В оккупации
В оккупации
В тревожной полудреме мы проспали до шести утра. Затем отец сказал, чтобы я встал и сходил за поляком, который работал у нас в коровнике. Мне очень не хотелось идти, потому что я все еще чувствовал страх, пережитый ночью. Но в конце концов я поднялся и надел пальто. Стояла темень, хоть глаз выколи. А что, если русские убьют меня? Аккуратно я прокрался через комнаты. В столовой спали трое солдат, уронив головы на стол. У каждого в одной руке были пистолеты, а в другой – по бутылке водки. На момент я остановился возле двери и прислушался, прежде чем осмелился идти дальше.
За домом возле пристроенной кухни стоял часовой. Похоже, он сторожил машины, заметенные снегом, стоявшие в двадцати метрах в стороне. Он не хотел выпускать меня, очевидно думая, что я немецкий солдат, переодевшийся в гражданскую одежду. И только после того, как я приложил невероятные усилия, чтобы объяснить, куда я иду, он пропустил меня. Правда, я до сих пор не уверен, понял ли он меня. Съежившись, я шел по сугробам. Мое внимание привлекли наши лыжи, разломанные на части и выброшенные в снег. Я прошел мимо разграбленных фургонов беженцев и их разбросанных повсюду вещей, которые разворошили солдаты Красной армии в поисках ценностей. Кровати, коробки, распоротые подушки – все валялось в снегу. А в разграбленных фургонах завывал холодный ветер.
В доме, где жила семья поляка, передо мной предстала та же самая картина. Пьяный русский солдат сидел на скамейке и спал, склонившись над своим автоматом. Поляки, которые так же, как и мы, совсем не спали в ту ночь, похоже, пережили похожий кошмар.
Пастух сказал мне, что он скоро пойдет в коровник; не дожидаясь его, я отправился один и принялся кормить животных. Постепенно, один за другим все местные жители собрались в коровнике. Многие слышали, что работать было безопаснее всего – русские уважали тех, кто трудится. И это предположение впоследствии оправдалось. Как только мы начали доить коров, появилась целая толпа русских, чтобы налить себе молока. Они шли, пока не забрали все молоко. Уж потом мы приспособились и научились хитрить, оставляя немного молока себе. Это было необходимо, так как среди наших беженцев было несколько малолетних детей. Когда я пошел к амбару за соломой, то увидел реактивные установки, те самые, которые стреляли всю ночь. Они назывались «сталинские органы» и могли выстреливать по 16 ракет за очень короткий промежуток времени.
В глубокой задумчивости побрел я в обратную сторону и по пути обнаружил стоявшие наготове повозки, приспособленные для нашего побега на запад. Здесь передо мной открылась все та же удручающая картина. Все было разграблено. Я поднял какие-то документы, валявшиеся в снегу и уже успевшие промокнуть, и понес их в дом. Это были наши банковские счета и другие ценные бумаги.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.