Дэвид Линч. Легко ли жить с исчадием ада?
Дэвид Линч. Легко ли жить с исчадием ада?
Дэвид Линч
Американский режиссер Дэвид Линч пользуется мировой известностью как гениальный режиссер, подтверждающий своей жизнью и творчеством, что гений и злодейство – вещи вполне совместимые. Он не только шокирует зрителей каждой новой работой, но и изощренно дразнит их воображение. Например, ни один режиссер до Линча не решился снять детективный телесериал, в котором не удостоился раскрыть загадку кровавых убийств. У зрителей, месяцами не отходивших от экрана и ждавших развязки кинофильма «Твин Пикс», нервы сдавали до такой степени, что они устраивали демонстрации и выходили на улицы под лозунгами «Требуем ответа: назовите нам имя убийцы Лоры Палмер!».
Линч с удовольствием наблюдал за подобным ажиотажем из окна собственного дома, расположенного в непосредственной близости от морга. Он был доволен произведенным впечатлением и откровенно смеялся, глядя на возбужденную толпу. Он наслаждался так же остро, как и тогда, когда создавал своих монстров – человека-слона, бандитов, более похожих на зверей, нежели на людей, чудовище с ластиком вместо головы…
Линч никогда не играл, он старался эпатировать кого-либо намеренно. Просто это был его образ жизни. Сколько Дэвид себя помнил, он был, мягко говоря, экстравагантен, но люди с более высокими моральными понятиями иногда думали, что Линч – порождение ада, некий страшный «ребенок Розмари», и его родители нисколько не были виноваты в том, что их сын родился таким…
Отец Линча был лесником, и все детство мальчика прошло в лесной глуши. Уже в это время встревоженный родитель начал замечать в сыне задатки садиста. При этом свои «шалости» он проделывал с невинностью ребенка, просто изначально не имеющего ни малейшего представления о различии между добром и злом, как будто эти понятия атрофировались в нем при рождении. Он мог вытащить из гнезда беспомощного птенца, схватить его за крыло и притащить трофей отцу, который неизвестно почему не желал его хвалить, и только лицо его делалось темным от гнева. «Немедленно отпусти птенца, он живой, а не игрушка», – сурово говорил лесник. Но откуда в его сыне могло быть столько откровенной жестокости, делающейся еще более страшной от своей невинности? Он мучает животных, глядя при этом на родителей чистыми детскими глазами: а что он такого сделал, чем они недовольны? Наверное, предположил отец, его портит полное отсутствие общения с людьми: мальчик совершенно оторван от жизни, он не видит сверстников и, вероятно, одичал в лесной глуши.
«Ребенка надо срочно спасать», – подумал отец и решил сменить работу. Ради Дэвида он перебрался из леса в город Миссола в штате Монтана. К этому времени его сыну исполнилось уже 14 лет. Он стал ходить в школу и быстро обзавелся приятелями, поскольку обладал недюжинными качествами лидера. Правда, если компания мальчиков до того, как в нее вошел Линч, ничем не отличалась от всех прочих, то теперь она решительно изменилась.
Дэвид превратился в заводилу, причем игры, придуманные им, были странными и опасными. Он самостоятельно изготавливал гранаты и наблюдал, как они станут действовать. Например, что будет, если подложить гранату в школьную клумбу с цветами? Или как поведет себя эта смертоносная штука в бассейне? И на воздух взлетали маргаритки и астры, а из бассейна взметался столб воды, затапливая расположенную поблизости детскую площадку. Особый восторг у Дэвида вызывало то обстоятельство, что во всех соседних домах взрывной волной выбивало окна и осколки стекла сыпались на мостовую градом.
Мальчишки, приятели Дэвида, тоже визжали от восторга, но на всякий случай бросались наутек, чтобы не попасться на глаза бдительным представителям власти. Однажды лучший друг Дэвида Джим Килер не успел убежать, и граната разорвалась в нескольких метрах от него. Взрывом ему оторвало ногу, и он, потеряв сознание от болевого шока, так и остался лежать на траве.
Дети были шокированы этим страшным происшествием. Они все сидели молча в приемном покое больницы и избегали встречаться глазами друг с другом. И только Дэвид был занят. Он тихо сидел в укромном уголке и, судорожно сжав карандаш, быстро зарисовывал что-то в школьной тетрадке. Один из мальчиков, заметив необычное поведение Дэвида, осторожно заглянул ему через плечо и похолодел от ужаса. Линч нарисовал взрыв, разлетающиеся во все стороны огненные языки, пылающие кусты. И среди всего этого кошмара, на переднем плане, крупно мальчишка изобразил оторванную ногу своего друга Джима, плавающую в луже крови. Возмущенный школьник вырвал из рук Линча тетрадку и отшвырнул ее далеко в сторону.
