11

11

Ночью прошел дождь, не слишком долгий и сильный, но более чем неприятный для тех, кто решил провести ночь рядом с котловиной. Запасы еды у многих подошли к концу, так что склоны оглашали крики голодных детей.

Но тут с севера донесся дразнящий запах жарящегося мяса. И действительно, за ночь с севера от котловины вырыли большой ров, в котором на огромном костре жарились теперь целые туши бычков и овец. И скоро каждый желающий мог получить миску с увесистым куском жареного мяса. Так что вскоре все забыли и про ночной дождь, и про голод.

— За мясо мы должны благодарить Ранно? — спросил глава одной из семей, уже обглодавший здоровенную кость.

Слуга, разносивший миски, пренебрежительно фыркнул.

— Ранно! Разве вы не знаете, что Ранно уморил голодом своего отца? У Ранно не выпросишь и ломаного гроша.

— Так кто платит за мясо?

— Это, друг мой, подарок дамы. Вдовы Тергесте.

И скоро все, кто сидел на склонах, знали, что накормила их вдова Тергесте, которая более не вдова, а жена бритонского Самсона, близкого друга Николана. Естественно возникли вопросы, сделала она это, чтобы склонить присутствующих на сторону Николана или по доброте души? Как бы то ни было, настроение у всех поднялось и со склонах то и дело слышались радостные крики.

К семи часам судьи заняли свои места. Минутой позже появился Ослау, с густо исписанным пергаментом в руки. Копии он отдал помощникам с тем, чтобы те немедленно отнесли их глашатаям.

На лице Ослау читалась решительность. Заговорил он лишь после того, как все глашатаи получили копии документа.

— Два часа тому назад, — начал он зачитывать заявление, — пастух, который искал отбившихся от стада коров, заглянул в ущелье Скаур. Ему показалось, что внизу кто-то лежит. Спустившись в ущелье он обнаружил труп человека, прикрытого плащом. В его спине торчала стрела. В убитом опознали Сомуту, курьера, который должен был выступить свидетелем на этом суде.

— Этот Сомуту пробыл здесь слишком короткое время, чтобы нажить себе смертельного врага. Он не пьянствовал, ни с кем не ссорился. По отзывам тех, кто его знал, он был веселым и общительным человеком. Жена и дети ждали его в Сарматии. Вывод напрашивается только один, и мой долг сказать вам, что его сознательно убрали с дороги.

Когда глашатаи закончили читать эту часть заявления Ослау, над котловиной повисла тишина. А затем ее сменил негодующий рев. Многие мужчины вскочили, потрясая в воздухе кулаками.

Ослау дождался тишины и продолжил.

— Вчера днем Дальбо, конюха Роймарков, видели в харчевне на юге, в двадцати милях отсюда. Он пьянствовал, а его шапку украшало новое перо. Он хвалился туго набитым кошельком. Дальбо, который вчера отсутствовал, должен был дать достаточно важные показания о том, что произошло в ночь перед битвой. Все мы знаем, что за всю свою жизнь Дальбо не заработал на новое перо для шляпы. Вновь вывод напрашивается один: Дальбо подкупили, чтобы он не мог дать показания в суде.

Зрители отреагировали, как и в первый раз, только взревели еще громче.

— И, наконец, я должен сообщить вам, что мой приказ задержать Микку Медеского для повторного допроса был отменен. Вчера днем он покинул плоскогорье.

Заявление Ослау более всего изумило Николана. После завершения слушаний Оратор не перемолвился с ним ни словом. Спал Николан мало, ворочаясь в постели и гадая об исходе процесса. А когда увидел солнце, подумал: «Возможно, я вижу тебя последний раз». Но более всего Николана печалило другое: он мог не свидиться с Ильдико.

Разумеется, от него не укрылась бурная активность за стенами его комнаты. Приезжали и уезжали люди, до него доносились обрывки разговоров, но он не мог сказать, в чему все это могло привести: к спасению или к смерти? А к нему в комнату никто не заглянул.

Ослау вновь выждал, пока стихнет шум.

— Все вышесказанное есть доказательство того, что кому-то очень хочется скрыть от нас истину. К счастью, наши законы умеют с этим бороться. Мы можем выбрать любой из двух вариантов. Снять с подсудимого все обвинения или отложить слушания с тем, чтобы выяснить, кто мешает восторжествовать справедливости.

