Часть 5 ОЗЕРО УЖАСОВ

Часть 5

ОЗЕРО УЖАСОВ

Глубокая тьма и тишина царили в обширном первобытном лесу раннего миоцена третичного периода. В кронах могучих деревьев не шевелился ни один листочек, так как слабый ветерок, который вечером прошумел по всему лесу, уже давно затих. Лишь тысячи ярких звезд мерцали на темном небосводе, который сливался с темнотой поверхности земли…

Внезапно где-то далеко на восточной стороне стало светлеть. Узкая полоска неба начала окрашиваться в золотой цвет. Прошло немного времени — и весь восток уже горел золотым и красным светом.

Первые лучи восходящего солнца разбудили какую-то птицу, отдыхавшую в кроне могучего орехового дерева. Вот зазвучала ее ликующая трель, потом короткие веселые напевки, и все это вместе слилось в радостную песню. Так птица приветствовала наступающий день. Простая птичья песня пробудила жизнь во всем лесу.

Этот огромный лес, казалось, не имел ни конца ни края. Местами он был лиственным — из разных видов дубов, буков, кленов, ореховых деревьев, ив, платанов, каштанов, а местами хвойным — из различных видов сосен, пихт, елей и тисов.

Многочисленные полянки с высокой травой и красивыми цветами, с порослью низких и высоких кустарников сменялись большими болотами и озерами, по берегам заросшими буйной растительностью.

Водную гладь мелких озер украшали великолепные брасении, среди круглых листьев которых желтели красивые цветы кувшинок, испускающие одурманивающий запах; на листьях этих кувшинок по вечерам устраивали свои концерты древние лягушки палеобатрахусы, которых было множество в этих болотистых местах.

Лишь изредка в лесах встречались некоторые виды пальм: это были последние остатки растений, некогда широко распространенных в этих краях, которые дольше других смогли сопротивляться не столько небольшому похолоданию, сколько континентальному климату, в конце олигоцена и начале миоцена наступившему во всей Центральной Европе.

С дальних гор в лес стекало несколько потоков, которые впадали в большое озеро, окруженное обширными, поросшими травой и кустарниками лугами.

Большие и красиво окрашенные бабочки перелетали с цветка на цветок, а различные насекомые ползали в траве и кустарниках. Это были, в первую очередь, жуки-долгоносики, камышевые жуки, жуки-дровосеки, разные муравьи, которые в низинах устраивали свои жилища под развесистыми кустами магнолий, под молодыми коричневыми деревьями или олеандрами, а выше на склонах гор — среди азалий, рододендронов и брусники.

Жужжащие шмели часто сгоняли с цветов разных лесных клопов, чтобы самим попить сладкого нектара. С места на место летали вездесущие мухи, которые нигде долго не задерживались, постоянно снуя туда-сюда, так как не могли преодолеть соблазна стольких заманчивых запахов. Когда же, наконец, устав, они садились, чтобы немного отдохнуть, то всегда выбирали такое место, где никто им не мешал и где они могли спокойно и без страха греться в потоке солнечных лучей.

Здесь и там опускались на кустарники и длинноносые комары; но если вблизи звучала скрипучая серенада саранчи, которой всюду было много, комары вскоре снова улетали. Берега озера были местом охоты быстрых стрекоз, которые как стрелы носились за высмотренной добычей; когда они ее настигали, то садились с ней на листья или стебли высокого камыша и спокойно ее пожирали.

На песчаных наносах в устье одного из потоков грелось несколько безобразных диплоцинодонтов. Сплющенная голова этих хищных крокодилов оканчивалась узкой и короткой пастью, вооруженной многочисленными острыми зубами, которые никогда не выпускали то, во что вцеплялись. Их тело было защищено очень толстой окостеневшей кожей, на спине и брюхе прикрытой костяными пластинами четырехгранной формы с низкой вершиной и глубокими ямками. Эти пластины составляли четыре продольных ряда, которые как панцирь защищали тело.

