Глава 5 ЛАССИ ИДЕТ В КРЫМ

Глава 5

ЛАССИ ИДЕТ В КРЫМ

Пока армия под командованием фельдмаршала Миниха находилась в походе к Очакову, фельдмаршал Ласси с другой армией шел в Крым. Эта армия состояла из 13 драгунских полков, 20 пехотных и от 10 до 12 тысяч казаков и калмыков, что в итоге составляло до 40 тысяч человек.

3 мая 1737 г. армия Ласси выступила из Азова. Войска шли вдоль берега Азовского моря. Флотилия адмирала Бредаля шла параллельно с сухопутными силами. По пути Ласси приказал устроить несколько редутов для охраны коммуникации его армии с Азовом.

Крымский хан Фатих Гирей заранее узнал о походе Ласси и с 60 тысячами всадников встал южнее Перекопа, ожидая, что Ласси пойдет по пути Миниха. Хан был крайне удивлен, увидев, что русские на сей раз двинулись по Арабатской стрелке, то есть по пути, по которому еще никто никогда не входил в Крым. Фатих Гирей обрадовался, что Аллах лишил гяуров разума. Ведь на узкой косе даже небольшой отряд может остановить всю русскую армию. Немедленно на косу отправились значительные силы татар.

Но Ласси не думал входить в Крым по косе. К Арабату был отправлен лишь отвлекающий отряд в две тысячи человек с четырьмя пушками.

Фельдмаршал приказал исследовать глубину залива, отделяющего эту косу от остального Крыма. Там, где оказалось место, пригодное для его намерения, он велел сколотить плоты из всех порожних бочек армии и бревен-рогаток и таким образом переправился через залив с пехотой и обозом. Драгуны же, казаки и калмыки пустились кто вброд, кто вплавь.

Не только хан считал рискованным делом со стороны фельдмаршала пробираться по косе к Арабату, даже генералы русской армии были того же мнения. Все они, за исключением генерала Шпигеля, заявились к Ласси и сказали, что он слишком рискует войском и что все они могут погибнуть. Фельдмаршал возразил, что все военные предприятия сопряжены с опасностями, а настоящее, по его мнению, не представляет большего риска, чем другие. Впрочем, он просил их дать ему совет, как лучше поступить. Они отвечали, что надо вернуться. Ласси возразил: «Когда так, если господа генералы желают возвратиться, то я велю им выдать их паспорта». Призвав своего секретаря, Ласси велел ему изготовить паспорта и немедленно вручить их генералам. Он приказал уже направить 200 драгун для конвоирования их на Украину, где они должны были дожидаться его возвращения. Только через три дня генералы смогли настолько смягчить фельдмаршала, что он простил им их дерзкое предложение отступить.

Хан, предполагавший ударить на русских на крайнем конце косы, против Арабата, сильно удивился, когда русская армия переправилась через морской залив и направлялась теперь прямо навстречу ему. Не став дожидаться русских, он удалился к горам, преследуемый по пятам казаками и калмыками. Известие об отступлении неприятеля заставило и фельдмаршала свернуть к горам с целью встретиться с ханом и, если представится удобным, дать ему сражение.

13 июля армия расположилась лагерем в 28 км от одного из лучших крымских городов, Карасубазара. Здесь ее атаковали отборные войска, которыми командовал лично хан. Первый натиск неприятеля был сначала очень сильный, но спустя час татары были отбиты и отогнаны в горы казаками и калмыками, которые преследовали их на протяжении 16 км. Армия осталась в прежнем лагере. Однако казаки и калмыки сделали набег по направлению к Карасубазару для разорения татарских жилищ. Они возвратились в тот же день с 600 пленными, хорошей добычей и большим количеством скота.

14 июля генерал-поручик Дуглас, командовавший авангардом в 6 тысяч человек, двинулся на город Карасубазар. Фельдмаршал следовал за ним с армией, оставив больных в лагере с прикрытием в 5 тысяч человек под командой бригадира Колокольцева.

Непосредственно перед Карасубазаром Дуглас встретился с 15-тысячным турецким отрядом. Ласси послал на помощь авангарду два полка драгун. После часового боя турки бежали.

Русские вошли в пустой Карасубазар. Все татарское население города бежало, осталось лишь несколько греческих и татарских семейств. Город, насчитывавший до 6 тысяч домов, из которых половина была каменными, был по приказу Ласси «разграблен и обращен в пепел».

Фельдмаршал приказал войскам разбить лагерь в двух километрах от Карасубазара. Дальше идти было некуда: впереди начинались горы с узкими тропами, а через 20–30 км — Черное море. В горы были отправлены мелкие отряды казаков и калмыков. Около тысячи селений они обратили в пепел, около тридцати тысяч быков и до ста тысяч баранов сделались добычей победителей.

