Как баба, так грех
Как баба, так грех
Уж до чего моя Аннушка от бабьяго отошла, а тут и она сплошала. Может, моя была ошибка, што ей сказал до времени, только вышла чепуха. Раструбили до времени, и птичка из гнездышка вылетела. Вот.
А было такое: отсель подкатилась одна подблядюга. Не иначе, как ее направили Великие князья. Они такое любят. Чуть што опустили возжи – они сразу подсунут бабу. У бабы пальцы цепкие – скорей за кончик поймает.
Ну вот и послали они поближе к Ставке28 такую шкуру: ее Солд… звать. А так полагаю, што она просто подстилка. Ну вот и поселилась она там, штоб Папу заманить. Ей известно, не Он нужен, и без Яго кобелей хватает, – все же нужен Он. И пустили в ход эту граблю беззубую.
Как Он около Маленькаго, то может за для ради игры… Папу туда повести к ей. А она уже такая, што бьет без промаху.
А Папа, хоча Он и не то… штоб блядовать охочь, а ежели што – легкий. Особенно ежли от Мамы подале. Ну, Он – Ей, Маме-то, завсегда верный. То, што попало под руку – возьмет, да сразу и позабудет. Нет того, штоб, как другие, связаться. Нет, он по сему делу – мужик крепкий: жена – для покою, для совета, для любви, а всяка шваль, пьянная погань – проглотил и выплюнул, да еще ногой растер. Вот.
На это он – крепкий. И я не того боялся, што эта поблядюшка Его к рукам приберет, от Мамы оторвет. Нет, врешь, этого не будет. А только не хотел, штоб он с ей путался, пока я отсель не узнаю, кем и за для чего ее туда послали. Так и сказал Аннушке, а она возьми да и шепни Маме. Ну и пошла, поехала.
Мама, хоча и очень на сей предмет крепкая, одначе и ей женское всего ране в голову ударить. И тут уже Она не Царица и большая умственница, а только – баба. И по-бабьи действует.
Так и тут вышло: недослушав до конца, сделала как раз то, чего не надо. Написала Папе жалостное письмо и еще прибавила, што ежели ты меня любишь, то гони эту шваль подале! Папа так и сделал. Прогнали к черту! А вышло это неладно и нескладно: когда ее туда послали, то, как это теперь уже выяснилось, могли при ей устроить такой кружок, где Папу в два счета… Это заговор был очень тонкий: все бы обделали в пьяном кружении. Вместе с Папой должен был попасть и Н. П. [Саблин]29, который унес бы с собою в могилу всяку связь меж Папой, то исть Ставкой, и Мамой, што работает здесь. Покончив с Папой, компания надеялась тут Маму взять измором, так как в народе пошел бы слух, што Папу ухлопал Мамин дружок, который вместях с Им погиб. А ежели так, то Маме суд короткий: далекий монастырь, а то и похуже. Вот.
Уже, конечно, ране чем до Мамы добраться, меня без суда – осудили! так как я тайный Мамин помощник.
Обдумано было ловко. Но знала ли эта поблядушка, каку вокруг ее штуку затевают? Скорее так, што не знала. Ей только было сказано, што ежели она Папу закрутит, то Он от Мамы, значит и от моей власти, уйдет. И тогда они своих людей поставят. Ну уж, конечно, и ей кое-чего перепадет!
Ну да провалилось. А нужно было повести всю музыку по-иному: дать дружкам съехаться, а там – цап-царап! Папа должен был пообещать заявиться. Тянуть канитель. Тем часом всю бы компанию законопатить! А как ее сразу вытурили, то она и концы унесла с собою.
Арестованы были только двое, кои имели с ей сношение по поставке угощений, и еще один, который ей устраивал игрище, потому што и в сетке было местечко, где, оцарапавшись, можно отравление получить. Заготовили…
Эта тройка только мелькнула. Одначе никого не выдали30.
Ох, до чего они все добиваются конца! А того и не хотят понять, што конец, он скоро придет… Захлещет волною… Все смоет, все снесет!
Мне видать не придется эту волну… видать, меня, как смолянну бочку, ране подпалят, штобы руки погреть!
Данный текст является ознакомительным фрагментом.