Николану показалось, что сидящие на склонах, не все, но большинство, одобрили предложение Ослау. Ибо он привел веские доводы: Сомуту убили, Дальбо и Микку услали прочь. В своем молчании все трое стали его лучшими свидетелями.

Ранно, насупившись, слушал Ослау, а когда тот закончил, тут же поднялся.

— Я не вижу причин принимать любой из твоих вариантов, — заявил он Оратору. — Суду представлены доказательства вины Николана Ильдербурфа. Мы должны продолжить слушания.

Вроде бы народ плоскогорья должен был поддержать Ранно. Но когда глашатаи прокричали его слова, со склонов донеслось громогласное: «Нет! Нет! Нет!»

— Кажется всем ясно, господин мой Ранно, — Оратор смотрел его в глаза, — что народ с тобой не согласен.

— Бывают случаи, — Ранно посмотрел на судей, — когда жизнь заставляет менять старые законы. Решение принимаю я. Повторяю, слушания необходимо продолжить. Без задержек и перерывов.

Ослау покинул свой столик и подошел к судьям, не спуская глаз с Ранно.

— Изменение наших законов возможно лишь с согласия народа. Если Ферма не согласится снять с подсудимого все обвинения или отложить слушания до завершения специального расследования, данной мне властью я поставлю вопрос на всеобщее голосование.

— Очень хорошо, господин Оратор. Члены Ферма проголосуют. Результат тебя не устроит, но я не могу пообещать, что дальше все будет, как тебе того хочется, — он поднял руку, как бы говоря своим сторонникам: делай, как я. Хотя солнце впервые выглянуло из-за облаков и согрело зрителей, они этого не заметили, поглощенные разыгрывающейся на их глазах драмой. — На голосование выносится вопрос: продолжать ли нам слушания? Я голосую первым. Да, продолжать.

Необходимость посылать гонцов к глашатаям отпала. Ослау поднял правую руку, показывая, что один голос подан за.

— Кристий, что ты скажешь? — обратился Ранно к судье, что сидел справа от него.

Совсем юный, Кристий густо покраснел, почувствовав, что все смотрят на него. Откашлялся.

— Да, продолжать.

Ранно, собственно, не сомневался в ответе Кристия, как, впрочем, и в своей легкой победе, а потому поднял подряд еще двух молодых судей, которые также поддержали его. Затем очередь дошла до стариков. Если решения молодых и поднятую правую руку Ослау зрители встречали зловещей тишиной, то вскинутая левая рука Оратора вызвала бурю восторгу. И остальные трое судей безо всякого колебания ответили «Нет». И всякий раз, когда поднималась левая рука Оратора, со склонов доносился одобрительный рев.

Итак, голоса судей разделились: четыре на четыре.

Ранно по-прежнему верил в успех.

— Решающим станет голос недавнего члена Ферма, Хаски, которого выбрали в самый последний момент, чтобы занять место Ильдербурфов. Хаска, как ты проголосуешь?

Николан посмотрел на овцевода, что сидел на самом последнем кресле, и сердце его упало. Что он мог ждать от этого человека? Николан знал, что Ранно самолично ездил к Хаске, чтобы предложить ему место в составе Ферма. Наверное, они обо всем договорились заранее.

"Как хорошо, — подумал Николан, — что Ильдико не успела вернуться вовремя. Она не увидит исхода этого процесса.

После короткого колебания Хаска встал, огляделся. Посмотрел на Ранно, затем на Николана.

— Я не знал, что мне предложено место Ильдербурфов. Иначе отказался бы занять его. Мой брат, мой единственный брат, погиб в битве при Шалоне и, если Николан отдал приказ, пославший его на смерть, я хочу, чтобы он понес должное наказание.

Ранно поощряюще кивнул.