16 июля Ласси собрал военный совет, на котором решено было идти назад из Крыма. Ласси мотивировал это тем, что план операции, состоявший в наказании татар за набеги их на Россию, был выполнен. Ласси явно лукавил. Предпринять такой поход, чтобы сжечь один захудалый городишко, было по меньшей мере глупо. В 50 км от Карасубазара находилась Кафа, а в 130 км — Керчь. Захват этих городов имел бы важное политическое значение. Не говоря о том, что обладание Керчью сделало бы Азовское море русским озером. Видимо, Ласси думал не о турецких городах, а о том, как бы быстрее унести ноги.

16 августа русская армия начала отступление. В этот же день генерал Дуглас на реке Карасу был атакован значительными силами татар. Дело решили калмыки, которые ударили татар с тылу. После боя калмыки исчезли. Фельдмаршал встревожился, полагая, что калмыки, преследуя татар, зашли слишком далеко в горы, что они отрезаны от армии и, может быть, все перебиты. Спустя два дня калмыки возвратились в лагерь, ведя с собой более тысячи пленных, в том числе несколько мурз, которых они захватили во время самовольного набега в горы до самого Бахчисарая.

Тем временем казаки и калмыки разъезжали по окрестностям и жгли татарские села и деревни. Было сожжено около тысячи сел, так как в этой части Крыма население жило очень густо. Казаки и калмыки привели в лагерь до 30 тысяч волов и свыше 100 тысяч баранов. Неприятель, со своей стороны, тревожил армию во время ее похода, захватывал в плен фуражиров, которые отваживались выходить из ограды аванпостов, и сверх того отбил несколько сотен обозных лошадей.

По прибытии армии к реке Шунгар было велено построить мост. Он был готов на другой день, 23 июля, и в этот же день переправилась часть войска. Едва переправившиеся войска успели занять берег, как подошли татары. На сей раз вместе с ними было несколько тысяч турецких солдат, прибывших из Кафы. Атака татар и турок была отражена артиллерийским огнем. На месте боя насчитали более ста неприятельских трупов.

25 июля русские войска достигли Геничи, таким образом покинув Крым тем же путем, что и вошли. Затем около месяца войска отдыхали у реки Молочные Воды, где имелись обильные пастбища для лошадей.

Фатих Гирей и на сей раз попытался перехватить русских у Перекопа, куда он привел 40-тысячную орду. Узнав об уходе Ласси из Крыма, хан перешел Перекоп. Несколько дней Фатих Гирей стоял в степи и размышлял, стоит ли напасть на русских… Хан решил не рисковать и вернуться в Крым. Но это здравое решение не было оценено турецким султаном, который приказал свергнуть Фатих Гирея.

План кампании 1738 г. мало отличался от кампании 1737 г. Основной удар наносила армия Миниха, но на этот раз не по Очакову, а по Бендерам. Армия Ласси наносила отвлекающий удар в Крыму с целью отвлечения орды Гирея и части турецких войск.

В начале мая 1738 г. двинулась 108-тысячная армия Миниха. К 19 июня армия достигла Буга. Первый серьезный бой произошел 1 июля у реки Кодима. Атака турок была отбита, на поле боя нашли около 200 неприятельских трупов. Тем не менее русская армия оказалась в сложной ситуации. Миних писал в донесении: «Здешние места Для воинской операции такой большой армии очень трудны и неспособны, потому что в малых речках, впадающих в Днестр, для всей армии воды не довольно, высокие каменистые берега мешают приблизиться со скотом для водопоя, а по самому Днестру по причине каменистых берегов еще хуже, нет ни кормов в достаточном количестве, ни удобных дорог, но везде глухие и пустые горы и буераки, а какие деревни и были, то татары разоряют и разгоняют обывателей, и потому нельзя знать подлинно, где достать воды и фуражу и миновать трудные дефилеи. Хотя неприятель сильно и часто нас окружал и нападал, однако в армии в продолжение всей кампании не более 700 человек побито и 250 ранено».

8 июля русская армия была вновь атакована турками. Миних вывел армию из лагеря, в котором под командованием генерала Румянцева оставил лишь столько людей, сколько нужно было для охраны обоза. Он образовал только одну линию, правым флангом опиравшуюся на запорожский лагерь, а левым — на глубокую и очень крутую балку, находившуюся впереди лагеря. Эти меры не смутили неприятеля. Турки несколько раз атаковали то правый, то левый фланги, некоторые даже обошли линию и напали на лагерь.

Тем не менее турки были отбиты. К 4 часам они отступили со всех сторон, казалось даже, что турки окончательно уйдут с поля битвы. Но к 5 часам турки снова выстроились впереди леса и кинулись на русских с еще большей яростью. Их снова отбили, и они вынуждены были бежать, оставив на месте сражения более тысячи убитых. Этой победе много содействовал генерал Ульрих-Фридрих-Вольдемар Левендаль, расставив артиллерию на высоте у правого крыла, откуда он громил неприятеля с фланга.

