ПРИКЛЮЧЕНИЯ В БЕДЕСТАНЕ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ В БЕДЕСТАНЕ

Так мы с художником брели по улицам, а за нами шел осел, навьюченный дагерротипом — сложным и хрупким приспособлением, для установки которого нужно было выбрать самое удобное место. За улицей, которую я уже описывал, начинается крытый досками проход, где европейская коммерция демонстрирует самые изысканные товары. Этим своеобразным базаром заканчивается квартал франков. Мы свернули направо, затем налево, двигаясь среди все возрастающей толпы; шли по прямой как стрела улице, где любопытному взору открываются мечети, фонтаны, монастырь дервишей и базар, на котором торгуют английским фарфором и скобяными изделиями. Затем после бесчисленных поворотов улица делается более тихой, более пыльной, более пустынной; попадаются развалины мечетей, то там, то здесь видны полуразрушенные дома; шум и суматоха возникли только тогда, когда свора собак подняла отчаянный лай на нашего осла, но особенно их возмущали наши ужасные черные европейские костюмы. К счастью, мы вошли в какие-то ворота и оказались в другом квартале; собаки отстали от нас, недовольно ворча, но не переходя границ своих владений. Весь город разделен на пятьдесят три квартала, обнесенные стенами. Большинство этих кварталов принадлежит коптам, грекам, туркам, евреям и французам. Даже бездомные собаки, которые мирно живут и размножаются, и те признают это деление и не рискуют выходить за пределы своего квартала. Новая свора собак скоро явилась на смену прежней и проводила нас до увеселительных заведений, расположенных на берегу пересекающего Каир канала, который называют Халиг.

Мы очутились в своего рода предместье, отделенном каналом от городских кварталов; многочисленные кофейни и казино тянутся по одному берегу, тогда как другой представляет собой довольно широкий бульвар с несколькими пыльными пальмами. Вода в канале зеленая и почти стоячая, но длинная череда беседок и решетчатых загородок, увитых виноградом и лианами, примыкающих к кофейням, представляет собой радостное зрелище, в воде отражаются пестрые костюмы курильщиков. При ярком дневном свете загораются лампы — стеклянные сосуды, наполненные маслом, на длинных хрустальных кальянах мерцают огни, а в чашечках, оплетенных золоченой филигранью, которые разносят черные слуги, переливаются золотисто-янтарные ликеры.

После недолгой остановки в одной из таких кофеен мы переправились на противоположный берег Халига и на специальных колышках установили аппарат; теперь дневное светило могло проявить себя в качестве пейзажиста. Развалины мечети с причудливым минаретом, стройная пальма, устремленная ввысь из зарослей мастиковых деревьев, — вот из чего можно составить полотно, достойное кисти Марильи[11]. Мой спутник пришел в восторг, и, пока солнце трудилось над свежеполированными металлическими пластинками, я решил, что настало время изложить ему свою проблему, задавая вопросы в письменном виде, при помощи карандаша, на которые художник, несмотря на свой физический недостаток, мог отвечать в полный голос.

— Не женитесь, — закричал он, — ив особенности не вздумайте надевать тюрбан. О чем вас просят? Чтобы у вас в доме жила женщина? Прекрасная мысль. Ко мне приходит столько женщин, сколько я пожелаю. Торговки апельсинами в синих туниках, с серебряными браслетами и гривнами очень хороши собой! У них фигуры, как у египетских статуй: пышная грудь, точеные руки и плечи, округлые бедра, стройные ноги. Если бы на них надеть древние уборы с головкой ястреба, перевязь вокруг плеча и дать в руку крест — анх, то они бы походили на изображения Исиды и Хатхор.

— Но вы забываете, — возразил я ему, — что я-то не художник, а у этих женщин есть мужья и родные. Все египтянки носят покрывала, как угадать, хороши ли они собой? К тому же я еще не знаю ни одного слова по-арабски. Как уговорить их?

— Ухаживать за женщинами в Каире строжайше запрещено, но любовь нигде не возбраняется. Вы видите женщину, и по ее походке, фигуре, изяществу, с которым она одевается, по чему-то неуловимому, что исходит от ее прически или покрывала, вы догадываетесь, что она молода или что она хочет понравиться. Идите за ней следом, только и всего, и, если она посмотрит вам прямо в глаза в ту минуту, когда почувствует, что за ней никто не наблюдает, поворачивайте сразу же к своему дому, она пойдет за вами. В том, что касается женщин, нужно полагаться только на самого себя. Драгоманы — плохие помощники в таком деле. Нужно самому приложить усилие. Так будет вернее.

^{Развалины мечети султана Буркуа в Каире}

В самом деле, размышлял я, простившись с художником и. оставив его за работой в окружении почтительной толпы, полагающей, что он занят каким-то магическим действом, почему я отказался от мысли понравиться женщинам? Да, они скрыты покрывалом, но я-то на виду! Моя светлая кожа может иметь в эторг стране своеобразное очарование. Во Франции я выглядел заурядным дамским угодником, но в Каире я приятный для женских глаз северянин. Мой европейский костюм, привлекающий своры собак, имеет то достоинство, что я по крайней мере буду замечен, а это уже немало.

