Глава III Каким образом и почему Французская революция, будучи революцией политической, происходила по образу религиозной

Глава III

Каким образом и почему Французская революция, будучи революцией политической, происходила по образу религиозной

Все революции — как гражданские, так и политические — имели свое отечество и ограничивались им. У французской революции не было определенной территории. Более того, в известном смысле в результате ее были стерты старые границы на карте. Она сближала и разводила людей, невзирая на законы, традиции, характеры, язык, превращая порой во врагов соотечественников, а чужеземцев делая братьями. Точнее сказать, поверх всех национальностей она создала единое интеллектуальное отечество, гражданами которого могли сделаться люди любого государства.

В анналах истории вы не найдете ни одной политической революции, сходной в этом отношении с французской — подобный характер можно обнаружить только в некоторых религиозных революциях. Таким образом, если мы хотим проникнуть в смысл французской революции при помощи каких-либо аналогий, нам нужно сравнивать ее именно с революциями религиозными.

В своей «Истории тридцатилетней войны» Шиллер справедливо замечает, что великая реформа XVI века внезапно сблизила народы, едва знавшие друг друга, и тесно связала их новыми симпатиями. И действительно, в те времена французы сражались против французов, а англичане принимали в этом участие; рожденные на берегах Балтики проникали в самое сердце Германии, чтобы защитить немцев, о которых ранее никогда не слыхивали. Все внешние войны приобрели некоторые черты междоусобных войн, а во всех междоусобных войнах сражались чужеземцы. Прежние интересы каждой нации были забыты ради новых интересов; территориальные вопросы уступили место вопросам о принципах. К великому изумлению и сожалению политиков того времени все правила дипломатии оказались смешанными и перепутанными. Совершенно то же случилось в Европе и после 1789 г.

Таким образом, французская революция представляет собой политическую революцию, в некотором отношении принявшую вид революции религиозной и действовавшую ее приемами. Вот специфические черты, довершающие сходство: как и революции религиозные, французская революция выходит далеко за пределы своей страны и делает это при помощи проповеди и пропаганды. Взгляните на это новое зрелище: политическая революция, вдохновляющая прозелитизм, столь же страстно проповедуемая иностранцами, сколь ревностно проводимая у себя. Среди всех диковинок, что французская революция продемонстрировала миру, это явление, без сомнения, самое новое. Но не будем на нем останавливаться, продвинемся немного вперед и посмотрим, не стоит ли за сходством в последствиях какое-либо скрытое сходство в причинах, их порождающих.

Как правило, религия рассматривает человека самого по себе, не обращая внимания на особенности, накладываемые на общую основу законами, привычками и традициями какой-либо страны. Основная цель религии — урегулирование отношений между человеком и Богом, права и основные обязанности людей вне всякой зависимости от формы общества. Предписываемые религией правила поведения относятся не столько к гражданину определенной страны и эпохи, сколько к сыну, к отцу, к рабу, к господину, к ближнему. Обращаясь к самим основам человеческой природы, религия может быть одинаково воспринята всеми людьми без исключения и применена повсеместно. Отсюда становится понятным, почему религиозные революции имеют столь обширный театр действий и в отличие от политических революций редко ограничиваются территорией проживания одного народа или даже одной расы. И если мы рассмотрим этот предмет еще ближе, мы обнаружим, что чем более абстрактный и общий характер носит религия, тем более широко она распространена вопреки различиям в законах, климате или характере людей.

Все языческие религии античности были более или менее связаны с политическим или социальным устройством каждого народа и даже в своих догмах сохраняли определенные национальное, а часто и местное лицо, и в силу этого обычно замыкались в определенных границах, за которые не распространялись обычно никуда. Они порождали иногда нетерпимость и преследования, но прозелитизм был им совершенно незнаком. Вот почему у нас на Западе до появления христианства не было значительных религиозных революций. Легко преодолев все барьеры, остановившие в свое время язычество, христианство быстро покорило значительную часть человечества. Я полагаю, что эту святую религию ни в коем случае не оскорбит признание того факта, что частично своим триумфом она более, чем какая-либо другая религия обязана освобождению от всего специфически присущего тому или иному конкретному народу, той или иной конкретной форме правления, общественному состоянию, эпохе, расе.

Французская революция преобразовывала современный ей мир точно таким же образом, каким религиозная революция преобразовывала свой. Она рассматривала гражданина с абстрактной точки зрения, вне конкретного общества, подобно тому как религиозные революции имели дело с человеком вообще, независимо от страны и эпохи. Ее занимал вопрос не только об особых правах французского гражданина, но и об общих правах и обязанностях людей в области политики.

Именно так — восходя к менее частым и, так сказать, более естественным началам общественного строя и правления, — она и смогла стать всем понятной и повсеместно доступной подражанию.

Поскольку внешне французская революция стремилась более к возрождению всего человечества, нежели к реформированию Франции, она разожгла страсти, доселе неведомые самым яростным политическим революциям. Она вдохновила прозелитизм и породила пропаганду. Именно в силу этого она и приобрела вид религиозной революции, столь ужасавший ее современников; точнее, она сама стала чем-то вроде новой религии — хотя и несовершенной, лишенной Бога, культа загробной жизни, но тем не менее подобно исламу наводнившей землю своими солдатами, апостолами и мучениками.

Впрочем, не следует полагать, что используемые французской революцией методы были абсолютно беспрецедентными, а рожденные ею идеи — совершенно новыми. Во все века, включая и средневековье, существовали проповедники, которые пытались изменить устоявшиеся обычаи, и с этой целью обращались к всеобщим законам человеческого общества и противопоставляли устройству их собственной страны естественные права человека. Но все эти попытки провалились: факел, от пламени которого в XVIII столетии загорелась вся Европа, в XV веке был легко потушен. Ведь для того, чтобы аргументы подобного рода возымели успех и привели к революции, в условиях жизни, привычках, нравах должны произойти определенные сдвиги, способные подготовить разум человека к восприятию этих идей.

Существуют эпохи, когда люди настолько разнятся меж собой, что идея единого закона, действительного для всех, им совершенно непонятна. В другие же периоды достаточно, чтобы образ подобного закона лишь смутно замаячил, чтобы сам закон был сразу же признан и люди устремились бы к нему.

Всего необычнее не то, что французская революция воплотила в жизнь выработанные ею приемы и методы — величие и новизна ее прежде всего в том, что одновременно множество народов подошли к такой точке развития, когда подобные методы и принципы с успехом и легкостью могли быть допущены и применены.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.