Аничков мост
Аничков мост
1739. В первой четверти XVIII века Фонтанка служила границей города. Первый мост через Фонтанку в створе будущего Невского проспекта перекинули солдаты квартировавшего поблизости строительного батальона подполковника Аничкова. Мост был со шлагбаумом. В ночное время он опускался, как бы запирая город. С 1739 года мост назывался Невским, по одноименному проспекту, к тому времени уже окончательно сформировавшемуся.
1747. Очень скоро мост был назван именем подполковника М. О. Аничкова: Аничков мост. Впрочем, в обиходной речи его иногда называли «Аничкиным» – по имени какой-то никому не известной, да и вообще не существовавшей Ани, Анички. Помните, детскую загадку: «Назовите питерский мост с женским именем». Ответ: «Аничкин».
За почти что трехвековую историю мост несколько раз перестраивался. С 1785 по 1841 год он представлял собой знакомую нам композицию с романтическими каменными башнями, наподобие сохранившихся до сих пор Чернышева и Старо-Калинкина мостов. В то время Фонтанку пересекали семь подобных однотипных переправ. Все они были разводными. Подъемные механизмы располагались под сводами башен.
В 1841 году мост перестраивается в очередной раз. На этот раз он расширяется. Правда, при этом теряет свой поэтический облик: лишается гранитных башен и парапетов. Существует несколько версий, пытающихся объяснить случившееся. Все они, так или иначе, уводят нас в область мифологии. Согласно одним источникам, каменные башни закрывали собой вид на перестроенное к тому времени здание Адмиралтейства и потому якобы не устраивали взыскательных петербуржцев. Согласно другим – мост был узок, а его громоздкие башни мешали все возраставшему движению конных экипажей по Невскому проспекту.
В это время в историю Аничкова моста вошел крупнейший петербургский скульптор-анималист Петр Карлович Клодт. Потомок древнеримской фамилии из Ломбардии Клодт фон Юргенсбург, или, по-русски, Петр Карлович Клодт, в 1833 году закончил Академию художеств, с 1838 года возглавил академическую литейную мастерскую, а впоследствии стал академиком и профессором Академии. Клодт явился основоположником анималистического жанра в русской скульптуре. Он был непревзойденным мастером своего дела. Около тридцати скульптурных изображений коней украшают улицы и площади Петербурга, и одиннадцать из них изваяны Клодтом. Первыми были шесть коней в композиции колесницы Славы Нарвских триумфальных ворот на площади Стачек. Затем появились знаменитые кони на Аничковом мосту и, наконец, один конь – с державным всадником Николаем I – украсил Исаакиевскую площадь. Без преувеличения можно утверждать, что Клодт оставил своему городу великое наследство.
В годы перестройки Аничкова моста Клодт работал над одним из проектов художественного оформления пристани на набережной Невы, напротив Академии художеств. Тогда ее собирались украсить скульптурными группами коней, ведомых юношами, – наподобие тех, что оформляют въезд на Елисейские поля в Париже. Но планы изменились. На пристани были установлены древние изваяния сфинксов, доставленные из далекого Египта. Клодтовские кони оказались вроде бы не у дел. И скульптор предлагает установить своих коней на западных устоях перестроенного Аничкова моста. Через некоторое время на восточных устоях он ставит две гипсовые, тонированные под бронзу, копии этих конных групп, предполагая заменить их бронзовыми. Но через год, когда бронзовые копии были готовы к установке, их, по указанию Николая I, отправляют за границу, в подарок прусскому королю. Клодт выполняет новые отливки, но и их по высочайшему повелению увозят из Петербурга. На этот раз в подарок другому королю, неаполитанскому.
Между тем, Клодт отказывается от установки на восточных устоях Аничкова моста копий и решает создать две новые оригинальные композиции, в развитие задуманного сюжета «Покорение коня человеком», или в более широком смысле – прославление человека, покорившего природу. В 1850 году этот грандиозный замысел был полностью завершен.
Петербургская публика была в восхищении. Пресса наперебой публиковала восторженные отклики. Остался доволен и Николай I. Во время церемонии по случаю торжественного открытия моста император, как известно, не отличавшийся изысканностью выражений, согласно преданию, с солдатской непосредственностью громогласно заявил, хлопнув скульптора по плечу: «Ну, Клодт, ты лошадей делаешь лучше, чем жеребец». Похоже, эта мысль не покидала императора и в дальнейшем. В семейном архиве Клодтов сохранилась легенда о том, как однажды, находясь одновременно с Николаем I в Берлине, Клодт появился в свите царя верхом на лошади, взятой напрокат. Не сумев с ней справиться, Клодт неудачно дернул, лошадь понесла. Шляпа скульптора свалилась, костюм пришел в беспорядок, и он сам едва удержался в седле. Очевидно, пытаясь сгладить ситуацию, верный себе Николай по-своему поддержал соотечественника: «Ты лучше лепишь лошадей, чем ездишь в седле».