Поражение турок было настолько серьезным, что они не беспокоили русскую армию в ее походе в течение нескольких дней.

Но ясно было, что поход не удался. Русская армия дошла до города Рашков на Днестре. На берегу реки собралась турецкая армия численностью до 60 тысяч человек с 60 пушками и 16 мортирами. Позже Миних жаловался на отсутствие удачного места для переправы через Днестр, что берега «утесисты и круты», на конницу белгородского паши, которая беспокоила русских на левом фланге, и т. п. Для отступления поводы найдутся у любого полководца. И вот 30 июля русская армия начала отступление. Турки немедленно переправились через Днестр с белгородскими татарами. Но устроить генеральное сражение турки не решились, их армия шла параллельно с русской. Лишь отдельные отряды янычар и татар затевали стычки с русскими.

Миних утешал императрицу тем, что в этой неудаче явно видна рука Божья, потому что если бы армия перешла Днестр и двинулась к Бендерам, то должна была проходить страны, в которых свирепствовало моровое поветрие, тогда как теперь, через отступление, армия сохранена в целости. «Кто решается на дело, успех в котором невозможен, тот не имеет права надеяться на божескую помощь, — писал Миних 8 сентября, — провианта у армии только до октября месяца; здесь уже началась необыкновенная стужа, трава вянет, и нет надежды продержать лошадей и скот в поле долее 1 октября; люди прошлою замою покоя не имели и в продолжение всей кампании маршировали беспрестанно, а рекруты к армии приведены, когда уже полки из зимних квартир выступили, и многие померли, другие больны, остальные очень истомлены; в лошадях и скоте немалый урон; мундирные вещи по причине дурного прошлогоднего зимнего пути не все к армии привезены, и с собою ничего, кроме самого нужного, взять было нельзя; таким образом, армия должна немедленно обмундироваться в своих границах. Бомбы мы принуждены были зарыть и потопить, а тяжелые лафеты близ Днестра, где скот воды не имел и немалый упадок был, разбить, чтоб неприятелю не оставить; таким образом, осадная артиллерия в Киеве комплектована быть должна. Драгуны и солдаты бегут, и удержать их от побега можно только надеждою возвращения в отечество и покоя».

К концу сентября вся армия вступила на Украину и расположилась на зимние квартиры. Миних своей квартирой выбрал Киев.

Идя к Днестру, русская армия прошла по польской земле. Коронный великий гетман граф Потоцкий послал на это жалобу графу Миниху. Миних отвечал, что турки первыми вступили на территорию Польши и нарушили ее нейтралитет. Граф Потоцкий, недовольный этим возражением, жаловался петербургскому двору, но оттуда ему отвечали в том же смысле. Но еще сильнее раздались жалобы, когда большая часть армии, возвращаясь с Днестра, снова прошла через Польшу. Сам король, несмотря на тайное соглашение с русской императрицей, был вынужден сделать представление через своего посла. Ему отвечали, что если неприятель прошел через Польшу, то нельзя жаловаться, если армия пошла этой же дорогой, но если только где-либо были беспорядки и армия кому-либо причинила вред, то все будет возвращено до копейки.

В июне 1738 г. армия Ласси, сосредоточенная в районе реки Берда, двинулась вдоль берега Азовского моря к Перекопу. Татары решили, что Ласси будет штурмовать перекопские позиции. Но по суше к Перекопу фельдмаршал послал лишь отряд казаков и калмыков. Главные же силы русских 26 июня перешли Сиваш вброд, воспользовавшись тем, что ветер выгнал воду из Сиваша в Азовское море. Потонуло только несколько повозок в арьергарде, не успевших за остальными, так как вскоре после перехода армии море снова нахлынуло.

27 июня Ласси подошел с тыла к Перекопской крепости и потребовал у ее коменданта сдачи. Двухбунчужный паша заносчиво ответил, что он назначен комендантом для обороны крепости, а не для ее сдачи. В ответ русские начали бомбардировку крепости из пушек и мортир. Особенно удачно действовали последние, как сказано в журнале военных действий: «посещали крепость бомбами». От этих «посещений» гарнизон на следующий день капитулировал. Из крепости вышли паша и две тысячи янычар. После этого Ласси двинулся внутрь Крыма.

Генерал-майор Бриньи-младший вступил в крепость с двумя пехотными полками и принял над ней начальство. Он нашел тут до ста орудий, большей частью чугунных, достаточный запас пороха, но очень мало хлеба.

9 июля 20-тысячная конница татар внезапно атаковала шедшие в арьергарде отряды. Татары смяли казаков и обратили в бегство Азовский драгунский полк. Генерал-поручик Шпигель прибыл на место с четырьмя драгунскими полками и донскими казаками, чтобы удержать бегущих. Не успели они оправиться, как неприятель снова ударил на них с яростью. Бой был продолжительный и горячий. Фельдмаршал велел нескольким пехотным полкам, пришедшим уже в лагерь, выступить на помощь. Татары вынуждены были удалиться, оставив на поле боя более тысячи трупов. Со стороны русских потеряно от шестисот до семисот человек, включая и казаков. Генерал Шпигель был ранен ударом сабли в лицо.