В этот момент из больничной палаты медленно вышел отец Джима, художник Бушнел Килер. Он был бледен, а глаза его покраснели от слез. Он взглянул себе под ноги и увидел картинку, валявшуюся на полу. Бушнел наклонился и поднял тетрадку. Он долго вглядывался в ужасный рисунок, а потом тихо спросил: «Кто это нарисовал?».
Дети молчали, сгорая от стыда за своего товарища. Линч наконец решился. «Это мой рисунок», – заявил он и вжал голову в плечи. Он думал, что Бушнел начнет кричать, а может быть, даже ударит его… Но Бушнел словно находился в прострации, и голос его звучал отрешенно и почти безразлично. «У тебя большой талант, – глухо произнес он, – ты обязан учиться живописи. Через несколько дней приходи ко мне: я стану учить тебя». Как ни был напуган Дэвид, он почувствовал в этот момент огромное удовлетворение, первое острое наслаждение.
Когда Бушнел Килер немного пришел в себя от постигшего его несчастья, он начал давать уроки рисования Линчу. Килер занимался с мальчишкой в собственной мастерской и специально для него установил там второй мольберт. Этот человек не любил много говорить, а после того, что произошло с его сыном, стал еще более замкнутым. Иногда проходили недели, а он не удостаивал Дэвида и пяти слов, и все же он учил его всему, что знал и умел сам.
Линчу было уже 17 лет, когда он пришел в мастерскую Бушнела и не увидел своего мольберта на привычном месте. Килер был занят упаковкой вещей своего ученика. Педантично и аккуратно он упаковал все его инструменты, краски и кисти.
Потом он ненадолго задумался и положил в сверток несколько своих любимых кистей. Он подал Дэвиду сверток и сказал: «Больше не приходи ко мне. Я научил тебя всему, что мог. Больше тебе тут делать нечего. Теперь тебе надо поступать в Академию изящных искусств в Филадельфии». С этими словами он вытолкнул изумленного Дэвида за дверь и решительно захлопнул ее.
Линч сделал именно так, как советовал ему учитель. Он отправился в Филадельфию и совершенно самостоятельно, практически играючи поступил в академию. Он впервые находился в большом промышленном городе. Ему безумно нравилась Филадельфия. Здесь не было уюта, характерного для маленького провинциального города. Глаз поражали изломанные и непривычно резкие линии промышленных кварталов. Дэвид с наслаждением вдыхал запах горящей резины. Его буквально захлестывали новые впечатления, будоражащие нервы. Он чувствовал всем своим существом упоительную эстетику смерти и грязи.
Дэвид отличался привлекательной внешностью и очень скоро нашел себе супругу. У него были средства на приличную квартиру, но Линч выбрал самый дешевый, бедный и грязный район города, где снял квартирку непосредственно напротив морга. Он часто смотрел на это здание и мог рисовать его часами, задумчиво всматриваясь в улетающий в небо серый дым крематория.
Поскольку район был бедным, в нем процветала преступность. Как-то раз прямо под окнами Дэвида ранним утром был найден расчлененный труп человека. Полицейских, прибывших на место трагедии, едва не выворачивало наизнанку, но Дэвид не отходил от окна, с нескрываемым интересом наблюдая происходящее действо. Его интересовало буквально все: расчлененные части тела, лица полицейских, забиравших останки, и в его голове зарождался новый, гениальный, по его мнению, замысел.
Супругу Дэвида Пегги Риви можно было назвать во всех отношениях идеальной женой. Пока ее супруг вынашивал свои грандиозные замыслы, женщина зарабатывала на жизнь, готовила ему вкусные обеды, и, кроме того, она была непоколебимо уверена, что ей выпала честь стать женой поистине великого человека, самого талантливого художника всех времен и народов, которого ждет всемирное признание.
Однажды она вернулась с работы усталая и озабоченная лишь тем, чем бы порадовать своего любимого Дэвида на ужин, и вдруг ее глазам предстала страшная картина. Муж наклонился над тазиком, по локоть погрузив руки в кровавое месиво. Пегги дико закричала от ужаса, а Линч беззаботно улыбнулся и заявил: «Это будет моя новая картина. Она станет шедевром, и я уже придумал для нее название: “Набор для создания цыпленка”». И он хладнокровно и тщательно прилепил к заготовленному холсту куриную лапку, рядом с уже красующимся там крылышком.
