1915 г.

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

1915 г.

Вот сказала Мама: «Чем боле тебя ругают, тем ты мне дороже…» – «А почему такое?» – спрашиваю у Ей… «А потому, – говорит, – што я понимаю, што все худое ты оставляешь там, штобы ко мне притти очищенным… И я тебя жалею за те муки, што ты от людей принимаешь для меня… и еще ты мне оттого дороже!..»

А потом спросила меня Мама: «Правда ли, што говорят, што ты (это я) с женщинами… имеешь?..»23

И тут я сказал Маме такое, што, может, и сам не понимал в себе, ибо сие не от ума… а от духа…

Вот. Сказал я: «Дух мой мучается… люди соблазняют… Пьяный – творю пьяное!.. Но в трезвости вижу нутро человечье… и так больно… так больно… што только в пьяном огне забываю…» – «А пошто, – спросила Мама, – не берешь на себя муку, а топишь ее в вине?» – «Потому што срамоту вижу только в отрезвлении… потому трезваго к себе не подпустят человеки». – «А нас видишь ты? нутро… видишь?» – тихо спросила Мама.

И такое страшное увидел я… што сказал Ей: «Помни, ежели меня с тобой не будет… то великую муку твою выпью… и в тебя волью радость великую… ибо мука земная – во царствие путь… Где ноги твои слезами радости омою… А боле не спрашивай!..» Но уже она не спрашивала. Тихия слезы капали на мои руки… И она шептала, целуя мои пальцы: «О, мой Спаситель, мой Бог, мой Христос!»

И уже уложив ее на кушетку, я услыхал ея шепот. Будто сквозь сон: «Молю тебя… обо всем этом… Аннушке не говори! Не надо!..» Не скажу…

Только сам думаю, што это: бабье, а не царское… – Молить, просить, как нищая… А володеть должна, как Царица. Што ж это?

Данный текст является ознакомительным фрагментом.