Согласно данным ему инструкциям, граф Ласси должен был овладеть Кафой, самым укрепленным пунктом в Крыму, и морской гаванью, в которой турки держали часть своих кораблей. Однако татары по традиции придерживались тактики выжженной земли, и у русских возникли серьезные проблемы с продовольствием. Кроме того, шедший из Азова флот с провизией под командованием вице-адмирала Бредаля был встречен на пути такой сильной бурей, что одна половина судов разбилась, а другая — рассеялась.

В итоге Ласси решил вернуться. По пути Ласси приказал взорвать укрепления Перекопской крепости. В районе Перекопа Ласси оставался до конца августа, а затем ушел на зимнюю квартиру на Украину.

1 марта 1739 г. Волынский, князь А. М. Черкасский и графы А. И. Остерман и Бухард Кристоф Миних подали императрице мнение о военных операциях будущей кампании: «При составлении плана будущей кампании надобно обратить особенное внимание на требование австрийского двора и на весь ход наших сношений с ним. Дела этого двора находятся теперь в таком слабом состоянии, что он туркам не может оказать надлежащего сопротивления, чем и заключение мира все более и более затрудняется… Поэтому мы думаем, что с главною армиею надобно идти прямо через Польшу к Хотину и действовать, смотря по неприятельским движениям: ибо одному корпусу идти через Польшу опасно, а сильной армии поляки побоятся и удержатся от конфедерации; с другою армиею, для диверсий, действовать против Крыма и Кубани». Императрица согласилась с этим, и Миних, очень довольный, отправился на Украину.

Зимой 1738/39 г. на Украину приходили татары, но были отбиты с большим уроном. Миргородский полковник Капнист, участвовавший в боях с татарами, уверен, что их было перебито и утонуло не менее четырех тысяч, в том числе 30 мурз.

Перед походом 1739 г. у Миниха возникли определенные сложности с запорожским войском. Орлик, живший в монастыре у Ясс, вновь стал засылать к казакам на Украину письма с призывами перейти в турецкое подданство: «Порта, милосердуя над Войском Запорожским, несмотря на то что оно перед нею погрешило, велела меня обнадежить, что она примет Запорожское Войско под свою крепкую охрану, позволит ему всякие промыслы и подтвердит его вольности».

Миних решил действовать с запорожцами как с калмыками или ногайцами — взять заложников и подкупить хана. Он велел находиться при главной квартире пятистам «лучшим запорожцам». В Запорожскую Сечь было отправлено 6150 рублей. Причем велено было четыре тысячи рублей отдать публично всем казакам, а 2150 рублей — кошевому и старшине тайно разделить. Так и было сделано, но вот кошевой Тукала рапортует фельдмаршалу, что казаки, проведав о получении им и старшиной особой суммы, «напали на них нечаянно и жестоко избили с немалым ругательством и бесчестьем и пограбили не только вновь полученные деньги, но и те, которые у них прежде были». Потом пришел другой рапорт, что Тукала лишен должности и, проболев несколько дней, умер, и на его место выбран Иван Фоминич. «Хотя таковые их, запорожских казаков, поступки, — писал Миних, — весьма непристойные и воле ее величества противны, однако при нынешних обстоятельствах ничем огорчать их нельзя, тем более что новый атаман человек добрый и к службе ревностный». Таким образом, запорожцы остались верны и России, и своим обычаям.

В апреле 1739 г. армия Миниха собралась в районе Киева. В ее составе насчитывалось 49 батальонов, включая три батальона пешей гвардии. Кавалерию составляли: три эскадрона конной гвардии, 100 драгунских эскадронов, 6 гусарских, 6 валахских и 4 грузинских. Кроме того, было набрано 13 тысяч казаков всех категорий. Артиллерию составляли 62 осадные пушки, 11 мортир, 16 гаубиц и 176 полевых орудий. Прислуги к ней приставлено 3 тысячи человек. Всего в армии состояло 60–65 тысяч человек.

Несмотря на постоянные жалобы поляков, Миних с санкции императрицы решился в этот раз провести свою армию через Польшу, что значительно сокращало путь к Днестру, представляя вместе с тем для войск такие удобства, которых они были лишены в предыдущие походы. Поэтому в этом году армия и страдала меньше, и больных было немного, по сравнению со всеми прежними годами.

28 мая армия вступила в Польшу вблизи Василькова, большой пограничной крепости. Польский великий гетман приказал шляхте сесть на коня, и это дворянское ополчение расположилось во многих местах для предотвращения беспорядков от казаков. Но, несмотря на все старания поляков, которые постоянно шли бок о бок с русскими при их переходах, они многого не могли предотвратить.