Пегги молчала, не в силах произнести ни слова, а Дэвид продолжал свои объяснения: «Как я выяснил, все организмы напоминают конструктор. Если человека разъять на части, он станет тем же конструктором, похожим на те, которыми забавляются дети. Я уже решил, что сделаю большую серию подобных работ». В тот раз Пегги сдержалась и нашла в себе силы ничего не рассказывать мужу о своих эмоциях, хотя ее неудержимо мутило.
Вслед за несчастным цыпленком на холст отправились наборы из рыбы. Следующей, по мысли Дэвида, должна была стать мышь. Линч, целиком погруженный в работу, разделывал зверька на кухонном столе и не заметил, как в кухню вошла квартирная хозяйка. Она не обладала мужеством Пегги, а потому художника оторвал от занятия дикий визг женщины. Когда он поднял голову от стола, то увидел, что хозяйка забилась в угол и, не в силах оторвать взгляд от жуткой картины, кричит громко и пронзительно. Она долго не могла успокоиться и, видимо, находилась в состоянии глубокого шока. Этой женщине было абсолютно чуждо понятие о творческом вдохновении.
Дэвид не стал утешать безмозглую даму и просто заткнул уши ватой, не прекращая своего занятия. Кончилось тем, что, взбудораженные криками хозяйки, соседи вызвали полицию. Со служителями закона пришлось разговаривать. С ними вообще не стоило спорить, и им так же было наплевать на вдохновение и неудержимый полет фантазии непризнанного гения. Они убедительно доказали Линчу, что подобными вещами заниматься все-таки не стоит. Возмущенный Дэвид был вынужден снять со стен уже готовые творения. Они уже протухали и издавали сильную вонь. В этот день Пегги была счастлива по-настоящему.
Так на время завершились эксперименты Дэвида в жанре инсталляции. Вскоре он понял, что кино не менее убедительно способно воздействовать на души зрителей. Вскоре Линч снял свою первую работу, используя простую любительскую камеру. Творение называлось «Шесть блюющих мужчин». Длительность первого фильма будущего мастера составляла всего одну минуту.
По замыслу Дэвида этот фильм не должен был просматриваться на обычном экране: для него лучше подходили сделанные из гипса три фигуры. «Музыкальное сопровождение» тоже предусматривалось – безумный вой полицейских сирен. Эту работу Дэвид продемонстрировал в Академии изящных искусств, причем на просмотре присутствовал только очень узкий круг избранных – утонченных интеллектуалов. Наконец-то Дэвид получил свое первое признание. Ему оглушительно аплодировали, а потом решили всем миром собрать начинающему гению средства на полнометражную картину.
Линч снял фильм под названием «Голова-ластик», и теперь уже широкая публика буквально задохнулась от восторга. Газеты пестрели хвалебными статьями о новом слове и перевороте в кинематографии, произведенном Линчем. Альтернативная молодежь назвала Дэвида своим кумиром и предводителем. Однако сюрреализм к этому времени уже выходил из моды, поэтому семье Линчей приходилось довольствоваться исключительно сознанием гениальности главы семьи. Никакого реального дохода его произведения не приносили. Пегги приходилось надрываться на работе с раннего утра до поздней ночи. Она выбивалась из сил, поскольку ей приходилось кормить и мужа, и ребенка: в семье режиссера уже появилась дочка Дженифер. Рождению ребенка Дэвид радовался, и Пегги часто рассказывала подругам, каким ласковым и внимательным отцом оказался ее супруг.
Он действительно был чересчур внимательным, слишком любвеобильным, нежели это положено нормальному отцу. Однажды Пегги пришла с работы, предвкушая, как накормит мороженым мужа и дочку. В доме царила странная, очень подозрительная тишина. Почему-то осторожно и медленно Пегги прокралась в гостиную на цыпочках и оцепенела. На мгновение ей показалось, что, вдохнув, она не сможет выдохнуть. В центре ковра в гостиной возвышалась огромная отвратительная куча грязи. «Что это?» – закричала Пегги.
В ответ на ее вопли из кучи грязи показались перепачканные лица Дэвида и 9-летней Дженифер. Дэвид обиженно заявил: «Это вовсе не грязь, а глина, и вообще – это не куча, а замок – ты разве не видишь? Мы здесь живем!». Пегги еще раз сдержалась. Она только вздохнула и пошла в кухню за ведром и тряпкой. Однако, как оказалось, и ее терпение имело свой предел, хотя эта женщина и являлась сущим ангелом во плоти.