— Но я также убежден и хочу сейчас сказать об этом, что народ — высший судья. Разве мы можем выносить решения, зная, что люди нас в нем не поддерживают? И, должен признаться в своих сомнениях. Разве можно считать вину Николана доказанной, не услышав свидетелей, готовых выступить в его защиту? Возможно, я излишне самоуверен, высказывая такое суждение. Вот я стою перед вами, низкородный овцевод, сын овцевода, окруженный гордыми и знатными лошадниками плоскогорья. Вы будете сторониться меня, несмотря на эту мантию, словно от меня постоянно пахнет шерстью. Но вот что я хочу сказать, друзья мои, если я найду среди вас таковых, чабан все свободное от сна время проводит под открытым небом, сияет ли на нем солнце или сверкают звезды. Только они и составляют ему компанию. Он многое узнает от матери-природы, и прежде всего она учит его всегда докапываться до истины. Я думаю, другие чабаны не станут возражать, если я выскажусь от нас всех: мы не стали бы убивать солдата, который прошел долгий путь, чтобы дать свидетельские показания. Мы не стали бы наполнять золотом карманы тугодума-конюха, лишь бы он не появлялся на суде. Мы не стали бы нанимать предателя и шпиона, чтобы он явился сюда и лгал под клятвой. Человек, который виновен во всем этом, возможно, приложил руку к тому, чтобы направить отряд Рорика в ту последнюю для большинства всадников атаку. Естественно, мы не может решать виновен Николан Ильдербурф или нет, не выяснив, кто пытается скрыть от нас правду.

Он повернулся к Ранно, лицо которого побагровело от ярости.

— Мой ответ — нет!

И тут случилось непредвиденное. Хотя многие попытались выразить свое неудовольствие, склоны взорвались хохотом и хлопаньем в ладоши. И прошло немало времени, прежде чем стих шум.

Ослау обнял Николана за плечи и отвел в комнату, которую тут занимал последние дни.

— Будет лучше, если ты побудешь здесь, пока волнение не уляжется. Я думаю, большинство на твоей стороне, но остались и такие, кто по-прежнему винит тебя в смерти их отцов и мужей. Кто-то из них может вонзить кинжал тебе в спину, — он подошел к окну, посмотрел, что творится снаружи.

— Они спускаются вниз. Как я и ожидал, спорят друг с другом. Охране придется потрудиться.

— А где Ранно?

— Там же, где и был. Похоже, он никак не ожидал такого плевка в душу. Подожди, он куда-то исчез. Во всяком случае, я его не вижу.

— А Хаска?

— Наш храбрый овцевод сидит в кресле. Улыбается. Судя по всему, очень доволен собой. Люди о чем-то спорят у его ног.

Ослау вернулся к столу, сел рядом с Николаном.

— Сын мой, ты, несомненно, понимаешь, как тебе повезло.

Николан согласно кивнул.

— Надежд на положительный исход слушаний у меня было мало. Я обязан тебе своей жизнью.

— Остается решить, как быть дальше. Слушания отложены, и теперь передо мной два пути. Я могу заявить, что убийство твоего главного свидетеля лишает суд возможности получить всестороннюю информацию, вследствие чего с тебя следует снять все обвинения. Или я могу немедленно начать расследование обстоятельств убийства Сомуту и подкупа Дальбо и Микки. Для этого придется общим голосованием выбрать специальный комитет.

— Я вернулся добровольно, — ответил Николан. С одной целью — очиститься от тех лживых слухов, что распускает обо мне Ранно. Закрытие дела не докажет моей невиновности. Я считаю, слушания необходимо продолжить. Но, — Николан на мгновение задумался, — ранее надобно выполнить два условия. Во-первых, провести тщательное расследование. Во-вторых, общим голосованием выбрать девять членов Ферма.

Морщины озабоченности на лице Ослау разгладились. Он улыбнулся подсудимому.

— Именно это я и надеялся от тебя услышать. Это честный и мужественный ответ. Я буду счастлив повторить твои слова на заседании Ферма, которое состоится, как только народ успокоится. Но ты должен помнить о непредсказуемости Ранно. Сам видишь, насилие его не останавливает. Так что давай пока подождем.

В дверь постучали, в комнату всунулся Хаска. Подмигнул Николану, поклонился Ослау.

— Входи, — кивнул ему последний.

Хаска вошел походкой победителя. Чувствовалось, что он очень доволен собой.

— Кажется, я поломал планы этого нового Цезаря, заявил он. — После того, как я проголосовал, он смотрел на меня так, словно вот-вот набросится на меня. Но я не боюсь. Ему вырвут клыки еще до окончания суда.

— Ты поступил честно и бесстрашно, — заметил Оратор.