И впрямь, когда я снова очутился на шумной улице, толпа в изумлении расступалась при виде франка, разгуливающего в арабской части города без провожатых. Я останавливался перед лавками и мастерскими, рассматривал все вокруг с видом беззаботного гуляки, вызывая в ответ лишь улыбки. Прохожие строили догадки: «Он потерял своего драгомана», «Наверное, у него нет денег на осла»… Все жалели чужеземца, заблудившегося в сутолоке базара, в лабиринте улиц. Я же остановился и стал наблюдать за работой трех кузнецов, которые сами, казалось, были выкованы из меди. Они пели арабскую песню и в такт мелодии ударяли по металлическим заготовкам, которые по очереди клал на наковальню мальчик-подмастерье. Я ужаснулся, представив себе, что если один из кузнецов нечаянно собьется с такта, то раздробит ребенку руку. За моей спиной задержались две женщины, потешаясь над моим любопытством. Я повернулся и по их черным хабарам из тафты и покрывалам из зеленого левантина заключил, что они не принадлежат к классу торговок апельсинами с улицы Муски. Я забежал вперед, но они опустили покрывала и исчезли. Я двинулся вслед за ними и скоро очутился на длинной, тянущейся через весь город улице, которую то и дело пересекали ломившиеся от снеди базары. Мы вступили под величественный свод из резных балок в старинном стиле, где лак и позолота высвечивали бесчисленные изгибы прелестных арабесок. Возможно, здесь находился бедестан черкесов, где произошла история, которую рассказал коптский купец кашгарскому султану. Я словно попал в мир «Тысячи и одной ночи»! Разве не похож я на одного из молодых купцов, который по просьбе двух дам стал развертывать перед ними рулоны дорогих тканей, точно так, как Бедреддин показывал их дочери эмира? Я бы сказал им, подобно юноше из Багдада: «Позвольте подарить вам эту материю, тканную золотыми цветами, а взамен увидеть ваши лица, и я сочту, что мне заплатили с лихвой». Но, увы, они отвергли шелка из Бейрута, златотканую парчу из Дамаска, шали из Бурсы, которые охотно расстилает перед дамами каждый торговец. Здесь не было ни одной лавки; все товары выставлены прямо на полках, уходящих под своды арок. Наверху красовалась вывеска: вязь букв в окружении золотого орнамента. Продавец сидел скрестив ноги на небольшом возвышении, покуривая длинную трубку или кальян, а женщины, заставив одного торговца показать весь свой товар, окидывали его презрительным взглядом и переходили к другому торговцу.

Мои прелестные насмешницы непременно желали купить ткани из Константинополя. Константинополь — законодатель мод для Каира. С воплем «Истамбулдан!» («Это из Стамбула!») им показали ужасный набивной муслин. Они принялись громко восхищаться. Женщины повсюду одинаковы!

Я подошел с видом знатока; приподнял краешек желтой ткани в разводах бордового цвета и вскричал: «Тайеб!» («Прекрасно!») Кажется, мое замечание пришлось по вкусу; они остановили свой выбор именно на этой ткани. Торговец отмерил материю пиком[12] и поручил мальчику-посыльному отнести рулон.

^{Египетские женщины}

Мне вдруг показалось, что одна из молодых дам пристально посмотрела на меня, к тому же они явно не спешили, а когда оборачивались и видели, что я иду за ними, едва сдерживали смех, время от времени черная хабара приподнималась, позволяя рассмотреть белую маску — принадлежность к высшему классу; короче говоря, все эти едва заметные уловки, которые можно наблюдать у домино на маскараде в Опере, если оно пытается обольстить нас, говорили о том, что эти женщины не испытывают ко мне откровенной неприязни. Выходит, настало время обогнать их и идти к моему дому; но, увы, как его отыскать? В Каире нет табличек с названиями улиц, на домах нет номеров и каждый квартал, обнесенный стеной, сам по себе является сложнейшим лабиринтом. Из одиннадцати улиц десять заканчиваются тупиком. Терзаясь сомнениями, я по-прежнему не отставал от женщин. Мы вышли с многоголосого, разноцветного базара, где все так сверкает, что рябит в глазах, где роскошь товаров соседствует с величавой архитектурой и красотой главных мечетей, выкрашенных в поперечные желто-красные полосы, и углубились в сводчатые переходы, узкие, темные улочки с выступающими деревянными оконными решетками, как в средневековых городах Европы. Здесь очень прохладно и можно спрятаться от палящего египетского солнца. Это объясняет, каким образом большинству женщин удается сохранить матово-бледную кожу, ведь многие из них выезжают из города только для того, чтобы приятно провести время под сенью Шубры. Но почему меня заставляли совершать столько поворотов, по нескольку раз возвращаться на одно и то же место? От меня действительно пытались отделаться или же женщины шли за мной следом — правда, впереди меня — по пути, полному приключений? Мы свернули на какую-то улицу, где я уже проходил накануне. Я узнал ее по благоуханию, которое источал земляничник. Это столь любимое солнцем деревце простирает над стеной ветви, осыпанные пахучими желтыми цветами. Низкий, поставленный углом фонтан — благотворительное сооружение, предназначенное утолять жажду бездомных животных. Вот прекрасный с виду дом, украшенный лепниной по штукатурке; одна из дам вставляет в замочную скважину большой деревянный ключ, каким мне уже доводилось пользоваться. Не раздумывая, я бросаюсь вслед за ними в темный коридор и оказываюсь в просторном, тихом дворе, опоясанном галереями и украшенном затейливыми кружевами машрабий.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.