Дженифер подросла, и Дэвид стал брать ее с собой на сомнительные вечеринки, те, на которые не принято брать своих жен. Пегги возмутилась на это раз по-настоящему, но муж опять ее не понял. Он не видел в своем поведении ничего предосудительного. «Дженифер – моя подружка», – заявил он откровенно. Пегги подала на развод и с тех пор Дэвида больше не видела. Любвеобильный отец забыл о том, что у него была такая хорошая подружка для вечеринок, как Дженифер.
Холостяком он пробыл недолго: женился на Мэри Фиск, сестре своего друга. Брак продлился совсем короткое время, хотя у супругов за это время успел родиться сын. Эта женщина, как оказалось, смыслила в искусстве еще меньше, чем Пегги. Она взорвалась после одной из характерных для Линча выходок. Дэвид решил сфотографировать маленького сына внутри овцы со вспоротым брюхом. В ответ на протесты Мэри он пытался разъяснить, что именно так, символично, видит рождение Иисуса Христа, но подобное объяснение не могло вразумить столь далекое от искусства создание, как Мэри.
Линч был оскорблен до глубины души. Он заявил жене, что идет за сигаретами, и больше не вернулся. Мэри пришлось общаться только с его адвокатами, которые принесли ей бумаги о разводе. Как и о любимой дочке, Дэвид мгновенно забыл и о существовании сына. Он вспомнил о нем только через несколько лет. В то время режиссер занимался съемками своего знаменитого фильма «Твин Пикс», и в каком-то эпизоде ему понадобился ребенок для съемок. Линч вспомнил, что когда-то давно, чуть ли не в прошлой жизни, был женат на грубой женщине Мэри Фиск. Он даже сделал попытку с ней связаться (только ради высокого искусства, разумеется). В этот момент и выяснилось, что сын понятия не имеет, кто его отец. Бывшая жена также не желала иметь никаких отношений с гениальным режиссером.
Сам Дэвид Линч считал, что по-настоящему любил только один раз в жизни. Его избранницей оказалась несравненно красивая незнакомка. Он случайно увидел ее за столиком в ресторане, куда зашел провести время с приятелем. Он не мог оторвать глаз от этой девушки. Дэвид набрался мужества, подошел к ней и выпалил: «Вы так несравненно прекрасны, что могли бы говорить всем, будто ваша мать – Ингрид Бергман!». Красавица ослепительно улыбнулась и от души рассмеялась. За спиной Дэвида покатывался со смеху его друг. «Дэвид, ты просто набитый дурак, – сказал он, давясь от хохота. – Это же и есть на самом деле дочь Ингрид Бергман. Ты что, не узнал Изабеллу Росселлини?».
Это была любовь с первого взгляда, во всяком случае для Изабеллы, а Дэвид считал ее своей счастливой звездой, своей музой. Он снял жену в картине «Голубой бархат». Однако, как оказалось потом, у Изабеллы обнаружился ужасный недостаток: она не могла играть роль няньки, обслуживающей гения. Изабелла обладала независимым умом и не хотела идти на поводу у мужа.
Разрыв произошел после того, как Линч предложил Изабелле главную роль в сериале «Твин Пикс». Росселлини, наслышанная о съемках в проклятом Богом городке у канадской границы, где смешались реальность и наваждение и происходили многочисленные несчастья с людьми, наотрез отказалась ехать туда и пыталась отговорить Дэвида от безумного шага. Но того дразнила и пьянила опасность. Он вновь чувствовал высшее наслаждение, словно перед ним распахнулась дверь в ад и он мог беспрепятственно проникнуть туда. Изабелла очень серьезно относилась к отрицательным источникам энергии, и ей было известно, что, узнав о намечавшихся съемках, к режиссеру специально пришел местный житель – индеец; он предупредил, что работа в этом районе закончится печально для всех членов группы. Изабелла просто не могла сниматься в самом эпицентре мирового зла. Тогда Линч и принял решение о разводе. Она не хочет сниматься – и не надо, не разделяет его вкусов – значит, незачем жить вместе. Он заменил Изабеллу китаянкой Джоан Чен, а потом объявил Росселлини, что принял решение расстаться «ввиду полного непонимания, разности характеров и разжигания непримиримых противоречий». Дэвид быстро собрал все свои вещи и покинул Изабеллу.