— Я у тебя в неоплатном долгу, — воскликнул Николан. — Скорее всего, твой голос спас мне жизнь.

Овцевод беспечно махнул рукой.

— Несмотря на то, что говорилось на суде, мне с самого начала было ясно, что доказательств у них нет. Кроме показаний этого земельного вора и труса да его его слуг и дружков. О, до суда я был настроен против тебя. Я неделю не мог говорить после того, как узнал о смерти брата. Он обожал лошадей, а я очень любил его, — Хаска посмотрел Николану в глаза. — Я уверен, что не ты общался утром с пьяными принцами.

— Нет. Но я могу сказать тебе, кто это был.

Хаска вскинул руки.

— Нет нужды. Я знаю. И, господин мой Ослау, есть интересные новости. Потому-то я и пришел к тебе. Ранно так легко не сдастся. Он собирает своих сторонников. А вот о новостях он не слышал, пока я не решился раскрыть ему глаза и не сказал, что Рорик, похоже, жив и едет сюда. Лицо его стало белым как зубы гунна. Он рявкнул, что я лгу, но отказался от идеи вооруженного нападения на охрану Ферма.

— А что говорят о Рорике? — спросил Ослау.

— Судя по всему, он действительно жив. Мой сосед, он тоже выращивает овец, сказал мне, что Рорик едет в компании друзей. Они уже недалеко. Рорик очень слаб. А память его… — Хаска помахал рукой, — то появляется, то исчезает.

— Это естественно, — кивнул Оратор. — Но, при должной заботе, он быстро поправится. И тогда мы узнаем правду. Значит, сегодня у меня прибавится забот. Я должен вас покинуть.

Едва они остались одни, Хаска повернулся к Николану.

— Я чувствую, что ты хороший человек, Николан. Сегодня я понял, что мне нравится сидеть в кресле великих, так что я хотел бы остаться в Ферма. Мы с тобой сможем многого добиться.

— И с Рориком.

Хаска задумался, затем кивнул.

— Разумеется, и с Рориком. Он будет главой рода Роймарков и займет кресло, которое пытался украсть у него Ранно. Но не очень-то рассчитывай на него. Это счастье, что остался жив после такого ранения. Все-таки стрела попала в глаз. Но ты и я, мы сможем стоять плечом к плечу, когда… — он вновь заглянул в глаза Николана, — нам выпадет великий шанс.

"Проницательный парень, — подумал Николан. — Смотрит вперед.

Скоро выяснилось, что овцевод любит поболтать. И его рот, однажды раскрывшись, закрыться уже не мог. Он сел рядом с Николаном, положил ногу на ногу.

— Когда я был маленьким, один из ваших жеребцов налетел на меня сзади и я полетел кубарем. Даже не знаю, как я остался жив. С тех пор я не люблю, когда меня шпыняют из стороны в сторону. Вчера вечером ко мне подошел Ранно и сказал: «Завтра будет нелегкий день. Возможны осложнения. Следи за мной и я покажу, как тебе голосовать». И когда осложнения-таки возникли, я постарался, чтобы расплачивался за них сам Ранно.

Он громко рассмеялся и хлопнул рукой по колену Николана.

— Мы с тобой сработаемся. А если возникнет необходимость кого-то пошпынять, мы с этим справимся.

Тут донессшийся со склонов гул прервал их разговор. Хаска подскочил к окну, чтобы посмотреть, что же взволновало жителей плоскогорья. Присвистнул и обернулся к Николану.

— Они прибыли! Наверное, были ближе, чем мы думали. Они уже спускаются в котловину на центральной тропе.

Николан присоединился к нему, с гулко бьющимся сердцем. Ильдико, его храбрая и очаровательная возлюбленная, справилась с возложенной на нее отчаянно трудной миссией. Еще секунда, и он увидит ее. Еще несколько минут, и обнимет. Нет, на людях так себя не ведут. Но она будет с ним. Он поднялся на цыпочки, чтобы массивные плечи Хаски не загораживали обзора, но не увидел ничего кроме тропы.

— Сколько их? — спросил он.

— Думаю, восемь.

— Нет, нет! — воскликнул Николан. — Не восемь! Восемь человек уехали за Рориком. Приглядись по-внимательнее, Хаска, друг мой. Их должно быть девять.