Городской фольклор с готовностью подыгрывал казарменному юмору смахивающего на фельдфебеля императора. Рассказывают, что однажды на крупе клодтовского коня появились четыре зарифмованные строчки:
Барон фон Клодт представлен ко кресту
За то, что на Аничковом мосту
На удивленье всей Европы
Поставлены четыре ж…
Если верить молве, узнав из полицейского рапорта о выходке петербургских рифмоплетов, Николай, тем не менее, подхватил предложенную игру и размашистым росчерком пера вывел прямо на рапорте экспромт собственного сочинения:
Сыскать мне сейчас же пятую ж…
И расписать на ней Европу.
Подобные легенды во множестве ходили по Петербургу. «Лошадиная» тема, да еще в связи с Клодтом, которого с любовью и нежностью, без всякой иронии, современники называли «скотским скульптором», становилась модной. Рассказывали, как однажды Клодт неосторожно обогнал коляску императора, что, как известно, было «строжайше запрещено этикетом». Узнав скульптора, Николай строго погрозил ему пальцем. Через несколько дней история повторилась. На этот раз император, не скрывая неудовольствия, потряс кулаком. А вскоре государь пришел к скульптору в мастерскую посмотреть модели коней. Вошел молча. Не поздоровался и не снял каску. Ни слова не говоря, осмотрел коней. Наконец проговорил: «За этих – прощаю».
Если верить одному преданию, то, работая над конными группами для Аничкова моста, Клодт решается, наконец, отомстить одному из своих давних высокородных обидчиков. Месть избрал жестокую и изощренную. Он будто бы решил изобразить лицо этого человека под хвостом одного из вздыбленных коней. Говорят, узкий круг посвященных легко узнавал отлитый в бронзе образ несчастного. Правда, другие были убеждены, что между ног коня скульптор вылепил портрет ненавистного Наполеона, врага любимой и единственной его родины – России. А третьи утверждали, что одно из бронзовых ядер коня просто исписано непристойностями.
Динамичные классические скульптуры обнаженных юношей, мощные фигуры прекрасных диких животных, непривычная для монументальной скульптуры близость восприятия в сочетании с некоторой неоднозначностью, улавливаемой в тексте памятной бронзовой доски, укрепленной на одном из гранитных кубов, служащих пьедесталами для клодтовских коней («Лепил и отливал борон Петр Клодт в 1841 году») породили соответствующий фольклор, пикантная фривольность которого с лихвой искупается добродушной незлобивостью собственно фольклорных текстов. Вот анекдот, напрямую пародирующий двусмысленность бронзовых слов. Стоит на Аничковом мосту мужик и справляет малую нужду. Подходит милиционер и вежливо начинает стыдить мужика: «Как же это, гражданин… В центре города… На таком месте… Небось питерский рабочий…» – «Рабочий, рабочий… – нетерпеливо отмахивается мужик. – Не видишь, что написано: „Отливал барон Клодт“. Как барону, так можно, а рабочему так нет?!»
Одно из фольклорных имен нового моста родилось в середине XIX века. Долгое время его называли «Мостом восемнадцати яиц». С момента его торжественного открытия и вплоть до 1917 года одним из обязательных атрибутов моста был городовой, дежуривший на пересечении Невского и Фонтанки. Затем постоянное дежурство городовых у Аничкова моста было отменено. В связи с изменившейся ситуацией ленинградцы с готовностью откорректировали название. Мост стали называть «Мостом шестнадцати яиц».
Тема конских гениталий не покидала городской фольклор и в дальнейшем. Пожилые ленинградцы вспоминают, как питерские мальчишки, убегая из дома, на дежурный вопрос взрослых: «Ты куда?» весело бросали: «На Фонтанку, 35, коням яйца качать».
Тему рвущихся с пьедесталов клодтовских коней продолжают современные частушки:
Кони Клодта так и рвутся,
Чтоб по Невскому пройти.
Да боятся, что споткнутся:
«Мерседесы» на пути.
Нашу новую мечту
Обуздали на лету,
Как строптивую лошадку
На Аничковом мосту.
Городские легенды утверждают, что кони на Аничковом мосту имеют одну характерную для старого гвардейского Петербурга особенность. Два коня изображены Клодтом подкованными, а два других лишены этого признака совместного с человеком существования. Далее фольклор разъясняет, в чем дело. Оказывается, подкованные кони – это те, что смотрят в сторону Конногвардейского манежа, а неподкованные как бы направляются к Смольному собору, недалеко от которого находились в то время известные всему городу кузни, где подковывали только что объезженных лошадей.
Но более всего, находясь на Аничковом мосту, обыватели пытаются разглядеть отличительные особенности самих коней и тем самым попытаться разгадать тайну смерти скульптора Клодта, фольклор напрямую связывает ее со скульптурой моста. Однажды, услышав от некоего «доброжелателя», что у двух из четырех коней отсутствуют языки, скульптор так расстроился, что замкнулся, стал сторониться друзей, в конце концов заболел и вскоре умер. Будто бы от этого.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.