Так кончилась единственная в жизни любовь Линча. Он снова выступил инициатором разрыва, и если сам пережил крушение своего идеала легко и безболезненно, то Изабелла после ссоры с ним тяжело заболела и была вынуждена долгое время лечиться в клинике от душевной раны. Журналисты со всех сторон осаждали Дэвида, интересуясь причинами развода, а тот сделал оригинальное заявление: «Вы хотите знать, почему мы с Изабеллой расстались именно сейчас, а не раньше? Я долго ждал, когда она поймет, что я жду от нее подарка – улыбающуюся собаку». Он имел в виду недавний подарок Изабеллы – симпатичного щенка. Принимая из ее рук собачку, Линч заявил, что уверен, будто щенок улыбается; это единственная в мире собака, способная улыбаться! На следующий вопрос, касавшийся того, навещает ли Дэвид больную Изабеллу, тот ответил: «Что вы, я просто не могу бывать в больнице. Там на редкость отвратительный специфический лекарственный запах. Я его просто не переношу».
Дэвид Линч
Дэвиду Линчу исполнилось 54 года. Его дом находится на Беверли-Хиллз, рядом с моргом. Сам дом выглядит зловеще. Линч распорядился, чтобы вместо окон у его жилища было подобие амбразур. Из этих амбразур Линч по-прежнему смотрит, как в серое небо плывет серая струя дыма из труб крематория. Он наслаждается этим зрелищем. «Что поделать? – говорит он. – Ведь я – гений, а у каждого гения есть свои причуды». Теперь, когда ему не может помешать своими воплями хозяйка квартиры, он завесил все стены любимыми инсталляциями, как он называет их, «органическими конструкторами». Один из таких конструкторов носит название «Пчелиная доска». На этой доске застыли пчелы, наколотые булавками. Каждая пчела при этом имеет свое имя, например Джим, Сэм или Джон, что удостоверяют соответствующие таблички.
У Линча по-прежнему множество поклонниц, и они с пониманием относятся к неординарному таланту мастера. Некоторые из подарков таких женщин Дэвид очень ценит и даже держит в личном кабинете на самом почетном месте. Например, жемчужиной своей оригинальной коллекции режиссер считает законсервированную женскую матку в стеклянной колбе. Это собственная матка одной из поклонниц, которая взяла ее на память после перенесенной операции специально, чтобы преподнести в качестве сувенира любимому режиссеру.
Линч снова женат, на этот раз на Мэри Суини, которая, как и его прежние жены, не в восторге от безумных пристрастий своего супруга. Ей отвратительна эта чужая матка, на которую она каждый раз вынуждена смотреть при уборке кабинета Дэвида. «Ты ничего не понимаешь, – говорит ей Дэвид. – Это мертвый символ жизни». Мэри пока еще терпит и, подобно первой жене гения, Пегги, тяжело вздыхает. Ее беспокоит только одно: не зашел бы случайно в отцовский кабинет их сын, 8-летний Рейли. Втайне Мэри думает, что было бы лучше, если бы отец и сын вообще не встречались, и она прилагает все усилия к тому, чтобы свести их общение к минимуму. Она надеется, что ее гений еще долго будет увлечен работой над очередным сериалом. «Хорошо, если бы это длилось вечно», – думает несчастная Мэри.
Она уже пыталась убедить своего безумного мужа, насколько тот не прав: «Тебя просто притягивают опасные места, – говорила она. – Но самое страшное то, что ты подвергаешь опасности не только себя, но и всех, кто находится с тобой рядом. Вся эта потусторонняя гадость обладает свойством становиться реальностью!». Вскоре Мэри узнала, что один из участников сериала «Твин Пикс», Фрэнк Сильва, исполнявший в фильме роль главного злодея и с тех пор не снимавший джинсового костюма, который он носил на съемках, погиб при трагических и загадочных обстоятельствах. Когда она рассказала об этом мужу, тот отреагировал странно: «Выходит, он взял на себя мои ошибки».
Мэри была шокирована. Она просто не знала, что индеец, предупредивший об опасности съемочную группу, давно уже разгадал характер ее мужа. Он сказал: «Я понял, что вы и не собирались покидать это проклятое место. Таких, как вы, мы, индейцы, называем “человек-дыра”. Вы питаетесь чужими отрицательными эмоциями, сеете вокруг себя зло и пожинаете его сами». А Кайл Маклахан, исполнитель главной роли, говорил: «Линч утверждал, что может работать, только балансируя над пропастью. Ну и пусть работает как хочет, но зачем тянуть за собой остальных?». Видимо, эта истина скоро откроется и последней жене гения – Мэри Суини…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.