Для большего удобства русская армия шла несколькими колоннами и 30 июня пришла к Бугу, через который переправилась в трех местах: первая дивизия — у Константинова, вторая — у Летичева, а третья — у Мендзибожа. Пришло известие, что турецкий корпус в 60 тысяч человек перешел через Днестр и вступил в Польшу с намерением не допустить русских переправиться через Буг. Но так как русские опередили турок, они вернулись, опустошив несколько деревень.

С целью обмануть турок и заставить их совершать бесполезные переходы или же удерживать большую часть армии вблизи Бендер, велено было большому отряду казаков идти по направлению к Сороке и распускать по пути слух, будто за ними через несколько дней последует часть армии. Этот ложный слух заставил сераскира Вели-пашу две недели простоять с главными силами у Бендер.

Казацкий отряд благополучно переправился вплавь через Днестр, не будучи замечен неприятельскими отрядами, углубился в край на 60 км, сжег несколько деревень и оба города — Сороку и Могилев. При возвращении в лагерь казаки привели пленных и более 400 лошадей, взятых по большей части на польской земле.

До 17 июля армия продолжала поход к Днестру, обошел Недоборческие горы и повернул затем вдоль по реке Збручь, к Хотину, как бы с намерением переправиться через Днестр в окрестностях этого города.

Большой неприятельский отряд двинулся к Збручу с целью помешать переправе, и без того затруднительной из-за крутых берегов реки. Но у фельдмаршала Миниха и не было намерения тут переправляться. Он хотел пройти к Днестру и прибыть туда не замеченным неприятелем. 18 июля он выступил с корпусом отборного войска в 20 тысяч человек, взяв с собой только полевую артиллерию. Обоза тоже не брали: каждый солдат нес с собой запас хлеба на шесть дней. Осадная артиллерия и обоз были оставлены в лагере под охраной генерала Румянцева.

За два дня корпус Миниха совершил переход в 80 км и к вечеру 19 июля подошел к Днестру вблизи польской деревни Синковцы. Первым делом солдаты начали строить мосты, и успели кончить их 20 июля в семь часов утра. По всей окрестности не было ни одного неприятельского солдата. Еще до вечера переправились на ту сторону Днестра вся пехота и полевая артиллерия. Казаки же и драгуны переправились накануне, отыскав брод.

Поджидая русских у Збруча, турки только 22 июля узнали о том, что русские уже перешли Днестр. Турки отступили к Хотину и перешли через Днестр ниже города. От Синковец до Хотина не более чем 24–28 км, но это расстояние покрыто непроходимыми горами, идущими от Днестра до Прута. Поэтому турки смогли преодолеть это расстояние и встретиться с русскими войсками только через три-четыре дня.

К 28 июля русская армия подошла к Днестру. Саперы навели понтонные мосты, и началась переправа. Она закончилась 4 августа из-за отставания обоза и осадной артиллерии, а также из-за мелких стычек с татарами и конными янычарами.

Форсировав Днестр, Миних двинулся к Черновцам. У Перекопских узин (южной части Хотинских гор) Миних оставил свой обоз под прикрытием 20-тысячного отряда. Основная же часть армии форсировала узкие горные проходы и вышла на равнину. Здесь армия перестроилась в три равносторонние каре и окружила себя рогатками. Турки не препятствовали переходу русских через Хотинские горы, надеясь окружить и уничтожить их в выгодных для себя условиях.

Вслед за пехотой и конницей через узины прошел и обоз. 16 августа 58-тысячная русская армия, имея 150 орудий, подошла к Ставучанам, где располагалась 80-тысячная турецкая армия под командованием Вели-паши.

Командующий турецкими войсками приказал занять позицию между Недобаевцами и Ставучанами, а конницу направить в обход русских войск. Рассредоточивая свои войска, Вели-паша ослаблял свои силы.

Миних решил пробиваться в Хотин. 17 августа он направил на правый фланг 8-тысячный авангард генерал-поручика Карла Бирона с 34 орудиями, стремясь демонстративными действиями отвлечь внимание Вели-паши. Карл Бирон выполнил задачу. Переправившись через реку Шуланец, он направился к главным силам турок, а потом повернул назад и стал снова переправляться через реку. Отход отряда Бирона турецкое командование расценило как отступление всей русской армии, и Вели-паша даже послал в Хотин известие о поражении русских. В то время как отряд Бирона производил демонстративные действия, главные силы русской армии начали переправляться через реку Шуланец по 27 мостам. Переправу прикрывали две бригады полевой артиллерии, расположенные на одной из высот. Вслед за главными силами на левый берег реки переправился и отряд Бирона. На это потребовалось более четырех часов. За это время турки стянули свои силы к лагерю и вырыли окопы, чтобы преградить путь русской армии.