Диплоцинодонты лениво отдыхали после утренней охоты. Лишь несколько из них еще боролись в озере из-за большой дохлой саламандры, тело которой принесло потоком с далеких гор. Они возились около нее и рвали на куски, ударяя при этом хвостами так, что вода пенилась и высоко разлеталась во все стороны.

Но вот тело мертвой саламандры было разорвано в клочья и последним куском овладел один из диплоцинодонтов, который быстро исчез с ним в глубине. Когда поверхность воды успокоилась, оставшиеся диплоцинодонты стали осторожно вылезать на песчаную отмель, внимательно осматриваясь вокруг.

Когда они убедились, что им ничто не грозит, то медленно вышли из воды и спокойно легли на нагретый песок, повернув голову к зеленому берегу озера, а концы своих длинных хвостов держали еще в воде. Удобно улегшись друг около друга, а иногда и навалившись один на другого, они позевывали, открывая свои грозные безобразные зубастые пасти. Вскоре все уже лежали без движения, похожие на зеленоватые стволы деревьев, которые вода вынесла на берег и беспорядочно разбросала по песку.

Солнце припекало им бока и спины и заливало их горячими потоками тепла. Удобно положив свои морды на спины друг другу диплоцинодонты спокойно дремали, давая возможность как можно сильнее разогреться своей холодной крови. От приятного чувства сытости они прикрывали свои зеленые глаза.

Диплоцинодонты на суше были боязливыми, но в воде — отважными, свирепыми и бесконечно коварными, сущими водяными демонами, они нападали на свои жертвы, одолевали их и исчезали с ними в черной глубине озерных вод как темные призраки.

Где-то далеко в лесу бродило маленькое стадо первобытных оленей — палеомериксов. Это были маленькие, размером примерно с современных ланей, олени с хрупким туловищем на тонких ногах. Их нежные головы еще не украшали рога. Тело их было покрыто короткой, гладкой и густой шерстью желтовато-коричневого цвета, который на спине переходил в каштановый, на шее — почти в коричневый, тогда как брюхо и нижняя сторона шеи были белыми. Короткие хвосты обросли пучками тонких темно-коричневых волос.

Обычно они бродили по холмам и долинам у подножия высоких гор, могучая цепь вершин и пиков которых тянулась в необозримую даль. Эти горы, как гигантская стена, защищали область от бурь и смерчей.

В стаде весело резвились два маленьких детеныша, которые родились всего несколько недель назад в чаще низких орешников. Их светло-коричневая шерсть была покрыта белыми пятнами, беспорядочно разбросанными по всему телу.

Это были прелестные детеныши, еще такие неопытные и глупые, что боялись даже веселого журчания ручейка или жужжания больших мух. Они ходили с матерями, которые учили их многим полезным вещам. Но это было не столько ученье, сколько пробуждение инстинктов, унаследованных от бесчисленных живших до них генераций.

Маленькое стадо палеомериксов медленно направлялось к лугу около озера. Они спокойно шли через светлые леса, иногда отдыхая в тени развесистых крон старых деревьев; ловко пробирались через густые чащи и промежутки между стволами поваленных деревьев. Вожак-самец временами издавал резкие и отрывистые звуки, напоминающие переливчатый лай, которые помогали стаду держаться вместе в густом лесу. Два маленьких детеныша не спускали глаз со своих матерей, жались к их бокам или шли за ними по пятам, чтобы не потерять их в хаосе зеленых джунглей.

Но раньше чем стадо дошло до луга около озера, одного из детенышей страшно напугала большая сухопутная черепаха, которая вышла на кормежку. Но и черепаха испугалась боязливого рева детеныша и быстро скрылась в крепком панцире. Когда, однако, поняла, что это лишь маленький безобидный детеныш, то высунула голову из панциря и медленно продолжила свой путь к тому месту, где ей вчера удалось хорошо пообедать.

Когда стадо пришло на опушку леса, вожак остановился и стал принюхиваться. Он стоял не двигаясь, спокойно, так как ничего подозрительного не видел и не чувствовал. Затем вдруг резко махнул головой, чтобы отогнать назойливую муху, которая больно укусила его.

