нами и ниже нас виднелись обломки судов, громадные брёвна, стволы деревьев и масса мелких предметов — разная домашняя утварь, разломанные ящики, доски, бочонки. Я уже говорил о том неестественном любопытстве, которое овладело мною, вытеснив первоначальное чувство безумного страха. Оно как будто всё сильней разгоралось во мне, по мере того как я всё ближе и ближе подвигался к страшному концу. Я с необычайным интересом разглядывал теперь все эти предметы, кружившиеся вместе с нами. Быть может, я был в бреду, потому что мне даже доставляло удовольствие загадывать, какой из этих предметов скорее умчится в клокочущую пучину. Вот эта сосна, говорил я себе, сейчас непременно сделает роковой прыжок, нырнёт и исчезнет, и я был разочарован, когда остов голландского торгового судна опередил её и нырнул первым… Я припомнил весь тот разнообразный хлам, которым усеян берег Лофодена, всё, что когда-то было поглощено Москестрёмом и потом выброшено им обратно. Большей частью это были совершенно изуродованные обломки, истерзанные и искромсанные до такой степени, что щепа на них стояла торчком. Но среди этого хлама иногда попадались предметы, которые совсем не были изуродованы. Я не мог найти этому никакого объяснения, кроме того, что из всех этих предметов только те, что превратились в обломки, были увлечены на дно, другие же — потому ли, что они много позже попали в водоворот, или по какой-то иной причине — опускались очень медленно и не успевали достичь дна, так как наступал прилив или отлив. Я готов был допустить, что и в том и в другом случае они могли быть вынесены на поверхность океана, не подвергшись участи тех предметов, которые были втянуты раньше или почему-то затонули скорее…

Ещё одно удивительное обстоятельство в большей мере подкрепляло мои наблюдения, оно-то главным образом и побудило меня воспользоваться ими для своего спасения: каждый раз, описывая круг, мы обгоняли то бочонок, то рею или обломок мачты, и многие из этих предметов, которые были на одном уровне с нами в ту минуту, когда я только что открыл глаза и увидел эти чудеса водоворота, теперь кружили высоко над нами и как будто почти не сдвинулись со своего первоначального уровня.

Я больше не колебался. Я решил привязать себя как можно крепче к бочонку для воды, за который держался, отрезать найтов, прикреплявший его к корме, и броситься в воду. …Привязал себя к бочонку той самой верёвкой, которой бочонок был принайтован к корме, и, не задумываясь, бросился в пучину.

Результат оказался в точности таким, как я и надеялся… Прошёл, быть может, час или немногим больше после того как я покинул шхуну, которая уже успела спуститься значительно ниже меня, как вдруг она стремительно перевернулась три-четыре раза и, унося с собой моего милого брата, нырнула в пучину и навсегда исчезла из глаз в бушующей пене. Бочонок, к которому я был привязан, прошёл чуть больше половины расстояния до дна воронки от того места, где я прыгнул, когда в самых недрах водоворота произошла решительная перемена. Покатые стены гигантской воронки стали внезапно и стремительно терять свою крутизну, их бурное вращение постепенно замедлялось. Туман и радуга мало-помалу исчезли, и дно пучины как будто начало медленно подниматься… Течение Стрёма подхватило меня и через несколько минут вынесло к рыбацким промыслам. Я был еле жив и теперь, когда опасность миновала, не в силах был вымолвить ни слова и не мог опомниться от пережитого ужаса. Меня подобрали мои старые приятели и товарищи, но они не узнали меня, как нельзя узнать выходца с того света…»

Так красочно и жутко передаёт Эдгар По чувства человека, чудом вырвавшегося из гигантской океанской воронки. Тема жуткого Мальстрёма вообще была весьма популярна в прошлом у романистов. Свой знаменитый роман «80000 лье под водой» Жюль Берн заканчивает именно тем, что капитан Немо направляет свой «Наутилус» в жерло легендарного Мальстрёма, чтобы поспорить с океаном, кто из них сильнее. Описывал в своём романе «Грабители морей» коварный Мальстрём и Луи Жаколио.

На самом деле реальный Мальстрём — норвежский Москенстрёумен — не так страшен, как его описывали Жюль Верн, Эдгар По и многие другие. Это вовсе не гигантская воронка, достигающая дна океана.

Когда мы думаем о водоворотах, нам представляется именно огромная вращающаяся масса воды, которая затягивает в себя людей и корабли. Вращаясь на небольшом пространстве, вода стремится к внешнему краю водоворота, создавая выемку в центре. Это результат центробежной силы. Какова же природа гигантских водоворотов, которые якобы представляют опасность для судов и людей? Круговращательное движение воды происходит от столкновения встречных течений. По большей части водовороты образуются в архипелагах с извилистыми проливами, в особенности от действия приливов и отливов. Когда одна волна настигает предыдущую, океанические потоки получают вращательное движение. Это особенно часто происходит в узких проливах между островами и участками суши. Если такой узкий пролив имеет достаточную глубину, при проходе по нему прилива мы наблюдаем образование воронок во вращающейся массе воды. Но, как мы уже говорили, этого не происходит в открытых океанах. Водоворот в океане — это всего лишь турбулентное движение воды в больших масштабах, то есть вращение воды.

Водовороты наблюдаются в различных частях света. Самый известный из них — это уже знакомый нам Москенстрёумен, или Мальстрём, находящийся в Лофоденском архипелаге, около скалы Моск-э. В этом месте между архипелагом и берегом Норвегии проходит неглубокий, но широкий пролив Вест-Фиорд, с севера загромождённый островами. В этом проливе течение идёт то к северу, то к югу и всегда противно приливной волне; таким образом, происходит круговращение воды. В период новолуния, полнолуния, равноденствий и во время сильной бури море бушует в этом месте, и тогда суда должны держаться от Мальстрёма в расстоянии 2–3 мили, но опять же не потому, что водоворот затянет их на дно, а потому, что, потеряв управление, суда могут быть выброшены на скалы. Хорошо известен водоворот Харибда — в проливе между Италией и Сицилией, впрочем, сегодня уже ничуть не опасный судоводителям. Менее известен шотландский водоворот Койребрикэн, возникающий два раза в день. Его рёв слышен за пять километров, и британское адмиралтейство ещё в XVI веке не рекомендовало своим судам к нему приближаться. Сам водоворот, разумеется, затянуть в пучину судно не мог, а вот лишить его управления и бросить на близлежащие скалы — вполне. У побережья Канады тоже имеется свой водоворот с милым названием «Старая свинья». Эта «свинья» порой образовывает воронку шириной 75 метров и глубиной 3 метра. Помимо этого, «Старая свинья» образовывает и ряд маленьких водоворотов, которые местные жители именуют «поросятами».

Вообще в море граница между легендой и действительностью достаточно зыбка. В океане, на месте столкновения тёплых и холодных вод, несомых течениями, порой образуются гигантские водовороты — их диаметр составляет сотни километров. Как правило, над такими образованиями всегда стоят густые туманы, а лёгкое судно, попав в них, может сутками описывать круги, всё время возвращаясь в одну точку. Для тех моряков, кто видел такие реальные водовороты, миф о великом водовороте оказался очень подходящим ответом на вопрос о том, чем может заканчиваться океан. Возможно, в него верили и карибские пираты, во всяком случае те из них, кто задумывался о таких вещах и знал старые предания. Разумеется, немало легенд стало следствием старых матросских баек, но как знать, какие тайны хранит ещё океан, и, может быть, пройдёт совсем немного времени — и часть из вчерашних полусказочных легенд станет явью.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.