Хаска пригляделся и покачал головой.

— Нет, только восемь.

— Значит, слух о том, что Рорик жив, не подтвердился, — Николан печально поник головой. А тут другая мысль, еще более тревожная, пронзила его мозг. — Хаска! Есть ли среди них женщина?

— Если и есть, — ответил овцевод, — то она высокая, ширококостная, и может унести на плечах теленка.

Забыв о предупреждении Ослау, Николан выбежал из двери и проложил путь сквозь толпу, заполнившую котловину. Его сразу узнали. Некоторые враждебно хмурились, но вв большинстве своем люди улыбались ему и даже хлопали по плечу, когда он протискивался мимо.

Первым ехал командир отряда, высокий всадник, покрытый пылью, с головы до ног. Николан остановил его, когда они достигли дна котловины.

— Сарсан! — воскликнул он. — Где она?

Всадник явно не хотелось отвечать.

— Они захватили нас врасплох, — он стыдливо отвел глаза.

Николан сразу подумал, что внезапная атака — дело рук Ранно. И тут же высказал такое предположение. Но Сарсан покачал головой.

— Нет, нет, господин мой Николан. На нас напал большой отряд. Человек двадцать, — он наклонился к уху Николана. — Гунны. Конные лучники. Окажи мы сопротивление, они бы утыкали нас стрелами.

Николан потерял дар речи. Он, разумеется, знал, какая опасность грозит Ильдико, но полагал, что противостоять ей придется в достаточно отдаленном будущем. Раз о возвращении Ильдико стало известно столь быстро, значит предатель объявился в ее семье. И незамедлительно дал знать Аттиле.

Он смотрел на Сарсана, ожидая продолжения.

— Дорога делала резкий поворот и, миновав его, мы увидели их. Они выстроились полукругом, перегородив дорогу. Каждый с луком наизготовку. Попытайся мы броситься на них или повернуть назад, нас засыпали бы стрелами. Их командир держался более чем дружественно. Сказал, что им нужна женщина и ничего более. Я спросил, по какому праву, и он ответил: «Приказ владыки земли и моря». Госпожа Ильдико проявила себя с самой лучшей стороны. Прошептала, что одно неосторожное движение с нашей стороны, и нас всех перестреляют как куропаток. Сказала, что мы должны как можно скорее возвращаться с ее братом на плоскогорье. Она просила передать тебе привет, воскликнула: «Прощай, дорогой Рорик», — и на том наши пути разошлись. Гунны сомкнулись вокруг нее и галопом унеслись прочь, — Сарсан чуть не плакал. — Ах, господин мой, какая же она храбрая женщина, а мы не смогли ее спасти!

Шок, лишивший Николана дара речи, сменился черной яростью. Как такое могло случиться? Чего он не предусмотрел? Впрочем, он понимал, что сам-то не смог бы ничего сделать, поскольку, явившись к Ослау, не имел права покинуть плоскогорье до суда. На раньше-то у него была возможность обеспечить ее безопасность. Если бы он последовал совету Мацио. Если бы сумел убедить Ильдико поехать с Евгенией на север, к Альпам. Тогда она сохранила бы свободу. Почему, почему он не уговорил ее? В том, что произошло самое худшее, виноват только он.

Но еще большая вина лежала на Ранно, который выставил эти абсурдные обвинения. Николан уже не сомневался в том, что именно Ранно сообщил Аттиле о возвращении Ильдико. Но, когда слепая ярость отступила, вернув ему возможность мыслить логически, он понял, что Ранно тут не причем, ибо сам хотел жениться на Ильдико. Так кто же предал Ильдико? И ту Николана осенило: Лаудио! Она с детства полагала, что выйдет замуж за Ранно и известие о том, что он отдает предпочтение ее сестре стало для нее жестоким ударом. Она могла вернуть Ранно лишь убрав Ильдико со своей дороги. Потому-то Аттила так скоро узнал о возвращении на плоскогорье золотоволосой красавицы. Как же глубоко ненавидела Лаудио сестру, раз решалась на такое!

— Господин наш Рорик с нами, — услышал он голос Сарсана и поднял голову, пытаясь отогнать страх за Ильдико.