Хотя поблизости не было никакой опасности, тем не менее стадо стояло на опушке леса и ждало. Вожак-самец наблюдал за берегом озера, а остальные олени легли в тени развесистого орешника и стали отдыхать.

Однако раньше, чем они смогли двинуться в путь к озеру, недалеко от них из леса вышли несколько огромных мастодонтов. Это были похожие на слонов животные, но с более вытянутым черепом, более коротким хоботом и четырьмя короткими бивнями. Они медленно и важно шагали к озеру, чтоб напиться и выкупаться.

Мастодонты направлялись к месту, где грелись крокодилоподобные диплоцинодонты. Те, как только увидели, что к ним приближаются мастодонты, быстро очнулись от дремоты и не мешкая соскользнули в воду, исчезнув в глубине или в сплетении водных растений и своим неожиданным появлением перепугав множество самых разнообразных рыб.

Когда мастодонты подошли к берегу озера, двинулось в путь и стадо палеомериксов. Однако они не могли идти на водопой к знакомому месту, так как там уже были мастодонты. Поэтому вожак стал искать другое место, где все могли бы спокойно утолить жажду. Он продвигался вперед осторожно, потому что берег здесь был крутой. Когда они прошли через чащу низких верб, то вышли к удобному месту водопоя.

Все бросились к воде и стали жадно пить. Оба детеныша с любопытством опустили носики в воду, которая им попала в ноздри; они замотали головами и так испуганно зафыркали, что их матери обеспокоенно поглядели на них. Но, увидев, что случилось, спокойно продолжали пить, оставив детенышей учиться все делать самим.

Неподалеку от палеомериксов за небольшой чащей расположился старый и злой безрогий носорог ацератерий. Он стоял в воде и медленно пил мутную воду. Уже долго блуждал он в одиночестве и далеко обходил даже своих сородичей. Чем дальше, тем он становился все более раздражительным, и каждая мелочь могла привести его в бузумную ярость.

Когда палеомериксы утолили жажду, некоторые из них стали бродить вдоль берега, ища чего-нибудь съестного, а другие легли в траву отдыхать. Только два детеныша весело проказничали у воды. Глаза у них светились от радости, когда они забегали поглубже, и вода, разлетающаяся от их легких скачков, брызгала на разгоряченные тельца и приятно освежала. Но радость их была короткой.

Когда один из резвившихся детенышей подбежал к месту, где из воды росло несколько больших пучков камышей, он вдруг пронзительно заверещал и мгновенно был втащен в воду.

Второй детеныш, увидев что страшная крокодилья пасть утащила в мутную воду его сородича, начал испуганно блеять. Прежде чем сюда прибежала его мать, а за ней и остальные палеомериксы, водная гладь почти успокоилась. Лишь несколько больших пузырей поднялось из глубины, где диплоцинодонт начал свое пиршество.

Визг детеныша вывел из состояния покоя и носорога ацератерия. Злобно заморгал он маленькими глазками и как молния выскочил из воды. В несколько шагов он пересек чащу и с бешенством бросился на стадо. Вожак палеомериксов издал резкий предостерегающий рев и быстро побежал к лесу. За ним бежали остальные. Носорог мчался за ними по пятам со зловещим сопением, но, когда палеомериксы исчезли в чаще леса, внезапно повернулся и медленно побрел обратно к озеру.

Несколько уток быстро исчезли в камышах, а за ними проплыла и пара красивых лебедей. Ничто уже не напоминало о недавней трагедии.

Где-то далеко отсюда в лесу легло на отдых стадо напуганных палеомериксов. К одной оленихе жался ее детеныш, дрожащий от усталости и страха после пережитого ужаса. Олениха легонько лизала головку своего детеныша розовым языком, успокаивая его. Зато олениха, детеныша которой утащил крокодил, все время блуждала вокруг стада, как будто кого-то искала или ожидала…