К 5 часам русские войска построились в боевой порядок и двинулись в обход Ставучанского лагеря противника. Миних не ставил перед собой задачу уничтожить турецкую армию, но Вели-паша думал иначе. Так как русские войска продвигались вперед, то он приказал коннице Генч-Али-паши атаковать русские войска. Русская пехота остановилась и закинула рогатки. Огнем пехоты и артиллерии атака противника была отражена.

Поражение конницы подорвало дух турецких войск, и они в беспорядке отступили. Русские войска без боя заняли укрепленные высоты, захватили обоз и всю артиллерию. Турки в этом бою потеряли только убитыми тысячу человек. Потери русских составили 13 убитых и 53 раненых. На следующий день русские войска вышли к Хотину, гарнизон которого бежал к Бендерам. 19 августа Хотин был взят. Комендантом крепости был назначен генерал Левендаль.

28 августа русская армия подошла к Яссам, где ее восторженно встречало молдавское население. Молдова перешла в подданство России и обязалась содержать 20-тысячную русскую армию. Миних приостановил движение русских войск, хотя турки в это время бежали за Дунай.

В 1738 г. турки мало беспокоили очаковский гарнизон. Зато туда пришел куда более страшный враг — чума. Современник писал, что люди в Очакове и Кинбурне мерли как мухи. Несмотря на прибытие нескольких тысяч новобранцев с Украины, гарнизоны Очакова и Кинбурна таяли. Наконец в сентябре 1739 г. генерал Штофельн получил приказ оставить оба города. Штофельн немедленно покинул Очаков и в том же месяце привел остатки войск на Украину.

Весной 1723 г. Петр I приказал вице-адмиралу М. Х. Змаевичу построить в Таврове к навигации 1724 г. 60 судов. На этот раз решили не строить больших кораблей, а ограничиться мелкосидящими гребными судами. В 1723 г. было заложено 9 больших 44-пушечных прамов, 6 малых 8-пушечных прамов, 15 галер, 30 каек, 6 шлюпок и 23 бота.

Прамы представляли собой плоскодонные гребные суда с сильной артиллерией. Они имели очень малую скорость и предназначались для действий на мелководье.

Большие прамы были двухпалубными (двухдечными). При Петре I они вооружались 12-, 18- и 24-фунтовыми пушками. Согласно положению 1737 г., большие прамы должны были иметь 36-фунтовые пушки на нижнем деке и 18-фунтовые — на верхнем.

Кайки и дубель-шлюпки — легкие гребные суда, различавшиеся между собой конструкцией корпусов. На носу и корме каек и дубель-шлюпок было установлено по одной пушке среднего калибра (18-, 12-или 8-фунтовых), а по бортам — 6–10 фальконетов.

Летом 1724 г. отношения с Турцией улучшились, и строительство кораблей в Таврове было приостановлено. Все корабли были в высокой степени готовности и хорошо законсервированы — «на оные суда зделаны сараи и покрыты гонтами». На 1727 г. за судами присматривал капитан-лейтенант Россолиус, 22 морских служителя и 25 солдат. На берегу было складировано 8–24-фунтовых, 78–18-фунтовых, 14–12-фунтовых, 4–6-фунтовых, 43–3-фунтовых пушек, а также 31 малокалиберная пушка или фальконет.

Рядом в крепости Павловской от Азовского флота осталось 24–24-фунтовых, 203–18-фунтовых, 156–12-фунтовых, 13–10-фунтовых, 435–8-фунтовых пушек, а также 624 пушки мелкого калибра, и еще 36–18-фунтовых гаубиц.

Работы по воссозданию Донской флотилии начались осенью 1733 г. Командовать флотилией было приказано контр-адмиралу П. П. Бредалю. К июню 1735 г. в составе флотилии имелось 20 галер, 9 больших и 6 малых прамов, 29 каек и других гребных судов.

В кампании 1735 г. Донская флотилия участия не принимала, да в этом и не было нужды.

9 мая 1736 г. к Азову подошла эскадра Бредаля. В течение восьми дней прамы и галеры выпустили по крепости 8714 снарядов. Потери флотилии составили 22 убитых и 77 раненых.

Под Азовом сложилась забавная ситуация. Турецкий флот паши Джианум-Кодиа из-за мелководья не мог войти в устье Дона, а русские прамы по той же причине не могли выйти в Азовское море.

В связи с этим зимой 1736/37 г. на Дону было спешно построено около 500 неглубоко сидящих в воде казацких лодок и ботов. В каждой лодке могло поместиться до 40 солдат. Вооружение лодки состояло из двух 3-фунтовых пушек.