Рорик ехал меж двух всадников и быстрая езда, судя по всему, вымотала его донельзя. Если бы не черная повязка на выбитом глазе, его бы никто не узнал. Он похудел, побледнел, хороший глаз глубоко запал, щеки провалились. Выглядел он глубоким стариком.

— Рорик! — воскликнул Николан, шагнув к давнему другу.

Раненый недоуменно посмотрел на него.

— Кто ты?

— Ты не узнаешь меня? Приглядись! Рорик, я — Николан, и когда-то мы были близкими друзьями.

Рорик всмотрелся в лицо Николана.

— Николан? Знакомое имя. Николан, Николан, — он помолчал. — Я уже начал вспоминать, но все куда-то ушло.

— Так у него всегда, — заметил Сарсан. — Память то возвращается, то пропадает.

— Он узнал сестру?

— Поначалу нет. Пристально посмотрел на нее, затем улыбнулся. Одними губами. Ее имя ничего ему не сказало, он повторил его несколько раз и покачал головой. И лишь когда она сняла с головы повязку и он увидел цвет ее волос, его память шевельнулась. «Ильдико!» — воскликнул он. Потом бывали периоды, когда он знал, кто она, но длились они недолго.

— Не свидетельство ли это улучшения его состояния?

Рорик наблюдал и слушал, потирая рукой лоб, словно хотел разогнать туман, окутывающий его память.

— Возвращайся на родину… и подхвати вожжи… которые завтра выпадут из моих рук.

— Рорик, друг мой! — радостно воскликнул Николан. — Ты начинаешь вспоминать! Старайся, старайся изо всех сил! — он повернулся к Сарсану. — То были его последние слова, сказанные мне в ночь перед битвой.

Рорик слабо улыбнулся и кивнул.

— Да… кажется я вспоминаю. Возможно… возможно…

Но дальнейшими вопросами Николан ничего не добился. С губ Рорика срывалось одно и то же слово: «Нет! Нет! Нет!»

Николан понял, что о выздоровлении Рорика пока говорить не приходится.

— Вы нашли его в землях Виктореха? — спросил он Сарсана и удивился, когда тот покачал головой.

— Сначала мы поехали туда, но там его никто не видел. Мы обыскали все дороги вокруг. И нашли его под деревом. Он лежал, не в силах пошевельнуться. Должно быть, давно не ел. К нему нас привели лай собаки да крики ребятишек, бросающих в него камни. После того, как он поел и отдохнул, госпожа Ильдико рассказала ему о сне Мацио. Он ничего не помнит.

Тут к ним присоединился Ослау. Пристально всмотрелся в жалкую фигуру («Рорик, лучший из наших наездников — в седле», — подумал он) и печально покачал головой.

— Он тебя узнал? — спросил Ослау Николана.

— Нет. Но я думаю, память к нему вернется. Он повторил последние слова, что говорил мне перед битвой.

— Рорик! — обратился старик к молодому Роймарку. — Как хорошо, что ты вернулся. Теперь ты сможешь занять должность своего отца.

Рорик, нахмурившись, внимательно выслушал его. Вроде бы хотел что-то спросить. Но лишь вздохнул и поник головой.

Оратор еще долго смотрел на исхудавшее тело и изможденное лицо Рорика. Потом наклонился к Николану.

— Мой господин Рорик вернулся телом, но, к моему огромному сожалению, не душой. Однако, пока остается надежда на его выздоровление, должность, занимаемая Роймарками из поколения в поколение, останется вакантной. Закон трактует эту ситуацию однозначно. Я сделаю заявление, объясню людям сложившуюся ситуацию. Наш молодой друг очень слаб. Я боюсь… короче, его нужно немедленно доставить домой. Возможно, несколько недель отдыха и хорошей еды позволят ему восстановиться физически. А затем, глядишь, к нему вернется и память.

— А как же Ранно?

— Ранно более не быть в составе Ферма, — ответил Оратор. — Если только он не получит большинства голосов на общем сходе, который придется собирать, когда станет окончательно ясно, что душевное здоровье Рорика не идет на поправку. Но я сомневаюсь, что ему даже позволят занять кресло, ранее закрепленное за Финнинальдерами.

Николан сообщил ему о похищении Ильдико. Ослау молча слушал его, бледнея с каждым словом. Впервые он показался Николану глубоким стариком, разочарованным и несчастным.