Весной 1737 г. флотилия Бредаля, состоявшая из казачьих лодок и ботов, перевезла 14 полков от Азова к реке Кальмиус (где сейчас расположен г. Мариуполь) и, следуя близ берега, поддерживала постоянные сообщения с шедшим к Крыму корпусом фельдмаршала Ласси. Во время пути флотилия доставляла в армию провиант и все необходимое, отвозила больных в Азов и способствовала переправе через реки и Генический пролив, наводя из своих лодок мосты. Ласси перешел в Крым по Арабатской косе и разорил всю местность до Карасубазара и реки Сальгира.

В продолжение этого похода лодкам Бредаля кроме значительной помощи, оказанной армии, пришлось отражать атаки сильного турецкого флота, состоящего из двух кораблей, 13 галер и 47 полугалер.

Первая встреча произошла 29 июня. Бредаль встал со своими судами на якорь под берегом и ожидал нападения. Поднявшаяся буря разбила до 170 русских лодок, с остальных были сняты орудия и установлены на берегу. На другой день турки приблизились на пушечный выстрел и были встречены огнем. После четырехчасового боя турки отступили, не нанеся флотилии никаких потерь. Накануне ими, однако, были взяты после сильного сопротивление четыре отставшие лодки.

Следующие столкновения произошли 29 и 30 июля, при возвращении Бредаля от Геничи и Федотовской косы. Бредаль прибег к тому же маневру, то есть опять свез пушки на берег и усилил ими батареи. 30 июля турки были отброшены и ушли из Азовского моря. Наши же лодки вернулись в Азов. Во время сражения у нас пробито 13 лодок, убито двое и ранено шесть человек.

Здесь следует упомянуть о незаслуженно забытом подвиге капитана 2-го ранга Петра Дефремери. 10 июля его бот, находившийся в 25 км от Федотовской косы, встретился с турецким кораблем, сопровождаемым тридцатью гребными судами. Дефремери сумел дотянуть до берега, высадил команду, приказав ей спасаться. Сам же капитан вместе с боцманом остался на боте. При приближении неприятельских галер Дефремери разрядил по ним все свои четыре пушки, поджег бочку с порохом и вместе с ботом взлетел на воздух.

Кампания 1738 г. оказалась для флотилии Бредаля еще менее удачной. 18 апреля флотилия вышла из Азова и 25 апреля вошла в реку Кальмиус. 9 мая флотилия подошла к Бердянской косе (району современного Бердянска).

7 июня у Федотовской косы Бредаль, плывший к Геничи, встретился с турецкой эскадрой. 9 июня флотилия была атакована 16-ю турецкими галерами. Турки дали залп из 53-х орудий, но их ядра не нанесли никакого ущерба русским. После чего турецкие галеры отошли на несколько верст.

Чтобы избежать сражения с превосходящими силами турок, Бредаль нашел узкое место на косе, шириной в 60 сажен (128 м) и велел прокопать ров через косу. 10–11 июня через этот ров было перетащено 144 лодки. Туркам стало известно о маневре Бредаля, и они морем обошли косу и подошли к флотилии с другой стороны. 11 июня завязалась перестрелка с турками. Велась она на предельной дальности, так как русские отвечали туркам только из самых больших имевшихся У них 8-фунтовых и 6-фунтовых пушек. Хотя с обеих сторон обошлось без потерь, турки ретировались. При этом одна из турецких галер села на мель, но русские не пытались ее захватить.

В ночь с 11 на 12 июня Бредаль получил приказ от генерал-фельдмаршала Ласси отправить к Геничи несколько лодок с казаками, а самому Бредалю с остальными лодками следовать обратно в Азов. Ласси без лишнего кокетства дал пояснение, что де если неприятель побьет флотилию Ласси, «то может из того бесславие быть, а ежели на одних только казаков нападение будет, то, яко они нерегулярные, такого бесславия быть не может».

С утра 12 июня началось перетаскивание лодок обратно. В тот день удалось перетащить 25 лодок. На следующий день был шторм, ров занесло песком, и перевод лодок стал невозможен. А 14 июня к нашим лодкам подошла турецкая эскадра и преградила путь в Азов. Поэтому Бредаль приказал 25 перетащенных лодок разрубить и уничтожить, а с оставшимися на другой стороне лодками идти в Геничи.

Лодки пошли к Геничи, но, не дойдя около 30 верст, были встречены турецкой эскадрой капудана-паши.

Бредаль приказал разгрузить лодки, а их корабельные орудия установить на берегу. Три дня (16–18 июня) турки подходили к берегу и открывали пальбу по русским лодкам и личному составу, находящемуся на берегу. Им отвечали береговые батареи. Самое забавное, что у русских за три дня не было ни убитых, ни раненых, а ряд турецких кораблей, по донесению Бредаля, был поврежден.

К утру 19 июня русские в степи укрепили кругом свой лагерь, а лодки вытащили на мель так, чтобы они оказались вне зоны радиуса действия огня турецких кораблей. В тот же день Бредаль отправился в Азов, заявив: «Понеже в здоровье моем слаб нахожусь». Команду принял бригадир Лукин. Через месяц русские сожгли лодки, якоря зарыли в землю, а пушки сухим путем были доставлены в Азов.