— И это тоже проделки Ранно! — со злостью воскликнул Оратор. — С детства он был эгоистичен, лжив и жесток! — а после паузы добавил. — Ей мы ничем не сможем помочь. Заявить протест Аттиле. Едва ли мы дождемся какого-либо отклика, разве что на наш народ обрушатся новые репрессии.

Внезапно Ослау осознал, что вокруг все молчат. Оглянулся.

— Он идет. Проследи, Николан, чтобы Рорика немедленно отвезли домой. И позаботься о том, чтобы его постоянно охраняли.

Жители плоскогорья раздались в стороны, освобождая проход Ранно Финнинальдеру. Николан и Оратор стояли плечом к плечу, ожидая, пока самозванный глава Ферма приблизится к ним. Зловещая тишина повисла над котловиной. Взгляды присутствующих скрестились на главных героях.

— Я с ним разберусь, — прошептал Ослау. — Теперь закон на нашей стороне.

Ранно остановился в дюжине шагов.

— Я стою среди друзей. Я знаю, что народ плоскогорья не изменил отношения к этому человеку. Для них он по-прежнему виновен.

Ослау вскинул руку.

— Дальнейшая дискуссия на эту тему беспредметна. Даже если бы судьи не постановили отложить слушания, прибытие Рорика, сына Мацио Роймарка, не позволило бы продолжить процесс. Его необходимо отложить до той поры, пока Рорик не поправится.

Возможно, по этим словам Ранно понял, что состояние Рорика внушает опасения. В его глазах зажглась искорка надежды.

— Почему Рорика здесь нет? Народ плоскогорья желает его видеть. Как вы посмели спрятать его от всех?

— Он еще не полностью оправился от тяжелого ранения. И скакал все утро, так что сейчас нуждается в отдыхе.

Вероятно, в тот момент мысли Ранно занимал не столько Рорик, как Николан, а потому он шагнул к нему и заговорил на латыни, которую мало кто понимал.

— Только такой гордый и самоуверенный болван, как ты, мог явиться сюда. Они бы готовили плаху и точили меч, если бы этот овцевод не наложил в штаны от страха.

— На плаху ляжешь ты, — ответствовал Николан, — когда Рорик даст показания.

Ранно отступил на несколько шагов.

— Есть и другой вопрос, который я нахожу более актуальным, чем здоровье сына Мацио Роймарка. Правда ли, что его сестра Ильдико увезена гуннами?

— Правда, — кивнул Ослау.

Ранно, по-прежнему обращаясь к Николану, перешел на родной язык.

— Ты знаешь, что она должна была стать моей женой. При нашем последнем разговоре Мацио подтвердил прежнюю договоренность.

— Мне не известно ни о каких договоренностях! — воскликнул Николан.

Ранно смерял его взглядом.

— Ты узнаешь, что о ней известно всему плоскогорью. Несмотря на это ты не делал секрета из своих намерений самому жениться на ней.

— Мы так решили.

Лицо Ранно полыхнуло гневом.

— Ты пытался украсть обещанную мне невесту. На это я могу ответить только одним. Я вызываю тебя на Дуэль кнутов.

Ослау сжал пальцами руку Николана.

— Тщательно выбирай слова для ответа. Сейчас тебе с ним не справиться. Закон дозволяет перенести дуэль на несколько недель, дабы тот, кто получил вызов, мог подготовиться к ней.

— Не могу я переносить дуэль, — тихим голосом ответил Николан. — Неужели ты думаешь, что я смогу практиковаться с кнутом, зная, что Ильдико в руках Аттилы?

— Но, сын мой, что ты можешь для нее сделать?

— Возможно, и ничего. Но я должен быть рядом с ней. Чтобы использовать любую возможность придти ей на помощь.

Николан возвысил голос.

— Я полагаю тебя, Ранно Финнинальдер, ответственным за все беды, что обрушились на семью Роймарков. Я принимаю твой вызов.

— Поскольку на дуэль вызвали тебя, — напомнил Ослау, — твое право назвать время и место.

— Время? — вскричал Николан. — Сегодня. Здесь. Как только будут закончены необходимые приготовления.

— Впервые на моей памяти я нахожу, что полностью с тобой согласен, — последовал ответ Ранно. — Никаких задержек, ни на час, ни на минуту.