На этом боевые действия на Азовском море закончились. Стоит лишь добавить, что у крепости Св. Анны (близ Азова) была основана верфь. Там в 1738 г. было заложено 20 галер, спущенных на воду в 1739 г. Однако в январе 1740 г. по указу Анны Иоанновны строительство судов для Донской флотилии свернули, а лес и прочее имущество убрали на хранение.

12 сентября 1739 г. Австрия в нарушение союзнических обязательств подписала с Турцией сепаратный мир.

На севере Швеция активно готовилась к войне. В 1738 г. шведское правительство направило морем в Турцию пушки, ружья и другое вооружение. Начались секретные переговоры между Стокгольмом и Стамбулом.

В дополнение к шведским войскам, постоянно находившимся в Финляндии, туда были посланы еще 10 тысяч солдат. В Южной Финляндии были устроены склады («магазины») оружия, боеприпасов, продовольствия. По мнению Кристофа Манштейна, это обстоятельство было отчасти поводом, для бездействия в 1739 г. армии фельдмаршала Ласси.

Из Стокгольма в Стамбул был послан майор Цинклер, чтобы доставить королю договор, ратифицированный султаном. Однако граф А. П. Бестужев (1683–1768), русский посол в Стамбуле, сообщил Миниху об этой секретной миссии. Миних отрядил группу захвата в составе капитана Кутлера, поручиков Лесавецкого и Веселовского и шести унтер-офицеров. Цинклер был перехвачен на территории Австрии в районе Бреславля и убит.

В такой ситуации русское правительство было вынуждено пойти на переговоры с Турцией в Белграде. Посредником на переговорах был французский посол в Стамбуле маркиз де Вильнев. Естественно, что маркиз руководствовался интересами его величества Людовика XV, а не России.

29 сентября 1739 г. в Белграде был заключен мир с Турцией. Согласно его условиям, Азов остался за Россией, но укрепления его нужно было срыть. Окрестности его должны были остаться пустыми и служить разделением между обеими империями, но Россия получила право построить крепость на Кубани. Таганрог не мог быть восстановлен, и Россия не могла иметь кораблей на Черном море, могла торговать на нем только посредством турецких судов. Большая и Малая Кабарды остались свободны и должны были отделять обе империи друг от друга.

Таким образом, Россия практически ничего не получила от войны, потратив огромные средства и потеряв свыше 100 тысяч человек.

Анна Иоанновна и ее окружение постарались сделать хорошую мину при плохой игре. Белградский мир был объявлен большим успехом России. По его поводу в Петербурге шли бесконечные иллюминированные балы и маскарады. В ночном небе Петергофа зажегся транспарант с огненными буквами «Возвращенное спокойствие». Понятно, что большинство присутствующих с усмешкой смотрело на чудо пиротехники. Наступило не спокойствие — период турецкой войны сменился предвоенным периодом.

Русские и советские историки подвергли суровой критике действия Миниха и Ласси. Их справедливо критиковали за создание огромных малоподвижных каре. От нападений конницы каре защищалось в основном ружейным огнем и рогатками. Штыковому бою не придавалось должного внимания. Армию сопровождали огромные обозы.

Миних зачастую воевал по западноевропейским шаблонам. Действительно, в Европе в XVIII веке войны часто выигрывались общими маневрами без решительных сражений. Вспомним ту же «картофельную войну» между Австрией и Пруссией. Для войн с турками и татарами такая тактика была неприемлема. Здесь нужны были быстрые и энергичные действия, навязывание противнику решительного сражения с целью физического уничтожения его живой силы.

Хватало у Миниха и других грехов. Но ряд историков, в том числе Л. Г. Бескровный, упрекает Миниха за то, что тот «упорно отказывался от ведения войны на балканском направлении и понял целесообразность этого только в 1739 году»[23].

Такие утверждения говорят в первую очередь о безграмотности самих критиков. Пока Россия ногою твердой не стала у Черного моря, русским войскам нечего было делать на Балканах, за исключением разве что отвлекающих ударов, Миних абсолютно правильно указал на Очаков как на ключ к обладанию Черным морем. Днепро-Бугский лиман был единственным местом, где можно было построить флот. Мы уже видели судостроительные работы на Азовском море и Дону — это было пустой тратой средств. Не вина Миниха, что русские войска ушли из Очакова. И чума не причина, а повод оставить Очаков. Нельзя удержать крепость, если от нее до зимних квартир армии в районе Киева — почти 500 верст по прямой и вдвое больше — по Днепру. Чтобы отстоять Очаков, нужно было вышибить из Крыма татар, или в худшем случае их усмирить. А затем в Диком поле построить Новую Россию. Но на это уже у Анны Иоанновны не было ни сил, ни даже желания.